Пробило одиннадцать — никаких призраков…
Часы мерно пробили двенадцать, и Буц уже переставал верить в нечистую силу. Как вдруг он услышал глухой шопот, беготню, шорохи, заметил, как кусок стены сдвинулся с места и открыл темный зияющий ход. Из мрака показалось восемь белых призраков, с черепами вместо голов и с горящими свечами в руках. Буц, замахнувшись саблей, выскочил из своей засады, с такой быстротой, что призраки сначала, было, смешались, но затем вытянули свои черепа над саванами, двинулись на смельчака и заговорили замогильными голосами:
— Горе! Горе! Бегите, лилипуты! Мы — грозные мстители! Мы — тени толстосумов!
Но Буц не бежал, даже не сдвинулся ни на шаг. Указав саблей на сверкавшие в окнах ружейные дула, он засмеялся в лицо страшным фигурам и приказал:
— Ни с места! Иначе вся рота откроет стрельбу!
Тут со всеми восемью призраками произошло забавное превращение. Они повернули черепа, и неподвижно уставились на грозные ружейные дула. Свечи у них заколебались в руках, глухие звуки застряли в глотках, а ноги так задрожали, что саваны зашуршали и заколыхались.
— Скиньте саваны, — или я прикажу стрелять!
Упали наземь полотняные наряды — и… кто предстал при свете свечей?
Восемь самых обыкновенных лилипутов.
Они были одеты в обычные костюмы толстосумов, а на головах торчали выдолбленные тыквы, в которых были вырезаны отверстия для глаз, носа и рта, делавшие их похожими на черепа.
— Долой тыквы! — приказал неумолимый Буц, и перед ним появились восемь лилипутьих голов с взъерошенными волосами, восемь бледных, как-будто знакомых Буцу лиц. Не были ли это Фриц Сыр-в-Масле, Алекс Сыр-в-Масле, Эдди Полная-Чаша, Хуц Полная-Чаша, Бим Без-Забот, Жжж Золотой-Чурбан, Бум Кругопуз, Мац Клади-в-Банк? Ну, конечно, они, сынки толстосумов, бывшие офицеры, еще несколько недель тому назад гарцовавшие перед рядами лилипутских войск.
Эти восемь бывших сиятельных особ были похожи теперь на самых несчастных воришек. Они стояли перед Буцом с самым жалким видом — трусливые, потные, грязные, с блуждающими глазками и в измазанных глиною платьях. Трудно было узнать в них представителей некогда блиставшей знати.
Буц устремил суровый взгляд на жалких грешников.
— Вы явились сюда из Беличьего бора? — спросил он после продолжительного и тягостного молчания.
Они смущенно кивнули головами.
— Подземным ходом?
Они кивнули головами.
— Вы еще не забыли про пряники?
Они кивнули головами:
— Вы хотели запугать стражу и каждую ночь, таскать пряники в Беличий бор?
Они кивнули головами.
Буц приказал им повернуть назад, загнал их ударами сабли плашмя туда, откуда они появились и задвинул за ними тяжелую каменную стену… Затем он поднялся по ступенькам во двор, стащил в сером утреннем сумраке ружья с окон, разбудил спавшего глубоким сном великана, показал ему тыквы и саваны и рассказал всю историю с привидениями.
На самом высоком тополе у Пятидубья, покачивалось круглое надежное гнездо аистов. В этом гнезде стоял Черный Фрак и глядел поверх зеленой листвы в темный лес, деревья которого тихо шелестели в утреннем ветре. У ног Черного Фрака сидела аистиха, прикрывая крыльями голых аистят и, высоко задрав клюв, выжидательно глядела на супруга. Он прищурил глаза и начал, по своему обыкновению, кратко и решительно:
— Дорогая супруга! Настал день великого путешествия, кляп! Должен сегодня выполнить свое обещание, кляп! Должен проводить домой шмеркенштейновского мальчика, кляп!.. Следи хорошенько за малютками, кляп!..
Аистиха окинула своих голых птенцов немым любовным взглядом:
— Надеюсь через три дня вернуться, кляп! Если тебе нужна будет помощь, обратись к аисту Красному Клюву. Он обещал. Мой друг Всезнай — также, кляп!
Черный Фрак почесал аистиху клювом у шеи, пощекотал клювы аистят и еще раз прикоснулся на прощание к шее аистихи. Затем он решительно выпрямился, как человек у которого уже завязан чемодан, распахнул широкие крылья, выбросился в сторону из гнезда, взял направление на юг и понесся над полями, которые еще спали предутренним сном.
Крыши маленьких селений нетерпеливо выглядывали из зелени садов, словно не могли дождаться наступления утра. А над лугами и прудами клубился туман, готовый исчезнуть с первыми лучами солнца.
