Из сада, от клетки с Серебрянкой, Полл видела все дворцовые окна. Светилось одно — в комнате, где заперли Долл. «Он, верно, ещё прядёт», — подумала Полл. Не лучше ли дождаться, пока он закончит, и подсмотреть, куда пойдёт? Да, это самый лучший план. Полл уселась на землю, обняв руками колени. Взошла луна, захлопали мохнатыми крылышками ночные мотыльки, пронеслась мимо белая сова, вдвое сильнее запахли на клумбах левкои. А потом Полл уснула — сама ие заметила как. Спала недолго, но луна, когда она открыла глаза, была уже высоко, и свет в Доллечкином окне не горел. Далёкие колокола кромерской церкви били полночь.
«Вот балда! Такую возможность упустила! Его, верно, уж и след простыл! — корила себя Полл. — Интересно, что теперь делать?» Она чуть не расплакалась от досады. Придётся начать поиски, даже не зная, в какую сторону идти: то ли на север, к Велсу, то ли на юг, к Кайстеру, то ли на запад, к Эйлшэму, то ли на восток — к морю. Коленки у Полл затекли, и она оперлась рукой о землю, помогая себе подняться. Пальцы её наткнулись в траве на что-то твёрдое. Ракушка! Та, что сама приплыла сегодня к Чарли Луну. Полл приложила её к уху и услышала вздохи ветра и шуршанье прибои.
Ветер! Он же всюду летает, обо всём знает. Он проникает в самые укромные уголки, и никому от него не спрятаться. Можно не впустить к себе солнце, можно спрятаться от дождя, но от ветра никуда не деться. Он проникает в щёлки, в замочные скважины, в печные трубы.
Ветер наверняка побывал там, где живёт этот хитрый бес. Хоть разок, да побывал. Научиться бы языку, на котором говорит ветер! Он подскажет, куда идти, а ракушка нашепчет его слова прямо мне на ухо.
— Шшш-ччч, — бормотала раковина, — шум шхер, чёлн мечты…
Полл зажмурилась и стала говорить в перламутровую глубь глухим голосом, веря, что такие звуки покажутся раковине понятными, и она ответит.
Ракушка, ракушка,
ракушка-шептунья,
ты мне имя нашепчи
колдуна-колдуньи,
чтоб не смел у нас отнять
дорогих и близких,
имя, ракушка, скажи
злобных бесов низких.
Ракушка, ракушка,
ракушка-шептунья,
мне на ушко нашепчи,
подскажи, вещунья…
— Ш-ш-ш, — бормотала своё ракушка, — шум шхер, ч-ч-ч, чёлн-мечты…
А может, слова лишь померещились Полл? Ракушка опять говорила прежним, непонятным, недоступным для людей языком.
И вдруг в тишину врезался совсем другой звук — резкий и пронзительный:
— Киу-киу — сиу-у-у-у!
«Птицы кричат над волнами, — решила Полл. — Носятся вдогонку за ветром и кричат».
— Кии-ууу!
Не из раковины же, в самом деле, слышен этот звук. Он долетал откуда-то со стороны. Полл давно держала глаза зажмуренными, и теперь они никак не хотели разлепляться. Наконец она их открыла. Всё кругом призрачно мерцало, колыхалось в лунном свете, и поначалу Полл разглядела лишь что-то серебристое, оно мелькнуло у самой травы, словно внезапно сделался видимым ветер. Но вот серебристая тень стала чётче, яснее… У Полл замерло сердце. Неужели?!
Серебристая серпоклювка, как огромная бабочка, летела над клумбами, чуть выше, чуть ниже, ещё повыше и — вниз, к самой земле. Полл с тревогой следила за птицей. Вот она приземлилась и прошла по росистой траве, как по мокрым водорослям, к фонтану. Напившись водицы, Серебрянка снова стала пробовать крылья.
— Тебе лучше! — ликующе прошептала Полл. — Ты здорова! Ты летаешь!
На этот раз птица взобралась ещё выше по лунному лучу и заскользила в воздушной струе, лёгкая и грациозная. Минуты шли, а причудливый, изящный танец длился и длился — то в воздухе, то на земле; с каждым разом Серебрянка взмывала всё выше и держалась на крыле всё дольше.
И вот она, как видно, окончательно уверилась в своих силах и поднялась так высоко, что Полл едва различала на ночном небе серебристую искру.
Приложив руки рупором ко рту, она крикнула вдогонку птице:
— Не улетай! Не улетай! Серебрянка! Серпоклювочка! Покажи мне дорогу! Проводи меня!
И птица, как падучая звезда, устремилась вниз, а потом… Полл так и не поняла: сама ли она стала величиною с мышонка или Серебрянка выросла в огромного среброкрылого ангела. Она почувствовала лишь, что объята потоком лунного света и её уносит; вдаль — невесомую, точно пёрышко.
