— Перья! — кричал Нолличек.
— Лён! — кричала Полл.
— Такой большой король вырос! — кричала Мамаша Кодлинг.
— Соль с сахаром смешала! — кричала Кухарка.
— Что тут происходит? — спросил с порога Дворецкий.
— Что тут творится? — спросил из окошка Садовник, привлечённый шумом, он приставил к стене дворца садовую лестницу.
— У него лён в голове! У неё перья в голове! — одновременно закричали Нолл и Полл.
— А такой большой король вырос! — в сердцах сказала Мамаша Кодлинг.
— Я из-за них соль с сахаром смешала! — пожаловалась Кухарка.
— Ну и дела! — протянул Дворецкий.
— Вот так-так! — сокрушённо сказал Садовник.
Следующие несколько минут шум в детской стоял невообразимый. Иногда вдруг можно было различить отдельные возгласы «Лён!» — «Перья!» — «Такой большой король вырос!» — «Соль с сахаром!» — «Вот так-так!»
— А ну, цыц!
Все расступились, и мгновенно воцарилась мертвая тишина. Посреди детской стояла Нянька и неодобрительно всматривалась в лица.
— Кто зачинщик?
Тишина.
Нянька окинула Нолличека цепким взглядом.
— Что ты можешь сказать в своё оправдание?
Нолличек обиженно ткнул пальцем в Полл:
— Она ногами топала…
— Кто начал-то? — возмутилась Полл.
— Ты!
— Нет, ты!
— Врёшь ты всё!
— Ладно, может, и я, — вздёрнула нос Полл. — Но ты обозвал меня скудоумной.
— Такая и есть! — сказал Нолличек.
— Нет!
— Да! — Нолличек топнул ножкой.
— Нет! — Полл тоже топнула ножкой.
— Ещё ты сказала, что у меня двойная натура! — захныкал Нолличек.
— А то какая же? — сказала Полл.
— Конечно, двойная!!! — сказали все таким дружным хором, что больше Нолличек спорить не мог.
Он зарделся, как маков цвет, и с плачем подбежал к Няньке:
_ Они меня ругают, а когда меня ругают, я очень ругаюсь.
— Иди прямиком в свою комнату, — промолвила Нянька самым суровым тоном, — зашторь окна, стань в угол и считай до тысячи.
Нолличек понуро побрёл к двери. А перед тем, как шагнуть за порог, обернулся, скорчил Полл рожу и прошипел:
— Перья!
— Лён! — завопила девочка.
— Цыц! — прикрикнула на неё Нянька. — Сама хороша! Иди к себе и считай до тысячи одного, и чур без пропусков, слышите — вы, оба!!!
И Нянька вытолкала их из комнаты. Следом исчезли Мамаша Кодлжнг, Кухарка, Дворецкий и голова Садовника в окне.
Долл осталась в детской вдвоём с ребёночком, который проспал весь этот тарарам, как сурок.
— Ой, бедная моя девочка, — запричитала Долл. — Что же нам делать? Беляночка моя голубоглазонькая, льняной цветочек на стебельке… Мне же в жизни столько льна не спрясть! Что делать-то, доченька? Неужто я и крестин твоих не увижу, не доживу…
Долл ярко представила соседнюю комнату с горой льна под самый потолок, и вздохи её превратились во всхлипы. Она закрыла лицо ладонями, и…
— Чего слёзы льёшь? — послышался голосок совсем рядом, возле самого её локтя.
— Тебе что за дело? — всхлипнула Долл и отняла руки от лица. — Ой! Это ты, что ли?..
Около неё стоял Прядильный бес… Стоял и молодцевато покручивал хвостик.
— Я! Я! Я! — противно; хихикнул он. — А то кто же!
— Зачем пришёл? — спросила Долл.
— Ой-ёй-ёйI За то-бой! — нараспев сказал бес и снова хихикнул. — Она ещё спрашивает! Год-то кончился, Долл Кодлинг, ты теперь моя!..
— Ты что ерунду-то мелешь? — возмутилась Долл.
— Это не ерунда, а чистая правда. Ты моя! — сказал бесёнок.
— Ничего подобного, мистер как бишь тебя?..
— А вот как бишь меня ты и не знаешь, — хихикнул бес. — И не узнаешь, покуда я тебя отсюда не умыкну и не упеку в такую глухомань, где ты лица человечьего не увидишь, речи человечьей не услышишь.
И бес, злорадно пританцовывая, забегал по детской. Наконец он сунул нос в колыбельку.
— Что это у тебя завелось, Долл Кодлинг? Никак детёныш? — И он протянул к малышке, чёрную, страшную лапу. Долл поспешно схватила ребёнка и прижала к груди.
— Не смей трогать, мерзкая нечисть! Прочь от моего ребёнка!
— Ты, наверно, любишь детёныша, — вкрадчиво сказал бес.
— Люблю.
— Жаль было бы расстаться?
— Конечно. Но я не собираюсь с ней расставаться! Маленькая моя, солнышко мое, никогда с тобой не расстанусь, — заворковала Долл над младенцем.
