Он улыбнулся, словно сердце радостно забилось у него в груди; секретарь ответил ему улыбкой.
— Это будет походить на сказку из «Тысячи и одной ночи», — сказал он. — Такое мог придумать только тот, кто родился на Востоке. Тут нет ничего общего с лондонскими туманами.
Рам Дасс и секретарь вскоре удалились — к превеликой радости Мельхиседека, которому их тихие речи казались не очень понятными, а потому зловещими. Молодого секретаря все занимало: камин, пол, шаткая скамеечка, столик, стены, которые он даже потрогал рукой. Обнаружив, что в стену кое-где вбиты гвозди, он явно обрадовался.
— На них можно будет что-то повесить, — сказал он Рам Дассу.
Тот загадочно улыбнулся.
— Вчера, пока ее не было, — отвечал он, — я влез сюда, захватив с собой небольшие острые гвозди, которые входят в стену без молотка. Я их повсюду, где нужно, натыкал. Они готовы.
Наконец секретарь обвел глазами комнату и спрятал блокнот в карман.
— Что ж, я, кажется, все записал, — сказал он. — Можно идти. У Кэррисфорда-сахиба доброе сердце. Как жаль, что он не может найти пропавшую девочку!
— Если б он нашел ее, силы вернулись бы к нему, — заметил Рам Дасс. — Возможно, его Бог еще поможет ему найти эту девочку.
Затем секретарь и Рам Дасс выскользнули в окно так же бесшумно, как проникли в него. Убедившись, что они ушли, Мельхиседек облегченно вздохнул и, рискнув через несколько минут вылезти из норки, забегал по полу в надежде на то, что даже такие страшилы, как эти двое, могли принести несколько корочек и бросить одну-другую на пол.
Проходя мимо соседнего дома, Сара увидала, что Рам Дасс закрывает ставни в знакомую ей комнату.
«Давно я не была в приятной комнате, — подумалось ей. — Только смотрю на них в окно».
В комнате индийского джентльмена, как всегда, горел огонь, а сам он сидел перед камином, опустив голову на руку. Вид у него был грустный и задумчивый.
«Бедняжка! — подумала Сара. — Интересно, о чем он думает».
Вот о чем думал в эту минуту индийский джентльмен.
«Предположим… предположим… — проносилось у него в голове, — что Кармайклу удастся найти этих людей в Москве. Но ведь девочка, которую они забрали из пансиона мадам Паскаль в Париже, легко может оказаться не той, кого мы ищем. Что тогда?»
Войдя в школу, Сара встретила мисс Минчин, которая спустилась вниз, чтобы выбранить кухарку.
— Что это вы пропадали столько времени? — сказала она Cape. — Давно пора было вернуться.
— На улице так грязно и мокро, — отвечала Сара. — Мне было трудно идти, ботинки у меня худые и все время скользят.
— Можете не оправдываться, — сказала мисс Минчин, — все равно никто вам не поверит.
Сара прошла на кухню. Кухарку только что разбранили, и потому она была в отвратительном настроении. Она обрадовалась, что может на ком-то сорвать досаду:
Сара явилась как раз вовремя.
— Наконец-то! — набросилась она на Сару. — Я думала, вы всю ночь прогуляете!
— Вот покупки, — сказала Сара, выкладывая их на стол.
Кухарка внимательно все осмотрела, бормоча что-то про себя.
— Можно мне поесть? — спросила Сара слабым голосом.
— Чай давно уже отпили, — отрезала кухарка. — Нешто я буду вас поджидать?
Сара помолчала.
— Я сегодня не обедала, — тихо сказала она наконец.
Она говорила тихо, ибо боялась, как бы голос ее не задрожал.
— В кладовке есть хлеб, — сказала кухарка. — В такой час нечего рассчитывать на что-нибудь другое.
Сара пошла в кладовую и нашла хлеб. Он был сухой и черствый. Кухарка до того разозлилась, что больше ничего ей не дала. Срывать зло на Саре было самое простое и безопасное дело. Сара с трудом поднялась по трем — таким длинным! — пролетам лестницы, ведущей на чердак. Когда Сара уставала за день, лестница казалась ей такой крутой и бесконечной! Ей чудилось, что сегодня она ни за что не дойдет доверху. Несколько раз она останавливалась передохнуть. Дойдя до последней площадки, она с радостью увидела перед своей дверью полоску света. Значит, Эрменгарде удалось пробраться к ней! Это ее немного утешило: присутствие толстушки Эрменгарды, закутанной в красную шаль, немного согреет ее. Так неприятно входить в пустую комнату!
