А Мишук аукает, окликает его:
— Ау-у! Где ты, Ивашка?
Молчит Ивашка, сидит за кустом, будто и нет его. Отзовись — прибежит Мишук. Он такой, нахрапистый, подсядет рядом, обеими лапами хватать будет. Горсть сорвет — убыль: ему, Ивашке, на целую горсть меньше достанется. Лучше уж помолчать, притаиться до времени.
Таился Ивашка, сидел под кустом, малинку подаивал, молчал. Не откликнулся на голос Мишука. А Мишук покричал, поаукал и затих — вот и хорошо, не больно и жаль. Обобрал Ивашка малинку, вышел на поляну — нет Мишука. Туда-сюда — нет нигде.
А лес вокруг темный, кряжистый, совсем не такой какой-то, как был до этого. Где-то невидимый потатуйка стучит. Поляна следами неведомыми истоптана во все стороны. Заробел Ивашка. Вправо кинулся — нет конца лесу жуткому, влево кинулся — стоит он стеной непроходимой. И не знает Ивашка, куда бежать ему, где его берлога с матерью. Вот как круто дело-то обернулось в чужом-то лесу.
Приложил медвежонок лапы ко рту, завопил:
Ау-у! Ми-и-ша-а! Ау-у!
Долго кричал, осип даже. Но на крик его только ворон из чащи откликнулся. Изодрался Ивашка, между деревьями плутая. Обшарил все вокруг, обаукал — нет Мишука. А тут и ночь налезла лохматая. Со всех сторон обошла, хоть глаз коли, не видать ничего — чернь одна шевелящаяся.
И кто знает, что бы с Ивашкой было? Может, так и запропал бы он в чужом лесу, если бы не проснулся. Но, к счастью, проснулся Ивашка. Смотрит — он у себя в берлоге. Никакого чужого леса нет. Матери, правда, тоже нет, зато Мишук вон косолапит к нему по тропинке в гости и репьи с живота счесывает.
Рассказал Ивашка Мишуку сон свой и говорит:
Что же ты меня, Мишка, в неведомом лесу одного бросил? Разве так настоящие товарищи делают? Я голос изодрал, тебя зовя, ворон побудил даже.
Что же ты меня коришь? — сказал Мишук. — Это же во сне было, а во сне всякое присниться может, даже Еж на сосне.
И во сне так настоящие товарищи не делают. Где тебя, лешего, носило, когда кричал я?
И одного только не рассказал Ивашка из сна своего: как сидел он, неслышный, под малиновым кустом и малинку с него сдаивал и, когда кричал его Мишук, не отозвался, чтобы не пришел тот и не подсел рядом. Не рассказал этого Ивашка, потому что знал теперь, что и так тоже настоящие товарищи не делают... Даже во сне.
Бежал Мышонок по лесу, маму искал свою. Смотрит: Лось стоит, лоб о дуб чешет. Встал перед ним Мышонок, спрашивает:
— Дядя Лось, ты маму мою не видел?
Видел, — отвечает Лось. — В орешник она побежала.
А ты не обманываешь?
Зачем мне тебя обманывать.
Поклянись тогда, что ты говоришь правду, — сказал Мышонок. — Я маленький. Надо мной все подшучивают. Побегай, говорят, это полезно. А я уж устал бегать.
Поклялся Лось:
Провалиться мне на этом месте, если вру. В орешнике твоя мама.
Вот теперь я тебе верю, — сказал Мышонок и побежал в орешник, а Лось у дуба стоять остался. Стоял-стоял, тряхнул головой, и упали его рога на землю.
Без них легче, — сказал Лось, — да и не нужны они мне теперь. Битвы давно кончились, а к осени, когда опять нужно будет сражаться, новые отрастут.
Сказал и ушел, а к дубу Мышонок выкатился. Весь орешник обегал он, не нашел своей мамы. Прибежал, чтобы сказать Лосю:
И ты меня обманул, дядя Лось, не будет теперь тебе места на земле: нарушил ты клятву.
Но смотрит, а Лося-то и нет, одни рога под дубом.
Провалился-таки! — воскликнул Мышонок. — Так-то, земля, она обманщиков не терпит.
Постоял, потоптался, добавил:
А жаль, хороший Лось был. И зачем он меня обманывал? Теперь бы жив был, а то нет вот — провалился. Одни рога из земли торчат.
Еще когда маленьким был медведь Спиридон, совсем медвежонком, и звали его Спиря, случилась с ним одна история. Сидел он как-то у берлоги, на солнышке грелся, мать поджидал. Ловила она раков в озере. Сидел он и думал: принесет сейчас мать раков, съест он их, и будут они у него в животе.
Время шло, а матери все не было. Встревожился медвежонок: что если заблудилась мать? Бродит между деревьями, а крикнуть, чтобы отозвался он и голосом дорогу к дому показал, стыдится: засмеют ее потом. Скажут, в родном лесу заблудилась.
И решил Спиря помочь матери. Приложил лапы ко рту, прокричал в сторону чащи:
— РРРР!
А из чащи тут же отозвался кто-то:
— Рррр!