— Ой ли? — хихикнул бес. — Что ж, проверим, королева Долл. Не угадаешь моё имя с девяти попыток, расстанешься со своим сосунком сей же час.
— Ты сжалишься! Ты не посмеешь! — воскликнула Долл.
— Ещё как посмею. А жалости во мне нет, поскольку хранить её негде. Сердца-то тоже нету! Хи-хи-хи! Пробуй ровно девять раз — станешь ты моей в тот час. Ну, говори!
— Билл, — предположила Долл.
— Неправильно, — сказал бес. — Это был раз! — И он закрутился веретеном от радости.
— Тогда Нед, — предположила; Долл.
— Неправильно! Это два! — И бес закрутился ещё быстрее.
— Может, Марк.
— Неправильно! Это три!
— Савд?
— Неправильно! Это четыре!
— Неужели Мафусаил?
— Неверно! Это пять!
— Не Зеведей?
— Нет! Нет! Нет! Это шесть!
Долл тревожно наморщила лобик, вспоминая мужские, имена.
— Твое имя Хаздрубал, — сказала она.
— Неправильно! Это семь!
Долл не на шутку перепугалась — в запасе у неё было лишь две попытки. И она произнесла дрожащим голоском:
— Тебя, наверно, зовут Навуходоносор.
— А вот и нет! Вот и нет! Это восемь! Ну, Долл Кодлинг, пробуй последний раз!
Что же сказать? Неужели есть ещё имена, которые она позабыла? Долл ничего не соображала от ужаса. Оглянувшись вокруг себя в полнейшем отчаянье, она заметила толстый Словарь Имён, который Нолличек оставил на подносе.
— Знаю! — закричала она торжествующе.
— Нет, не знаешь! Не знаешь! — завопил Прядильный бес.
— Знаю! Знаю! Знаю! Тебя зовут Никодемус!
Бесенок мерзко захихикал и проговорил:
— Это девять! Чья взяла? Ты моя, моя, моя!
Он веретеном завертелся по детской и снова остановился около колыбели.
— Эй, детёныш! Говори маме до свиданья. Какой хорошенький, красивенький, упитанный детёныш! Прощайся с ним, Долл!
— Нет! Нет! Ни за что! — отчаянно закричала Долл.
Бес протянул было к ребёнку чёрную паучью лапу, но тут глаза его замерцали хитро и злобно, и он сказал:
— Ох, и жаль разлучать мать с детёнышем. Давай знаешь что сделаем? Ты его возьмёшь с собой!
— Моего ребёнка? В твоё ужасное логово? — Долл вздрогнула от ужаса.
— Там отлйчненько! Прекрасненько! Красивенько! И детёныш твой красивенький будет там как раз к месту. Он мне очень нравится, твой детёныш. Прямо как ты сама. Давай я знаешь что с делаю? Дам тебе ещё ночку на раздумье. А завтра приду, и ты будешь снова угадывать с трёх попыток. Не угадаешь — моя навсегда, вместе с ребёнком.
— А если угадаю? Уберёшься ты наконец с глаз долой на веки вечные?
— По рукам, Долл Кодлинг!
Долл на миг задумалась, а потом сказала:
— Что ж, по рукам.
Но тут, вспомнив ещё о чём-то, снова заплакала, заламывая руки.
— А сейчас чего слёзы льёшь? — осведомился бес.
— Kaк же мне не плакать? Я ведь должна сегодня до вечера спрясть целую гору льна, иначе мне завтра отрубят голову.
— Вот ещё напасть! Чтоб я упустил добычу из-за какой-то ерундовой работёнки? Да спряду я твой лён, Долл, спряду. А ты тогда пойдёшь со мной прямо нынче.
— Ну уж нет, — приободрилась; Долл. — Обещал ещё три попытки — держи слово. А сейчас спасай мою голову, чтоб было завтра чем угадывать.
— Всё равно не угадаешь! — воскликнул бес. — Не угадаешь! Никому моего имени не отгадать, ни за три раза, ни за тридцать три. Что ж, королева Долл, я сдержу своё слово. Но и ты от своего не отступайся. Сегодня я спряду за тебя лён, а завтра ты и детёныш достаётесь мне — навсегда!..
И он завертелся, закрутился, закружился, всё быстрее, быстрее, в глазах у Долл так и мелькало. А когда она протёрла глаза, Прядильного беса уж и след простыл.
— Девятьсот девяносто семь, девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять, тысяча! И один! — торопливо добормотала Полл у самых дверей детской. — Уф! Всё. Я вперёд Нолличека досчитала. Он на седьмой сотне запутался, вот и пришлось ему заново начинать. Привет! Я твоя тётя, — сказала она, склонившись над колыбелькой. Но обнаружила, что там пусто. — Где ребёнок? А, у тебя… Дай подержать.
Долл взглянула на неё безучастно, крепко прижимая к себе дочку.
— Ну, дай же. — Полл забрала у сестры младенца. — По-моему, она меня узнаёт! Да, маленькая? Я твоя тётя!.. Доллечка, хорошо, что ты больше не плачешь.
