И он вошел во дворец.
О вы, влюбленные, пожалейте его — он не видел Гиацинту уже целых десять минут.
Глава 20
Выясняется, что Лионель может по достоинству оценить хорошую историю
Я хочу начать эту главу цитатой из известной эпической поэмы Шарлотты Гулигулинг, посвященной бародо-евралийской войне:
Король Евралии закончил свой поход,
Победой славной осчастливив весь народ,
Вот первый взвод солдат уже виднеется вдали.
Они все шли, и шли, и шли, и шли, и шли…
Сразу представляешь себе, какой долгий путь проделала армия короля Евралии.
Насколько мне известно, это единственное дошедшее до нас произведение Шарлотты, но оно принесло ей заслуженную славу. Графиня Бельвейн, которая имела полное право судить о поэзии, была чрезвычайно высокого мнения о ее гении.
Если быть точным, из 5000 человек, отправившихся в поход, вернулись лишь 4999. Генри Малонос, лучник с большим будущим, остался на территории противника. Единственная потеря в этой необыкновенной войне. В самом начале ее во время одной из разведывательных операций, когда Генри, распластавшись, ползал по мокрой траве в поисках следов, его обнаружил Главный Оружейник Бародии. Главный Оружейник, очень добрый человек, пригласил Генри к себе, обсушил, напоил согревающим питьем и сказал, что если он по долгу службы вновь окажется где-нибудь поблизости, то пусть без церемоний заходит к ужину. Генри, перехватив взгляд старшей дочери Оружейника, без ложной скромности воспользовался приглашением и потом частенько заходил на огонек. Когда война кончилась, он понял, что никак не может расстаться с этим гостеприимным домом. Поэтому с соизволения короля Евралии он остался в Бародии, а с соизволения Главного Оружейника Бародии зажил жизнью женатого человека.
Когда наконец вдали показались башни замка, Веселунг радостно вздохнул. Снова дома! Невзгоды войны остались позади, плоды победы (завернутые в пергаментную бумагу) лежали у него в кармане, впереди были дни почетного отдыха. Он с умилением узнавал приметы своей милой родины, и сердце его было переполнено благодарностью. Никогда больше он не покинет Евралии!
Снова увидеть Гиацинту! Бедная девочка оставалась совсем одна, но нет, с ней была графиня, женщина с большим опытом, она помогала ей. Бельвейн! Осмелится ли он? Думала ли она о нем? Гиацинта взрослеет и скоро выйдет замуж. Его ждет одиночество, если не… Стоит ли рискнуть? Что скажет Гиацинта?
Гиацинта ждала его у ворот замка. Она хотела, чтобы Лионель встречал короля вместе с ней, но тот отказался.
— Новости надо сообщать постепенно, — сказал он. — Когда человек возвращается домой после успешной кампании, вряд ли ему будет приятно, если на него обрушится все разом. Подумай, ведь мы даже не знаем, почему окончилась война — он, наверное, мечтает тебе об этом рассказать. И не только об этом. А вот потом, когда он спросит: «Ну, что тут у вас делалось без меня? Надеюсь, ничего особенного», тогда ты скажешь…
— Да, тогда я скажу: «Ничего особенного, только Лионель. И какой замечательный!»
— Ну, у него на этот счет может быть другое мнение. Я пока побуду где-нибудь поблизости. Погуляю в лесу. Или могу остаться в саду графини и поразвлечься с Удо. В любом случае даю вам час.
Внушительная кавалькада приближалась к замку. Дамы размахивали платочками, дудели трубы, лаяли гончие. Гиацинта, одетая в голубое с золотом, сбежала по ступеням и бросилась в отцовские объятия.
— Мое дорогое дитя, — твердил Веселунг, ласково поглаживая ее по спине. — Ну, ну, успокойся же. Твой старый отец снова с тобой. — Он успокаивал ее, как будто это она, а не он сам вот-вот зарыдает. — Моя маленькая Гиацинта! Милая дочь!
— О, отец, я так рада, что ты вернулся!
— Я тоже, дитя мое. Теперь я должен обратиться к народу, а потом мы расскажем друг другу все, что с нами произошло за это время.
Он выступил вперед на один шаг и произнес речь:
— Народ Евралии! (Приветственные крики.) Мы вернулись из долгого и опасного похода (овации) в объятия (бурные овации) наших матерей, жен и дочерей (продолжительные овации). В честь великой победы я объявляю завтрашний день государственным праздником Евралии (бурные овации). Теперь я разрешаю вам разойтись по домам и надеюсь, что каждого из вас ждет такой же теплый прием, какой ожидает меня в моем милом доме.
