Кашляя и прикладывая к глазам платок, Фантик вышел из комнаты. Нет, он не плакал, хотя было от чего прослезиться!
Таракан, Пистолетик и еще несколько Ухогорлоносиков и Таракашек выползли из комнаты на лестничную площадку, чтобы посмотреть на Фантика и проводить его, но их почему-то стошнило. Наверное, от чистого воздуха…
А Фантик уже катил на своем детском велосипеде по городу, и на душе у него было тревожно и неуютно.
Тросточку себе он так и не купил: все магазины были закрыты…
Под вечер дети разбрелись по домам.
Таракашки остались ночевать у Ухогорлоносиков.
С головной болью, простуженные и обкуренные, лежали они где попало и как попало: кто на креслах, кто на стульях, а Таракан и вовсе под роялем на полу.
Репка и Турнепка ушли к себе домой. Ухогорлоносики предложили и им переночевать, но свободные места оставались только в ванне.
– У меня болит горло. Я не могу глотать, – пожаловалась Турнепка перед сном.
– А у меня болит голова. Что мы будем делать, если заболеем?
– Лечиться. Лекарствами.
– Какими?
– Всякими.
– Всякими нельзя. От всяких можно еще хуже заболеть.
– Правда жаль, что Фантик не доктор?..
Турнепка тяжело вздохнула.
– Мне жарко. Достань мне из холодильника ледышечку пососать…
Часы на городской башне пробили полночь, потом час, потом два и три часа ночи, а Фантик все ворочался и ворочался на своей железной кроватке. Только под самое утро он забылся коротким, беспокойным сном. Во сне он спасал детей от пожара, вытаскивал из воды, снимал с крыш и отнимал у них спички и папиросы. Его разбудил тревожный стук в дверь.
На пороге стоял Репка.
– Что случилось? – спросил Фантик, протирая глаза и ежась от утреннего холода.
– Турнепке плохо, она умирает! – ответил Репка и заплакал.
– Что с ней?
– Не знаю. Она заболела. Ночью она звала маму, а теперь она молчит и ничего не отвечает, когда я ее спрашиваю.
– Хорошо, – сказал Фантик. – Я сейчас оденусь…
Турнепка лежала с закрытыми глазами, когда Фантик дотронулся до ее лобика. Лобик был горячим. Турнепка открыла глаза и заморгала ресницами.
– Фантик! Ты пришел меня спасать? Полечи меня немножко, чтобы я не умерла!
Фантик присел на краешек кровати.
– Я ведь не доктор. Я только могу попробовать…
– Попробуй, пожалуйста!
Фантик задумался. Он никогда не лечил детей. Может быть, дать Турнепке выпить стакан горячего молока с медом? При простуде Фантик всегда пил горячее молоко.
– Не хочу молока! – поморщилась Турнепка. – Я не буду его пить!
– Если ты не будешь слушаться, я не буду тебя лечить!
– Я буду послушной, – согласилась Турнепка. – А то ты уйдешь, как они все ушли.
– Молока нет, – сказал Репка. – Мы его вчера выпили…
Все, что можно было перед уходом закрыть и запереть, взрослые наглухо закрыли и заперли, оставив для детей открытым доступ лишь к тому, из-за чего в семьях чаще всего проливались потоки слез. Не было молока в Молочной, хлеба в Булочной, овощей в Зеленной и мяса в Мясной лавке. Только в кондитерской «СЛАДКОЕЖКА» и в табачном киоске «АРОМАТ» оставались еще нетронутыми некоторые сорта кондитерских и табачных изделий. Зато все мороженое, все пирожные, а также шоколадные батончики были съедены и вся фруктовая вода выпита в первый день Праздника Непослушания.
Зайдя со двора, Фантик нашел окно, которое было неплотно прикрыто, и, отворив его, забрался в Молочную. Он знал, что никому нет дела до того, что какой-то малыш зачем-то лезет в какое-то окно, но все же Фантик чувствовал себя как-то неловко. В другое время он бы никогда себе этого не позволил. Но на что не пойдешь ради больного ребенка!
На прилавке стояло несколько бутылок с молоком.
Фантик откупорил одну и отпил глоточек. Молоко прокисло. Уже во дворе Фантик встретил кота Пупсика: тот, видно, тоже искал лазейку в магазин, чтобы чем-нибудь поживиться.
– Там ничего нет! – сказал Фантик. – Лови мышей!
Кот понимающе мяукнул и нырнул в подворотню… Конечно, проще всего было бы дать Турнепке принять какую-нибудь микстуру, но не было доктора, чтобы ее прописать, и аптекаря, чтобы приготовить.
