Услышав это, молодой Рыбак задрожал и сказал Душе:
– Да, ты злая; ты заставила меня забыть мою любовь, ты ввела меня в искушение и принудила вступить на путь греха.
– Ты ведь помнишь, что, посылая меня в мир, ты не дал мне сердца, – возразила Душа. – Идем! Идем в другой город и будем веселиться, у нас есть девять кошельков золота!
Но молодой Рыбак взял кошельки с золотом, бросил их на землю и растоптал.
– Нет! – закричал он. – Я не хочу больше иметь с тобой дела и никуда не пойду с тобой, но как некогда уже прогнал тебя, так прогоню и теперь, потому что ты плохо обошлась со мною! – И, повернувшись спиной к луне, маленьким ножом с рукояткой, покрытой кожей зеленой змеи, он попытался отрезать от своих ног тень тела, то есть тело Души.
Однако же Душа не отделялась от него и не обращала внимания на его приказание; она сказала ему:
– Чары Колдуньи тебе больше не помогут. Я не могу тебя оставить, и ты не освободишься от меня. Только раз в жизни может человек прогнать свою Душу, но, соединившись с ней снова, он обречен быть с ней вечно: в этом его наказание и награда.
Молодой Рыбак побледнел и сжал кулаки.
– Колдунья меня обманула, она не сказала мне этого!
– Нет, – отвечала Душа, – она только была верна тому, кому служит и будет служить всегда.
Узнав, что он уже больше не может освободиться от своей Души и что с этой злой Душой он связан навеки, молодой Рыбак упал на землю и горько зарыдал.
Когда же настал день, Рыбак встал и сказал своей Душе:
– Чтобы не исполнять твоих приказаний, я свяжу себе руки; чтобы не произносить твоих слов, я сомкну уста и вернусь туда, где находится жилище той, кого я люблю. Я вернусь к самому морю, к маленькому заливу, куда она приходит петь; я позову ее и расскажу ей обо всем, что я сделал дурного, и о том зле, которое ты вселила в меня.
А Душа, искушая его, сказала:
– Стоит ли возвращаться к твоей возлюбленной? Многие на свете красивее ее. Есть танцовщицы самарисские, умеющие изображать в танцах всех птиц и зверей. Ноги их окрашены лавзонией, а в руках у них звенят маленькие медные колокольчики. Танцуя, они смеются, и смех их звонок, как звон ручья. Пойдем, я покажу тебе их. Что тебе думать о грехах? Разве вкусное создано не для того, чтобы есть? Разве может быть ядовитым то, что сладко пить? Брось думать и пойдем со мной в другой город. Тут, почти рядом, есть город с садом тюльпанных деревьев. И в этом уютном саду живут белые павы и синегрудые павлины. Хвосты их, когда они распускают их на солнце, похожи на диски из слоновой кости или из золота. А та, которая их кормит, забавляет их танцами то на руках, то на ногах. Глаза ее обведены сурьмой, а ноздри словно крылья ласточки. К одной из ее ноздрей подвешен цветок из жемчуга. Танцуя, она смеется, а серебряные браслеты на ее ногах звенят, как серебряные колокольчики. Так что не печалься больше и пойдем в этот город.
Но молодой Рыбак не отвечал Душе; он наложил на уста свои печать молчания; он веревкой туго связал свои руки и побрел туда, откуда пришел: к маленькому заливу, где обычно пела его возлюбленная. А Душа во время пути искушала его, но он не отвечал и не поддавался ее злому внушению – так велика была сила наполнявшей его любви.
Достигнув берега моря, он развязал веревку на руках, снял с уст печать молчания и стал звать маленькую Сирену. Но она не приходила на его зов, хоть он целый день звал и молил ее.
Душа же издевалась над ним, говоря:
– Однако не много радостей приносит тебе любовь твоя. Ты похож на человека, во время засухи льющего воду в разбитый сосуд. Ты пренебрегаешь тем, что имеешь, и ничего не получаешь взамен. Тебе следовало пойти со мной: я знаю, где лежит Долина Наслаждения и что там происходит.
Но молодой Рыбак не отвечал Душе. В расселине скалы он выстроил себе хижину из веток и целый год жил в ней. И каждое утро звал он свою Сирену, и звал ее в полдень, и ночью призывал он ее. Но она не поднималась к нему из волн, и нигде на море он не находил ее, хоть и искал повсюду: в гротах и в зеленых волнах, в затонах, оставленных приливом, и в ключах, бьющих в глубине.
А Душа все искушала его и шептала о страшных деяниях, но не могла победить его; так велика была сила его любви.
По прошествии года Душа подумала: «Я манила моего повелителя злом, но его любовь сильнее меня. Попробую привлечь его добром – может быть, он и пойдет за мною».
