Конечно, никто не вспоминал о мелких неприятностях. Таких, как сыпь или зубная боль. Жалобы на здоровье и отсутствие денег. Все помнили только чудесный, восхитительный и всепоглощающий вкус.
Толпа разгоряченно сопела. По ней прокатился всеобщий вздох.
А потом…
БЕГООООООМ!!!
Публика ринулась со своих мест и стадом понеслась к воротам. И не только публика. Полчища натренированных, изголодавшихся по угощению спортсменов, в момент позабывших о здоровье, спортивном поведении, Играх, медалях и даже шортах, неслись в первых рядах. Всеми овладела одна примитивная мысль.
Конфеты!
Через пару минут Пачкуля осталась одна в опустевшем саду. Ну, если не считать короля Фундюка, который безуспешно пытался вылезти из-под трона, перевернутого толпой. И Скотта Мертвецки.
— Что ж, — выдержав паузу, произнес наконец Скотт.
Он аккуратно собрал свои стихи, уложил их в портфель и защелкнул крышку.
— Полагаю, мои услуги больше не требуются.
— Вроде того, — грустно согласилась Пачкуля.
— И вновь все закончилось катастрофой?
— Угу.
— Не буду повторяться, — с горечью вздохнул Скотт. — Не буду повторяться, что предупреждал об этом. Не буду говорить, что эти твои растакие Ойлимпийские игры обернулись стихийным бедствием, и ты во всем виновата.
— Да уж, — согласилась Пачкуля. — Мог бы не напоминать мне об этом сейчас.
— Тогда я поехал, — продолжил Скотт.
Напоследок он швырнул громкоговоритель на землю и как следует на нем попрыгал. Тот разлетелся на тысячи кусочков.
Потом Скотт вышел из комментаторской и остановился.
— И последнее. Не проси меня больше ни о каких услугах. Никогда.
Пачкуля с грустью наблюдала, как он гордо шагает прочь, прокладывая себе путь среди поломанных флажков, порванных плакатов, забытых корзинок, шляп, разноцветных мантий, смешных ботинок, кочанов капусты, растоптанной моркови и других забытых вещей.
— Эй! — крикнула Пачкуля, когда Скотт уже подходил к воротам.
Она кое-что вспомнила.
— А как насчет особого стихотворения? Я знаю, что ты написал его для меня, Хьюго рассказал!
Скотт пробурчал что-то неразборчивое себе под нос. Вероятно, какую-то грубость.
Потом послышался звук отъезжающего экипажа, и все окончательно стихло.
Пачкуля медленно опустилась на краешек трибуны. Она чувствовала себя опустошенной. Все ее усилия пошли насмарку. Не бывать ей знаменосцем, потому что не будет ни Большого парада, ни самих Игр. Не будет ни командного духа, ни уважения к сопернику, ни воли к победе. Не будет медалей. Все мечты рухнули.
А в довершение ко всему она поддалась искушению и объелась конфетами после стольких недель тренировок и здорового образа жизни.
Конечно, не она одна. Сейчас наверняка толпа копошилась у кондитерской, как муравьи на сахарной горе. Наверняка дрались за лучший кусок, набивали шляпы, карманы и рты, как будто видели конфеты в последний раз в жизни.
Но ей самой следовало быть сильнее и не говорить ничего о конфетах. На очередном шабаше у нее наверняка будут проблемы. Чепухинда станет ее допрашивать и, как всегда, обвинять во всем случившемся. Ничего не изменилось. Она так и осталась прежней Пачкулей.
— Но теперь ты сильнее, — раздался поблизости тоненький голосок.
Хьюго присел рядом, покачивая маленькими лапками.
— А, это ты, — пробормотала Пачкуля. — Что ты сказал?
Она не заметила, что рассуждала вслух.
— Такая ше, но сильнее.
Пачкуля пожала плечами. Как бы то ни было, без Ойлимпиады здоровый образ жизни уже не радовал ее. Совсем.
— Ты ф порядке? — спросил Хьюго.
Пачкуля редко когда грустила. Не такой у нее был характер.
— Бывало и получше, — ответила она.
— Потеряла шляпу?
— Да. Пока неслась сюда на всех парах. Да теперь это и неважно.
— Это прафда о гигантском ребенке?
— Да, я же сказала.
— Ты пыталась фыфести ефо из кондитерской? Сама? Ф одиночку?
— Да-да. Что непонятного?
Пачкуля вновь покрылась зеленой сыпью, но Хьюго об этом деликатно умолчал.
— Я помогу тебе найти шляпу, — предложил он.
— Спасибо.
Повисла тягостная пауза. Они вместе понаблюдали за тем, как король Фундюк наконец вылез из-под трона и заковылял в направлении дворца, прижимая к груди коробку с невостребованными медалями и негромко постанывая. Откуда ни возьмись выбежал лакей и проводил короля.