Да, Сара не ошиблась. Открыв дверь, она увидела Эрменгарду: та сидела на кровати, подобрав под себя для безопасности ноги. Она так и не смогла привыкнуть к Мельхиседеку и его семье, хотя следила за ними с неотступным вниманием. Однако, оставаясь одна на чердаке, Эрменгарда всегда устраивалась на кровати в ожидании, когда вернется Сара. В этот вечер она ужасно перепугалась, потому что Мельхиседек вылез из норки и так и шнырял вокруг, а потом вдруг встал на задние лапки и, глядя на нее, принюхался. Эрменгарда только тихонько вскрикнула.
— Ах, Сара, до чего я рада, что ты вернулась! — воскликнула она. — Мельхи все тут обнюхал. Я пыталась его уговорить, чтобы он вернулся в норку, но он — ни в какую! Ты знаешь, я к нему хорошо отношусь, только не люблю, когда он меня обнюхивает. А вдруг он на меня прыгнет, как ты думаешь?
— He прыгнет, — отвечала Сара.
Эрменгарда пододвинулась поближе и взглянула на Сару.
— Ты, видно, очень устала, — сказала она. — Ты такая бледная.
— Да, я устала, — согласилась Сара, опускаясь на скамеечку. — А вот и Мельхиседек, бедняжка, — пришел за своим ужином.
Мельхиседек и впрямь вылез из своей норки, словно заслышав ее шаги. Сара не сомневалась, что он их узнаёт. Он смотрел на Сару с любовью и ждал, но Сара сунула руку в карман и вывернула его наизнанку, качая головой.
— Прости, Мельхиседек, — сказала она. — У меня ни крошки не осталось. Ступай домой и скажи жене, что мой карман пуст. Боюсь, что я про тебя забыла, потому что кухарка и мисс Минчин так на меня напустились!
Мельхиседек как будто понял ее слова и покорно отправился восвояси.
— Сегодня я тебя, Эрми, не ждала, — сказала Сара.
Эрменгарда потуже закуталась в красную шаль.
— Мисс Амелия ушла к своей старой тетке и останется у нее ночевать, — объяснила Эрменгарда. — А кроме нее, никто к нам в спальни не заходит. Я могу здесь хоть до утра оставаться, если захочу.
И с грустью прибавила, кивнув на стол, стоявший под окном:
— Сара, папа прислал мне еще книг. Вот они.
Сара вскочила и подбежала к столу. Схватив том, лежащий сверху, она стала быстро его просматривать.
— Ах, как чудесно! — воскликнула она. — «Французская революция» Карлайля![15] Я так хотела ее почитать.
— А я не хотела, — сказала Эрменгарда. — Но если я ее не прочитаю, папа рассердится. Он думает, я все запомню, и будет со мной ее обсуждать. Что мне делать?
Сара положила книгу и поглядела на Эрменгарду; от волнения щеки ее вспыхнули.
— Послушай, — проговорила она, — если ты дашь мне ненадолго эти книги, я их прочитаю… и все тебе потом расскажу… так расскажу, что ты все запомнишь.
— Правда?! — вскричала Эрменгарда. — Ты думаешь, тебе это удастся?
— Конечно, — ответила Сара. — Малыши помнят все, что я им рассказываю.
— Сара, — сказала Эрменгарда, и лицо ее озарилось надеждой, — если ты это сделаешь, я… я тебе что угодно отдам.
— Мне ничего не нужно, — сказала Сара. — Мне нужны только твои книги. Твои книги!
Глаза ее широко раскрылись, грудь вздымалась.
— Так возьми их, — сказала Эрменгарда. — Я бы рада была их читать, но не могу. Я глупая, а папа — умный, ему хочется, чтобы я поумнела.
Сара раскрывала одну книгу за другой.
— А что ты скажешь отцу? — спросила она с сомнением.
— Ничего не скажу, — отвечала Эрменгарда. — Пусть думает, что я их прочитала.
Сара положила книгу и медленно покачала головой.
— Это будет похоже на ложь, — сказала она. — А лгать, ты ведь знаешь, нехорошо и к тому же это так низко!
И она задумчиво прибавила:
— Иногда я думаю: я могу совершить злой поступок, приду вдруг в ярость, когда мисс Минчин меня обидит, и убью ее… но сделать что-то низкое я не смогу… А почему бы тебе не сказать отцу, что книги прочла я?
— Он хочет, чтобы я их читала, — отвечала Эрменгарда, несколько растерявшись от такого неожиданного поворота.
— Он хочет, чтобы ты знала, что в них, — сказала Сара. — И если я тебе их расскажу так, что ты все легко запомнишь, он, по-моему, обрадуется.
— Он обрадуется, если я хоть что-то выучу, а как я это сделаю — неважно, — с грустью отвечала Эрменгарда. — Ты бы на его месте тоже обрадовалась.
— Ты же не виновата, что… — начала Сара, но тут же опомнилась и остановилась. Она чуть было не сказала: «Ты же не виновата, что ты такая глупая».
— Что? — переспросила Эрменгарда.
— …что тебе трудно учиться, — сказала Сара. — Тебе ученье не дается, а мне дается легко — вот и все.