Глава XIV. ГОЛОВА ДЫРЯВАЯ
По морю от полосы прибоя до самого горизонта тянулась дрожащая лунная дорожка. Ha мелководье у берега она была пошире, а дальше — всё сужалась, покуда не протыкала небо сияющим остриём. Чарли завершил свои дневные труды. Вытащил лодку на сухой песок, поужинал остатками пудинга с изюмом и достал из кармана дудку. Заслышав знакомые звуки, к нему вперевалку заспешили три топорка: они надеялись, что Чарли сыграет плясовую и они потанцуют. Чарли вольготно улёгся на спину, шуганул назойливых дружков парочкой пронзительных посвистов, а потом уселся и спел им песенку, под которую они и станцевали, чинно и неуклюже, очень, однако, довольные собой. Чарли же кивал головою в такт, причём прикаждом кивке из волос его высыпалась струйка песка…
Три весёлых чайки
Обожают сайки,
А пузаны топорки —
Обожают крендельки.
Набивают ими пузо
И вышагивают грузно,
Набивают ими брюшко —
Аж трещит у них за ушком.
Лопнут скоро животы
От любимейшей еды.
Ненасытные утробы!
Вредно кушать столько сдобы!!!
Наконец все трое разом остановились, склонив головки набок, и вдруг откуда-то с неба до них долетел далёкий голос:
— Чар-ли-и-и! Чар-ли-и-и!
Топорков точно ветром сдуло. А Чарли сунул свистульку в карман и встал, вглядываясь в ночные небеса. Вот вдали показалось гонимое ветром облачко. Ветром? Нет, пожалуй, не ветром. Никогда прежде ие видел Чарли, чтоб облако неслось но небу с такой быстротой. Оно приближалось, росло с каждой секундой, и вот уже понятно, что это вовсе не облако, а огромная птица с девочкой на спине. Ещё несколько взмахов серебристых крыл, и они приземлились около Чарли.
— Привет, — сказала Полл, свалившись на песок. — Ух, здорово я летела. Привет, Чарли.
— Здравствуй.
Полл растерянно озиралась, ещё не оправивишись после головокружительного полёта. Только что была во дворцовом саду и — раз! — уже на берегу. Чудеса, да и только.
— А почему я здесь? — недоумённо спросила она.
— Тебе лучше знать, — отозвался Чарли.
— Но я не знаю. Меня Серебрянка принесла…
— Так ее и спроси.
— Она выздоровела! — радостно сообщила Полл.
— Я уж вижу.
— И она выросла в десять раз!
— Разве?
Полл оглянулась. По песку вышагивала серпоклювка, не огромная, а самая обыкновенная.
— Серебрянка, — обратилась к ней Полл. — Зачем ты меня сюда принесла?
Но птица даже головы не повернула.
— Может — так просто, без причины? — предположила Полл.
— На свете ничего не бывает без причины.
— А ты? — спросила Полл.
— И на мою жизнь причина была, человек неспроста родится. — Чарли искоса глянул на Серебрянку. — Есть хочешь? — спросил он и протянул ей селёдку, что слабо трепыхалась меж других рыбин на дне лодки. Птица аккуратно подцепила селёдку клювом и откинула в сторону.
— Не в этом, значит, дело, — смекнул Чарли. — Серебрянка, ты зачем сюда Полли принесла?
Однако птица обратила на него не больше внимания, чем на девочку. Её ныряющая походка превратилась в танец. Сначала она засеменила меленько-меленько, точно сучила тонкую нитку, а потом вдруг распушила перья и закружилась на месте, как веретено.
— Да она прядёт! — изумлённо прошептала Полл. — А теперь… Гляди! Уменьшилась. Ещё уменьшилась, прямо как гномик! — Или… Кого, кого же она передразнивает?..
Серноклювка захлопала крыльями и чуть поднялась над берегом, а тень её на песке стала пугающе огромна. Полл схватила Чарли за руку.
— Серебрянка! Серебрянка! Скажи, на кого ты похожа?
— Я знаю, — хрипло сказал Чарли, Я знаю, кого она передразнивает. Это злобная нечисть из Ведьмина леса.
— Маленький чёрный бес? — догадалась Полл. — Тот, что мерзко хихикает, аж мурашки по телу бегают?
— Он самый, — пробормотал Чарли.
— Как его зовут? Чарли, как его зовут?
Она поняла вдруг, что Серебрянка перенесла её сюда, к Чарли, потому что он знает ответ. Девочку охватила безумная радость: она спасёт, спасёт и сестру и ребёнка.
Но Чарли молчал. С моря на берег постепенно наплывал туман, — и глаза Чарли, казалось, тоже заволокло туманом. Молчал он долго, напряжённо — силился вспомнить. Наконец он покачал головой.
— Нет, не помню. Забыл. Знал, но забыл.
— Эх ты, голова дырявая, — упавшим голосом сказала Полл. — Чарли, ну миленький, вспомни! Вспомни!