— Фее рафно судья ис нефо никудышный, — заявил Хьюго.
— Да уж, — согласилась Пачкуля. — Слишком пугливый. И нерешительный.
— Тюфяк.
— Не знаю, почему мы его вообще выбрали.
— А медали! — хохотнул Хьюго. — Фидишь их? Шалкое зрелище! Никто не сахочет ради них побешдать. Ни я, ни ты, никто.
Пачкуля порылась в кармане и достала горсть покрытых пушком болотных попрыгунчиков. Они слиплись и выглядели не очень аппетитно.
— Хочешь? — предложила она.
— Конечно, — согласился Хьюго.
Он выбрал наименее грязную конфетку и закинул ее в рот. Пачкуля взглянула на остальные, пожала плечами, забросила пригоршней в рот и захрумкала.
— Кстати, — невнятно произнесла она. — Я никогда не спрашивала. Кто в вашей команде в каком конкурсе собирался участвовать?
— Я ф конкурсе силачей. Дадли — бег ф мешках. Барри с Очкариком — трехногая гонка. Хаггис хотел прыгать ф фысоту. Фернон — бегать с яйцом. Никто не думал метать стфол. Полсучка Стиф, Антипод с Антикотом и самая быстрая летучая мышь записыфались на эстафету.
— Я бы хотела посмотреть, как Хаггис прыгает в высоту.
— И я.
— Интересно, как бы Стив справился с передачей палки в эстафете? Проглотил бы ее или как?
— Он бы обфился вокруг нее кольцом и покатился, — ответил Хьюго. — Я фидел, как он тренирофался. Дофольно неплохо получалось. Мы, наферно, победили бы в этом конкурсе.
— Возможно. Хотя теперь неважно.
Они сидели вдвоем и мирно жевали конфеты, оглядывая опустевший стадион. Тишь да гладь. Затишье после бури.
Но вдруг откуда ни возьмись в саду появился Огрома.
Вам, конечно же, интересно, что случилось с Огромой после того, когда Пачкуля оставила его на произвол судьбы, даже не попрощавшись. Все очень просто. Он отправился за ней.
Впервые за свою короткую жизнь Огрома наелся досыта. Из-за диеты, состоящей из псевдолекарства, его желудок сделался прочным как сталь. Малыш перепробовал весь ассортимент магазина «Сластей-мордастей». Вдвоем со своей новой подругой он перепотрошил все банки (кроме тех, что были с мигающими конфетками-глазками).
От обжорства у Огромы раздулся живот. Рассыпанные сласти и вскрытые банки его больше не интересовали. Его переполняла энергия, призывавшая к новым приключениям.
Внезапно осознав, что его бросили одного, малыш решил узнать, куда делась его новая подруга. Может, она пряталась где-то рядом, за деревом, и хотела поиграть с ним в «ку-ку», как няня Сю-Сю. Глаза малыша заблестели. Он соскучился по няне Сю-Сю. Хотел, чтобы она была сейчас рядом. Но ее не было, поэтому он будет играть с новой, пахучей подругой в остроконечной шляпе.
Волоча за собой поводок, малыш пробрался по липкому, усеянному стеклом полу к дверям и вышел на свет.
Новой подруги не было видно. Наверняка она где-то пряталась. Ох, как же весело и интересно будет снова ее найти.
Ликуя в предчувствии удовольствия, Огрома отправился в путь по следу.
Не будем подробно описывать его поход. Он не настолько интересен. Пару раз он упал и заплакал. Поцарапался о колючий куст. Поднял красивый камень. Но вскоре малышу надоело его носить. Потом Огрома подобрал палку и принялся ею размахивать. Потом вспомнил о новой подруге и поковылял дальше.
Вы, наверное, захотите узнать, как он нашел дорогу. А очень просто. По запаху. Пачкулю очень легко выследить.
По пути Огрома обнаружил ее шляпу, подобрал и примерил, но шляпа оказалась слишком мала, поэтому он бросил ее в грязь, наступил сверху и отправился дальше.
Огрома довольно долго шел лесом. И не встретил по дороге ровным счетом ничего интересно, кроме разве что бегущей толпы.
Огрома очень удивился, когда мимо него пронеслось ошалелое полчище лесных жителей. Малыш не ожидал такой встречи, однако не дрогнул. Он стоял, покачиваясь на своих ножках толщиной с дерево, насупившись и ожидая, что же будет дальше.
Кого только не было среди бегущих: ведьмы, скелеты, тролли, впрочем, вы и сами знаете. Впереди всех несся оборотень, а сразу за ним, наступая друг другу на пятки, летели Туту с Чепухиндой, обнаружившей вдруг недюжинные спортивные способности, как и козел Хаггис. Над их головами летали какие-то создания, названия которых Огрома не знал.
