Смотрит Ивашка — в самом деле здорово кто-то созорничал над Белкиным домиком, без крыши стоит, всем дождям доступный. Сказал:
Охальники сшибли, а я сделаю.
Возводил Ивашка крышу над Белкиным домиком, думал: «Ладно, озорничать начну уж с завтрашнего дня».
А назавтра пришли к нему зайчата и сказали:
Надо бы медведю Спиридону берлогу подправить. Скоро зима, а она у него как решето светится и сыплется вся. Не перезимовать в такой. Иди, помоги.
И Ивашка пошел. И на третий день у него так же нашлись неотложные дела, и на четвертый день тоже. И вскоре понял медвежонок, что не может он больше жить так, как жил когда-то, что не может он озорничать больше. Да и мать сказала ему как-то:
Ты у меня стал совсем молодец, Ваня, все в лесу хвалят тебя. И я тобой довольна.
И тут вспомнил Ивашка про мешочек. Он все еще висел у берлоги на сосне, полный камешков. И подумал: «Это он меня сделал таким». И еще подумал: «Этот мешочек, наверное, волшебный».
Клюк, клюк — проклевал Журавленок яичную скорлупу и вышел из гнезда наружу — родился. Полежал немного, пожмурился на солнышке, обсох. Встал на длинные ноги, сказал, покачиваясь:
— Пойду. Пора.
И — чап, чап — пошагал тропинкой к озеру, в большую жизнь. Идет, смотрит: лежит на земле что-то круглое, сухотравное, вроде гнезда, а в нем что-то живое шевелится, рот беззубый разевает.
ш
Остановился Журавленок. Расставил синеватые ноги пошире, чтобы не упасть, неуверенно еще себя на круглой земле чувствовал. Спросил, покачиваясь:
Ты кто?
Птенец, — пропищало из гнезда тепленькое, живое, розоватое.
Чей же ты такой голопузый и лысый будешь?
Жаворонка. Слышишь, в небе звоночки позванивают? Это мой родитель поет.
Приподнял Журавленок левую щеку кверху, прислушался. И точно: в небе — зинь, зинь, зинь! — позванивали колокольчики. Послушал их немного Журавленок, пожмурился, сказал:
Молодец! Хорошо поет. Мой так петь не умеет. Зато знаешь, как лягушек заглатывает! Я еще этого, правда, не видел, но знаю точно — глотает хорошо: целиком.
И вдруг удивился:
А ты чего это лежишь? День такой солнечный, а ты в гнезде преешь. Идем на озеро, покупаемся. Оно недалеко тут где-то. Чувствуешь — лягушками пахнет? Идем, побулькаем.
Да как же я с тобой пойду, — пропищал в ответ Птенец жаворонка. — Я еще и на ногах-то стоять не умею. Я всего два дня как родился, какой из меня ходок. Я так покупаюсь, что только бульки пойдут.
Два дня! — взмахнул коротенькими крылышками Журавленок. — И ты все еще лежишь в отцовском гнезде? Однако ты, брат, лежебока. Я час как родился и уже купаться иду. Видал, ноги у меня длинные какие?
Вытянул Журавленок перед маленьким Жаворонком тоненькую синеватую ножку.
Видал, красивая какая? Сейчас я тебе другую покажу. У меня их две: с одной стороны одна и с другой столько нее. Сейчас я только покрепче встану и покажу тебе мою другую ножку — с четырьмя пальцами, точно — четыре, как у отца моего, потому что я его сын.
Не надо, не показывай. Я ее все равно не увижу.
Увидишь. Я ее высоко подниму, над самой головой твоей.
Хоть под самые облака поднимай, все равно не увижу. У меня же глаза еще не прорезались. Слепой я. Гляди,— сказал Птенец жаворонка и выставил из гнезда лысенькую с синими кругами вместо глаз голову.
Э-э, — проскрипел Журавленок и чуть было не упал от неожиданности. — Да ты, я вижу, совсем еще птенец, а я стою тут перед тобой, время важное зря теряю.
И — чап, чап — пошагал себе к озеру. Шел Журавленок по тропе, наступал на солнечные зайчики, удивлялся :
— Ничего не видит, на ногах стоять не умеет, а вырастет — песни петь будет. Надо же!
Собрался медведь Лаврентий строить себе новую берлогу, сказал сыну:
— Помогать будешь..
Медвежонку помогать не особенно хотелось. Можно сказать — совсем не хотелось. Но отец сказал:
— Надо.
И Медвежонок согласился:
— Что ж, надо так надо.
Первым делом послал его отец сосенку из леса принести. Пошел Медвежонок, да не торопится. А чего торопиться? Одну принесешь, отец за второй пошлет. Немного погодя смотрит медведь: идет его сын и не несет ничего.
— Ты что пустой-то? Не нашел разве?
— Нашел, — отвечает Медвежонок. — Но идем, поглядишь, подойдет ли такая.