И вот она обратилась к молодому Рыбаку и сказала:
– Я говорила тебе о радостях мира, и ты оставался глух к моим словам. Позволь мне теперь рассказать тебе о скорби мира, и, может быть, ты захочешь меня слушать. Ведь страдание – властелин вселенной, и никто не избегнет его сетей. У одних нет одежды, у других – хлеба. Есть вдовы, одевающиеся в пурпур, но есть и такие, что ходят в лохмотьях. По болотам бродят прокаженные – они жестоки даже друг к другу. Нищие слоняются по дорогам, и сума их пуста. В городах по улицам ходит Голод и Чума сидит у их ворот. Пойдем постараемся исправить все эти бедствия и отвратить их от людей. Что ты сидишь здесь и зовешь свою возлюбленную? Видишь – она не приходит на твой зов. И стоит ли любовь того, чтобы так высоко ее ценить?
Но молодой Рыбак был глух к ее речам, так сильна была его любовь.
И каждое утро звал он Сирену, и звал ее в полдень, и призывал ее ночью. Но она не поднималась к нему из волн, и нигде не находил он ее, хоть и искал повсюду: в реках морских и в подводных долинах, в ночном пурпуре моря и в сереющих на рассвете волнах.
И по истечении второго года однажды ночью, когда молодой Рыбак один сидел в своей плетеной хижине, Душа сказала ему:
– Вот я искушала тебя злом, манила добром, но любовь твоя сильнее меня. Больше искушать тебя я не буду, но – умоляю тебя – позволь мне войти в твое сердце, чтобы я снова слилась с тобой, как прежде.
– Конечно, я разрешаю тебе это, – отвечал молодой Рыбак, – потому что в те дни, когда ты без сердца бродила по миру, тебе пришлось много страдать.
– Увы! – воскликнула Душа. – Я не могу найти входа – так сердце твое полно любовью.
– Я хотел бы тебе помочь, – проговорил молодой Рыбак.
И вдруг страшный вопль раздался с моря, – вопль, доносящийся к людям всякий раз, когда умирает Дитя моря. Молодой Рыбак вскочил и, выбежав из своей плетеной хижины, бросился к морю. Черные волны быстро катились к берегу, неся на себе ношу белее серебра. Белее пены была эта ноша, и, словно цветок, качалась она на волнах. Дальние волны передали ее приливу, у прилива взяла ее пена и вынесла на берег; и вот у ног своих молодой Рыбак увидел тело маленькой Сирены. Мертвая лежала она у его ног.
С горькими рыданиями бросился Рыбак на землю и целовал холодные алые губы и перебирал влажные янтарные волосы. Лежа рядом с ней на песке и содрогаясь от рыданий, смуглыми руками прижимал он к груди Сирену. Холодны были ее уста, но он целовал их. Солон был мед ее волос, но он вкушал его с горьким наслаждением. Он осыпал поцелуями сомкнутые веки, и брызги стихии, лежавшие на них, были менее солоны, чем его слезы.
И мертвой он принес свое покаяние. В раковину ее уха вливал он горькое вино своих слов. Он обвил маленькие ручки вокруг своей шеи и гладил нежный тростник ее горла. Все острее становилось его горе, и странным счастьем преисполнялось его страдание.
Все ближе приближалось черное море, и белая пена стонала, как стонет прокаженный. Белыми когтями впивалось море в берег. Из дворца Морского царя снова раздался вопль печали, а вдали на волнах большие Тритоны хрипло трубили в свои рога.
– Беги, – говорила Душа. – Ведь море вздымается все выше и выше, не медли – оно поглотит тебя. Беги! Мне страшно видеть, что сердце твое снова закрыто для меня, так полно оно любовью. Беги в безопасное место. Неужели же ты и в тот мир пошлешь меня без сердца?
Но молодой Рыбак не внимал словам своей Души; он взывал к маленькой Сирене, говоря:
– Любовь лучше мудрости и дороже богатства и прекраснее, чем ноги дев земных. Огонь не может ее разрушить, и вода не может погасить. Я звал тебя на заре, но ты не обращала внимания на мой зов. Месяц слышал твое имя, но ты не обращала на меня внимания. На горе я тебя покинул и на собственную свою погибель ушел от тебя. Но всегда любовь к тебе жила во мне; всегда была она крепка, и все было бессильно перед ней, хоть я и видел зло и добро. А теперь, когда ты умерла, и я умру с тобой!
Душа умоляла его бежать, но он не соглашался – так велика была его любовь. А море все росло, стараясь покрыть его волнами; и, видя, что конец уже близок, Рыбак безумными поцелуями покрыл холодные уста Сирены, и сердце его разбилось. И так как от полноты любви разбилось его сердце, Душа нашла для себя вход, и вошла в него, и соединилась с ним, как и прежде. И море схоронило молодого Рыбака в своих волнах.
Наутро Священник пришел осенить молитвой разбушевавшееся море. Вместе с ним пришли монахи, клир, мальчики со свечами и кадилами и многие поселяне.