Вернувшись без молока, Фантик вскипятил ведро воды и, накрыв над ним голову Турнепки мохнатым полотенцем, дал ей подышать горячим паром. Ей сразу стало легче, и она повеселела.
– Фантик! Оставайся у нас жить! – предложила она. – Мы с Репкой поместимся на одной кроватке, а он тебе уступит свою. Она тебе как раз по росту.
– Я лучше буду вас навещать. А сейчас я пойду и посмотрю, не нужна ли кому-нибудь еще моя помощь, – ответил Фантик и в дверях помахал Турнепке ручкой.
А со двора уже доносился чей-то голос:
– Репка! Турнепка! Фантик, случайно, не у вас?
Наступил второй день Праздника Непослушания. Но в городе не чувствовалось праздничного настроения.
По улицам слонялись бледные, неумытые, нечесаные и невыспавшиеся дети. У одних болел живот, другие кашляли и чихали. На бульваре можно было встретить грустных малышей с отцовскими трубками в зубах и печальных девчушек, перемазанных маминой губной помадой и бабушкиными румянами.
Канарейки в клетках нахохлились и перестали петь, цветы на окнах завяли и опустили головки, потому что никто больше не напоминал детям, что птичек надо вовремя кормить, а цветы поливать. Голодные коты и кошки начали наконец-то ловить мышей…
Взрослые ушли в неизвестном направлении и не оставили детям адреса, где их искать. Свой палаточный лагерь они разбили на месте, отмеченном на карте учителем географии по прозвищу Глобус.
Сперва далеко не все родители разделяли точку зрения доктора Ухогорлоноса. Это ему первому пришла в голову мысль на какое-то время оставить детей одних, без присмотра старших, но, посовещавшись, с ним в конце концов согласились, хотя расставаться с Ужасными детьми всем было невыносимо тяжело.
Первый день в родительском лагере прошел в воспоминаниях. Сидя у костра, папы, мамы, бабушки и дедушки до поздней ночи рассказывали обо всех известных им детских шалостях, проказах и дурных поступках. Приводились яркие примеры детского эгоизма, упрямства, лени, лжи, грубости и непослушания. Предавшись воспоминаниям, многие родители сделали при этом открытие, что сами когда-то были Ужасными детьми.
Ночью в палатках слышались приглушенный шепот и всхлипывания.
– Они могут утонуть! – шептала чья-то мама.
– Там же нет ни реки, ни озера! – успокаивал ее чей-то папа.
– Они могут утонуть в ванне! – настаивала чья-то бабушка.
– Они не любят мыться! – успокаивал ее чей-то дедушка.
А Бумажный Змей с Малышом на хвосте все летел и летел.
– Ты правильно летишь? – спросил Малыш, когда они вынырнули из одного облака и нырнули в другое. – А то я уже устал за тебя держаться!
– Потерпи. Скоро прилетим.
– Откуда ты знаешь про это место?
– Подслушал ребят, которые меня сегодня запустили в небо. Постой, не отвлекай меня! Нам нужно обойти грозовую тучу, а не то в нас может попасть молния!..
Подхваченный сильным порывом ветра, Бумажный Змей рванулся ввысь, накренился на правый бок и, едва коснувшись края обыкновенного дождевого облака, начал обходить темную грозовую тучу, набитую громами и молниями.
От страха Малыш зажмурился и еще крепче вцепился в хвост Бумажного Змея.
Уставший и обессиленный вернулся Фантик домой. Он долго не мог заснуть – перед его глазами в мельчайших подробностях вставал прошедший день. С утра и до позднего вечера он был занят тем, что оказывал кому-то помощь. Его просто разрывали на части! Одним он ставил примочки к подбитому глазу и прикладывал монету к синякам. Другим клал грелки на живот и рассказывал сказки, чтобы они не плакали и не звали маму. Третьих раздевал и мыл, потому что они заваливались на кроватку одетыми и не желали мыть перед сном грязные ноги. Четвертым… Трудно перечислить все, что ему пришлось проделать за этот безумный день. Но как он ни старался, что только ни изобретал, он никому не мог заменить ни маму, ни папу, ни бабушку, ни дедушку.
«Сколько же это еще может продолжаться?» – думал Фантик, ворочаясь с боку на бок.
Тревожная ночь опустилась над городом.
Малыши во сне плакали: «Хочу к маме!» Тем, кто был постарше, снились кошмары – будто кто-то их угощает мороженым! – они в ужасе просыпались и потом долго лежали с открытыми глазами, думая о том, что хорошо бы опять заснуть, а утром проснуться от ласкового прикосновения руки и знакомого голоса: «Пора вставать!» И они засыпали, оставляя на подушках мокрые следы своего раскаяния.
Репка проснулся от боя часов на городской башне.
Турнепка уже поправилась, и у нее ничего не болело.