Всего этого не замечал Черный Фрак. Его клюв был устремлен, как красная стрела, по направлению к Бурным горам, на утесах которых он сделал первую остановку.
Вершины гор были покрыты белыми облачками, а пограничные крепости, в которых лилипутское войско годами лежало готовое к войне со Страной Чудес, лепились над кручами, как заброшенные ласточкины гнезда.
Из бойниц уже не торчали дула пушек, в сторожевых башнях не бренчали больше оружием бойцы. Крепости висели на горах, как напоминание о ненавистном прошлом.
Черный Фрак испустил над долиной довольный крик, но тотчас же испуганно вздрогнул: резкий удар бича просвистал внизу, раздался еще раз, и еще. И когда Черный Фрак напряг зрение, он увидел длинный ряд телег, которые катились на перевале из Страны Чудес в Лилипутию. Телеги были нагружены доверху крыльями, которые выписал для народа Совет Двенадцати Лилипутии.
Черный Фрак закляпал еще довольнее и полетел дальше, пронесся над лилипутьими селениями с новыми, прекрасными, ярко раскрашенными домами, покрутился над заброшенными пряничными замками и разрушенными шоколадными башнями, полетел на юг, пронесся над Беличьим бором и стал зорко вглядываться в землю, отыскивая белую башню королевского дворца. Он кружился над окрестностями Замка Веселья, но не мог еще различить марципанового здания, так как даже глаза аиста не могли видеть отсюда, что делается в столице. Но вдруг, он услышал чей-то громкий смеющийся голос. Таких голосов на всем лилипутьем острове был только один.
— Великан! — закляпал Черный Фрак, — этого парня всегда услышишь задолго до того, как увидишь.
И когда глаза аиста присмотрелись к равнине, они увидели белокурую кудрявую макушку, блестевшую на солнце.
Белокурая макушка принадлежала Муцу. Он все еще находился с Буцом в Замке Веселья, но не в таком одиночестве, как накануне.
Утро привлекло сюда массу народа. Во главе с Громовым-Словом пришло из столицы свыше ста лилипутов, чтобы узнать, чем кончилось дело с привидениями. Жители фабричного поселка явились в полном составе, они покраснели от стыда, когда Буц показал им тыквы и саваны, от которых бежала их стража. Храбрый малый принужден был все время повторять эту историю, и, как раз тогда, когда он начинал ее в четвертый раз, нечто большое бело-черное, с шумом опустилось вниз…
Сначала все застыли от неожиданности, затем несколько лилипутов испуганно вскочили. Вслед за ними вскочил Муц и бросился этому большому бело-черному существу на шею, с криком:
— Черный Фрак! Ну, конечно, конечно, конечно… Сегодня день нашего отъезда! Ты сдержал слово! Завтра я снова увижу своих родителей, и сестру, и дядю, и тетю, и… — Муц назвал всех своих родных, включая троюродную бабушку и всех школьных товарищей, — от самого большого забияки до последнего тихони. Он был вне себя от радости.
Все лилипуты поднялись и столпились вокруг аиста — они никогда не видели такой большой птицы. Муц несказанно гордился своим проводником, важно выставил ногу вперед и заявил:
— Представьте себе, такие больше птицы бродят у нас по улице, как у вас вороны. С этой чудесной птицей я лечу теперь домой.
Собравшиеся лилипуты не находили слов от изумления. Им не хотелось верить, что великан, действительно, собирается их покинуть. А глаза Муца, наоборот, с тоской смотрели на юг, и он вдруг засуетился.
— Я еду домой! — ликовал он, прижал к груди Буца и старика Громовое-Слово, стал прижимать и прочих лилипутов, попадавшихся ему под руку, катался с ними по траве и заставил всю толпу кувыркаться.
Так продолжалось некоторое время, но когда лилипуты сообразили, что великан серьезно прощается с ними, они обхватили его руки и ноги; и не хотели его отпустить.
Черный Фрак терпеливо наблюдал эту картину. Но когда солнце поднялось так высоко, что тень Замка Веселья совсем исчезла в дерне, аист стал, выражать нетерпение, подошел к Муцу, поднял длинный красный клюв, очень решительно кляпнул и, указав на солнце, взмахнул крыльями, как бы готовясь к отлету.
Тут к тоске Муца по дому стало примешиваться опасение. Он воскликнул:
— Пустите меня! — и стряхнул с себя лилипутов. — Я непременно вернусь!
Он завозился со своим волшебным ящиком, который прозвенел точно старый будильник, когда его заводят.
— Ах, Буц, если бы не море, ты мог бы полететь со мной в Шмеркенштейн!
Он снял с одного лилипута шляпу.
— Дайте мне хоть что-нибудь на память!