Тут он повернулся и снова заключил дочь в объятия, и если взгляд его скользнул над ее головой в направлении сада графини, то это не так уж важно и в этом, без сомнения, виновата планировка замка.
Последовала буря приветственных возгласов. Пять тысяч глоток проревели военный клич Евралии: «Хо, хо, Веселунг!», и люди радостно разбежались по домам. Веселунг с Гиацинтой вошли во дворец.
— Теперь, отец, — сказала Гиацинта, после того как король переоделся и подкрепился, — ты должен мне все рассказать. Даже не верится, что все кончилось.
— Да, да, — ответил Веселунг, — все кончилось. Я думаю, с этой стороны нам больше ничего не угрожает.
— Скажи, король Бародии принес извинения?
— Он сделал больше — он отрекся.
— Почему?
— Потому что… — Веселунг вовремя спохватился. — Ну, потому что я собственноручно нанес ему смертельный удар.
— О, отец, как это жестоко!
— Не думаю, что он сильно пострадал, дорогая. Скорее это был удар по его чувствам. Смотри, что я тебе привез.
Он вынул из кармана маленький сверток.
— О, как интересно! Что это?
Король развернул пергаментную бумагу и извлек пару рыжих бакенбардов, аккуратно перевязанных голубой ленточкой.
— Отец!
Он взял в руки один из них и предъявил Гиацинте.
— Смотри, вот в это место угодила стрела Генри Малоноса. Между прочим, — добавил он, — Генри женился и остался в Бародии. Удивительно, как после войны мысли человека принимают матримониальное направление. — Он выжидательно помолчал и покосился на дочь, но она все еще была поглощена бакенбардами.
— Что мне с ними делать? Не могу же я посадить их в саду.
— Я думаю, их можно прикрепить к флагштоку, как мы это сделали в Бародии.
— Мне кажется, это будет не очень-то благородным жестом теперь, когда бедняга умер.
Веселунг оглянулся, чтобы удостовериться, что в зале нет лишних ушей.
— Ты умеешь хранить тайны? — спросил он многозначительно.
— Конечно, — сказала Гиацинта, сразу же решив, что она поделится секретом только с Лионелем.
— Тогда слушай.
Он рассказал ей о тайной вылазке в неприятельский лагерь в палатку короля Бародии, о письме короля Бародии. Он рассказал все, что он говорил и делал и что делали и говорили все остальные, и его мальчишеское удовольствие было столь явно и столь невинно, что даже посторонний проникся бы к нему искренней симпатией.
А Гиацинте он казался самым милым из отцов и самым замечательным из королей.
Но мало-помалу дошла очередь и до того, о чем говорил Лионель.
— А теперь, — попросил Веселунг, — расскажи, что вы все тут поделывали без меня?
Он ждал, гадая, понимает ли Гиацинта, что «все» означает, в основном, графиню.
Гиацинта подвинула кресло и села рядом с ним.
— Отец, — сказала она, погладив его по руке, — у меня действительно есть новости.
— Ничего о гра… ничего серьезного, я надеюсь? — с тревогой проговорил Веселунг.
— Это довольно серьезно, но довольно мило. Отец, дорогой, ты не возражаешь, если я выйду замуж?
— Девочка моя, как же я могу возражать? Дай подумать, — ведь недавно ко мне обращались не то шесть, не то семь принцев. Я послал их пока совершать разные подвиги. Но, пожалуй, они уже должны были бы вернуться. Тебе о них ничего не известно?
— Нет, отец, — Гиацинта едва заметно улыбнулась.
— Ну, значит, им не повезло. Ничего страшного, дорогая, мы с легкостью раздобудем новых претендентов. На самом деле я совсем недавно об этом думал. Надо устроить небольшое состязание и сообщить о нем в соседние страны. Недостатка в кандидатах не будет. Интересно, этот семиголовый бык… Он, правда, староват, но на последнего принца его хватило. Мы могли бы…
— Мне не нужны никакие претенденты, — мягко возразила Гиацинта. — Один уже есть.
— Моя дорогая, вот это действительно сюрприз! Расскажи все по порядку. Какой подвиг он совершил?
Гиацинта знала, что без этого вопроса не обойдется. В наше время ее бы спросили: «Какой у него годовой доход?» Должен же мужчина как-то продемонстрировать, чего он стоит.
— Пока никакого. Он только что приехал. Он был так добр ко мне, и я уверена, что тебе он тоже очень понравится.
— Хорошо, хорошо, мы для него что-нибудь придумаем. Может, все-таки этот семиголовый бык… Между прочим, кто он такой?
— Он приехал из Арабии, и его зовут…