Сходил медведь Лаврентий. Поглядел. Сказал:
— В самый раз будет. Вали и неси.
Ушел и опять своим делом занялся. Немного погодя смотрит: идет его Медвежонок и не несет ничего.
— Ты что пустой-то?
— Не валится никак сосенка-то, — отвечает Медвежонок. — Идем, поможешь свалить ее.
Пошел медведь Лаврентий. Надавил плечом, упала сосенка.
— Обламывай, — говорит, — сучья и неси домой.
Ушел и опять своим делом занялся. Немного погодя смотрит: идет его Медвежонок и не несет ничего.
— Ты что пустой-то?
— Не обламываются сучья, — отвечает Медвежонок. — Идем, покажешь, как их обламывать надо.
Пошел Лаврентий. Освободил сосенку от сучьев, принес к берлоге. Смотрит, а уж солнышко на обед поглядывает. Сказал сыну:
— Иди налови раков в речке, обедать будем.
Пошел Медвежонок. А немного погодя смотрит медведь Лаврентий, идет его сын от речки с лукошком и не несет ничего.
— Ты что пустой-то?
Покажи, — говорит Медвежонок, — где ловить надо. Ведь не везде же они, раки-то, водятся.
Сходил медведь Лаврентий к речке, показал сыну, где ловить надо. Вернулся и опять себе берлогу строит. Немного погодя смотрит — идет его сын от речки с лукошком и не несет ничего.
Ты что пустой-то?
Да вот спросить пришел, — отвечает Медвежонок, — подо всеми корягами искать или только под самыми большими?
Ищи подо всеми, — сказал медведь и опять своим делом занялся.
Немного погодя смотрит — идет его сын от речки с лукошком и не несет ничего.
Ты что пустой-то?
Поучи, — говорит Медвежонок, — как ловить надо.
Медведь Лаврентий хотел было уже идти к речке, но
вспомнил, что он в прошлую пятницу уже учил сына, и тот ловил и хорошо ловил. Понял медведь — мошенничает Медвежонок, сказал:
Иди сюда, поучу.
Но и Медвежонок кое-что понял. Отступил немного в чащу и говорит:
Ты мне издали объясняй, я пойму.
Издали нельзя: секрет это. Иди на ухо пошепчу.
Но смекнул Медвежонок, зачем отцу его ухо нужно, повернулся и пошагал к речке.
Куда же ты? — кричит ему медведь Лаврентий. — Иди сюда.
Некогда, папа. Уползут раки из-под коряг, где их потом искать будешь, — отозвался Медвежонок и прибавил шагу.
Вскоре пришагал он от речки с полным лукошком. Поставил на стол, сказал с гордостью:
Ешь на здоровье. Сам наловил.
Вот и хорошо, — улыбнулся медведь Лаврентий. — Ты у меня теперь большой, без моей помощи управляешься.
Стоял в лесу на полянке Колокольчик, смотрел на все голубым глазком, и все ему казалось голубым: и небо голубое, и земля голубая, и из-за голубой березы высунулся Медведь с облезлыми голубыми боками.
Качнулся Колокольчик, спросил:
— Отчего ты, Медведь, худо выглядишь?
Зима уж больно долгая была, бока подвела, — ответил Медведь и пошел в чащу.
А на полянку Лось вышел. Сам весь голубой, и на голове рога голубые. Идет, прихрамывает:
Качнулся Колокольчик, спросил:
Отчего ты, Лось, на ногу хром?
Зима уж больно лютая была, гололедицей замучила. Все ноги изранил, — сказал Лось и стал о Дуб чесаться.
Смотрел Колокольчик на Дуб голубым глазком и виделся ему Дуб голубым. Кора на нем лопнула, и по стволу течет сок — голубой-голубой.
Качнулся Колокольчик, спросил:
Отчего это, Дуб, у тебя на стволе щель глубокая такая?
Зима на память свой след оставила. Сдавила морозами, и не выдержал я, — сказал Дуб, а Колокольчик глядел на него и думал:
«Ну зачем они меня все обманывают? Я не в первый раз поднимаюсь на этой полянке, знаю, никакой зимы на земле нет. Одни весны. А что Медведь худ, так это от лени — есть, значит, плохо старался. А что Лось хром, так это от ротозейства. Загляделся, поди, на кого-нибудь и споткнулся, подломил ногу. А что у Дуба кора потрескалась, так это от старости. Стар Дуб, вот и морщится у него кора, лопается...»
Так подумал Колокольчик, а вслух сказал:
Придумали зиму и валят на нее свои беды, а зимы-то никакой и нет! И никогда не было. Весна вокруг. И все голубое-голубое.
Приснился медвежонку Ивашке сон, будто пошли они с Мишу ком в соседний лес за малиной. Забрался Ивашка в малинник, очень малиновый куст нашел. Сидит, малинку с него сдаивает, Мишука не зовет. Позови его, придет он, подсядет рядом.