«Кто бы это мог быть? — подумал медвежонок и уши торчмя поставил. — Совсем не материн голос». Боязно было, но все-таки набрался духу, спросил:
Кто ты?
Ты, — тут же отозвался некто из чащи, и все опять затихло.
Приподнялся медвежонок.
Я-то кто? Я медвежонок Спиря, вырасту — медведем Спиридоном буду. А ты кто?
О... — отозвалась чаща.
Это тебя зовут так? — спросил Спиря. — Чудное у тебя имя. «О». У нас и не зовут никого так. Что в кустах прячешься? Иди сюда.
Сюда... — отозвалась чаща.
Ну если тебе так хочется, могу и я к тебе прийти, — сказал медвежонок и, переваливаясь, покосолапил в чащу.
Некто был недалеко, это медвежонок по голосу слышал, но сколько ни всматривался, никого между деревьями не видел. Спросил:
Эй ты, ты здесь?
Здесь... — отозвалась чаща, и Спиря покосолапил дальше.
Он шел, звал, а некто, к кому шел он, отзывался все время впереди, и как ни вглядывался Спиря, никого между деревьями не видел. Так дошел он до конца леса и остановился. Спросил:
Эй ты? Где ты?
Ты... — отозвался все тот же голос, но теперь уже позади, в чаще.
Я-то? — оглянулся медвежонок. — Я-то вот он, здесь.
Здесь... — отозвалась чаща.
Хы, как это ты у меня позади оказался? То все впереди, впереди был, а теперь сзади. Ты уж не уходи, давай встретимся. Жди, иду я.
И медвежонок опять пошел по лесу, теперь уже назад. Шел, звал, а впереди него все так же шел некто и отзывался, а показаться не показывался. К берлоге своей выбрался Спиря, но так никого и не увидел.
Ну и ладно, — сказал он, — не хочешь ты показать себя мне, я себя тебе покажу.
Вскарабкался на пень, закричал:
Смотри на меня, вот он я, весь тут, во весь рост стою. И даже лапы поднял. Видишь?
...ишь, — отозвалась чаща.
Что, удивился? Я такой, удивительный. Я мамку вчера и ту удивил: спрятался под подушку. Искала она меня, искала, чуть нашла... А ты от меня что — тоже прячешься?
Давай, прячься. Я вот посижу немножко и снова тебя искать пойду.
Но вскоре пришла мать, принесла раков. Спиря увлекся ими и забыл, что кто-то в чаще неподалеку хоронится от него. Так он и не узнал тогда, кто же это с ним перекликался и водил его по лесу.
Вот какая история приключилась с медведем Спиридоном, когда он еще был медвежонком и звали его Спирей.
На лугу в цветах лежал Зайчонок. Он только что родился, но уже был сиротой. Отца своего совсем не знал, родился без него, а теперь его оставила и мать.
— Нам нельзя быть вместе. — сказала она. — Ты маленький, спрячешься в траве, и никто тебя не найдет. А если я буду рядом, меня увидят, и тебя найдут. Живи один.
Сказала и упрыгала прочь, и Зайчонок остался один. Лежал он среди цветов и думал: «Не успел родиться и уже сирота, а сироту всякий обидеть может. Надо быть начеку».
Лежит он и слышит — идет кто-то: шуршит трава под чьими-то шагами.
Приподнял голову Зайчонок и видит: трава колышется, а никого не видно. Озорничает, что ли, кто?
— Кто здесь? — спросил Зайчонок, но никто не отозвался. А тревога в сердце — тук-тук.
Ближе колышется трава, ближе. И робость тут напала на Зайчонка: видит, идет к нему кто-то, пригибается трава под чьими-то шагами, а кто это — не видать. Невидимый кто-то.
Вот беда-то! Подойдет, обидит и далее не узнаешь кто. Вскочил тут Зайчонок и побежал к речке: бежит и не знает от кого. Спрятался под куст бузины. Сидит, ребрышками подрагивает, думает: «Здесь понадежнее будет... Только зачем он шел ко мне? Я смирный, зачем обижать меня?»
Думает он так и слышит: и сюда к нему идет кто-то. Высунул голову из-за куста, смотрит: точно, идет кто-то по лугу к речке, колышется трава под чьими-то шагами, а кто это — не видать, опять невидимый кто-то.
Вскочил Зайчонок и ну бежать вдоль речки. И откуда только в таком маленьком прыть взялась, видать, родился с нею. Далеко забежал, почти к самой Лысой горе. Забился в куст таловый. Только улегся, слышит — и сюда идет кто-то.
Посмотрел из-за куста — точно, ходит кто-то рядом, ветки у кустов колышет, листья покачивает. «Ой, — думает
Зайчонок, — кто же это?.. Эх, и что я медведем не родился? Встал бы сейчас во весь рост...»
А сам уж от страха и с места тронуться не может. Притаился и лежит, почти не дышит. Чувствует: подошел кто-то, пушок на спине взъерошил, за уши трогает. Глядит Зайчонок — и никого не видит, а рядом кто-то есть, дышит кто-то.
