На самом дальнем перекрестке машина виляет в сторону, уходя от столкновения с бабулькой, переходящей дорогу. Тормозит так резко, будто натыкается на невидимую стену. Дверца распахивается, выглядывает грузный темноволосый мужик. На лице ярость, глаза дико вращаются, рот открывается. Летит приглушенный, едва различимый гвалт возмущенных голосов: мужской — плюющий ругательства, маты; и старческий — едко бубнящий. Разве можно слышать на таком удалении? Ничего себе! Катя мотает головой — мимо с нарастающим рокотом пролетает авто, словно реактивный самолёт, звуком разрывающий перепонки. Выходцева зажимает уши и зажмуривается. Больно-то как!..
Жадно дышит, боль утихает. Только чуть отпускает, Катя вновь открывает глаза. Реальность искажается, цвета притупляются, запахи обостряются, звуки усиливаются. Серость и безликость сменяются яркими пульсирующими красками. Собственное мощное сердцебиение гулко отдаётся в голове перестуком колёс мчащегося поезда.
Мир другой… Теперь красноватых двигающихся сгустков — он накладывается на прежний. Всё это единый организм: ослепляющий, восхищающий, ужасающий. Уши закладывает. Воздух давит вязкостью — дыхание прерывается, на горле стягивается невидимая удавка.
Что происходит?..
Витрины магазинов, дома, высотки — мелькают с бешеным ускорением. Люди сливаются в сплошную тёмную полосу. Реальность теряется… Отступает всё — рамки, границы исчезают. Себя не ощущаешь — точно взмываешь в невесомости.
Шквал звуков резко утихает — выделяется робкое журчание воды. Катя напряженно фокусируется. Машина проезжает мимо открытого кафе. Официант наклоняет чайник над чашкой…
Ничего себе! Как получается распознать единственный звук в гвалте шумов улицы, причём с закрытыми окнами? Нервно дёрнув ручку, Выходцева опускает стекло. Смесь запахов ударяет в нос.
— Катя… — на этот раз из мира неиспытанных ранее ощущений вырывает обеспокоенный голос отца. — Что с тобой, милая?
— Можно немного прогуляться, — ошарашено шепчет Катя, глядя в никуда. — Я так давно не была на свежем воздухе.
— Детка, ты уверена? — папа взволновано поглядывал через плечо. — Ты… в общем, ты ещё слаба. Может, лучше домой?
— Нет! Всё нормально, — звучит твёрдо. — Я чуть-чуть подышу, — подбирает слова Катя, но говорит с трудом. — Пройдусь и сразу же домой, обещаю! — Зависает тишина, нарушаемая гудением автомобильного вентилятора. Сомнение на лицах родителей читается так явно, что хочется кричать. — До дома остался всего квартал. Что со мной случится? — В машине опять безмолвие, режущее по нервам. Терпение заканчивается — Катя грубовато выпаливает: — Не потеряюсь, не бойтесь!
— Я против! — возмущается мать. Чуть встряхивает головой — идеальная прическа покачивается и встаёт обратно — прядка к прядке: — Серёж, не позволяй ей…
— Детка, я с тобой пройдусь? — мягко нарушает задумчивое молчание отец. Мать, фыркнув, отворачивает к окну, всем видом показывая негодование.
— Нет, пап! — решительно отрезает Выходцева. Обидеть не хочет, — вон как насупливаются, но и уступать нельзя: — Нет, пойми, — придаёт голосу нежности, и в тоже время уверенности, — мне нужно побыть одной.
Минуты тянутся бесконечно долго. В конце концов любовь и желание угодить дочери побеждает — отец плавно останавливает машину около обочины.
— Кать, — предпринимает очередную попытку уговорить, — я не уверен…
— Па! Я прошу немного свободы. На меня давят стены, нужен простор, — чеканит Выходцева чуть грубее, чем собиралась. — Я пройдусь. Один квартал, и я дома!
Пока родоки не приходят в себя и не передумывают, спешно вылезает и захлопывает дверцу. Достали!
— Детка, — вновь слышится голос отца, — давай мы вдоль обочины поедем?
— Нет! — бросает уже гневно Катя и стремительно направляется вперёд. Оторваться от них. Пусть оставят в покое. Такая забота напрягает. Зануды…
Позади раздаётся лёгкий скрип колодок. Выходцева кидает взгляд через плечо — синяя «пятнашка» проезжает мимо, отец смотрит внимательно. Скорость маленькая, сразу видно, что перестраховывается. Катя сворачивает на первом же перекрестке — центр можно обойти через частный сектор, там спокойнее.
Неспешно прохаживаясь по тротуару, вслушивается в новые обострённые звуки. Как радиоволна у старого радиоаппарата — крутишь колёсико, настраиваясь на нужной частоте. Боль то утихает, то усиливается. Прослушка в голове — пугающе круто! Она полностью захватывает внимание, вот только не получается разобрать шквал на отдельные звуки.
Шум обрывается, Катя недоуменно оглядывается. Где она? Не туда свернула и прошла свой поворот. Бли-и-ин! Теперь обратно идти!
Домики, точно близнецы-боровики под одним деревом. Каждый хозяин, мечтая превзойти соседа, почему-то ремонтирует участок как под копирку. Не все, конечно, но когда три подряд обшиты сайдингом молочного цвета, на крышах коричневая черепица, окна, ставни, двери — в тон, а рядом ещё и палисадник, будто с картинки «Найди десять отличий от соседского», ничего другого на ум не идёт.
Сердце гулко стучит, в душе нарастает необъяснимое волнение. Ощущение беды усиливается — откуда это чувство?
Пронзившая боль ослепляет, точно вспышка света в темноте — в глазах жжёт от рези, озноб пробивает до костей. В голове нарастает звон. Катя, прислонившись к забору, обводит взглядом улицу. Серая, тоскливая… Зелень меркнет, краски уходят, людей нет. Даже помощи не у кого попросить. Зря вышла из больницы, дура! Если бы рассказала о болях и галлюцинациях, врачи, может, дали бы таблетку. Просто так надоели, что уже была на грани сбежать…
Глубоко дыша, Выходцева прикрывает на секунду глаза — шумы утихают, тянущаяся боль притупляется. Отлепившись от забора, Катя ускоряет шаг. Быстрее домой! Лечь, поспать. Глядишь, всё пройдёт.
Тишину прорезает гудение моторов. Белоснежный лимузин неспешно едет по ходу движения, а по встречной полосе мчатся чёрная иномарка и зелёная «копейка».
«Opel» пролетает с жутким металлическим побрякиванием. Жигули тарахтят так, словно готовятся отдать концы, но хозяин решил перед смертью во что бы то ни стало пронестись на предельной скорости: «Погибать, так с музыкой».
Катя едва успевает отскочить от бордюра. Вот же придурок! Машину ещё и заносит… Вероятно, водитель пьяный.
Мысль испаряется — сверкающе-ослепляющий лимузин, так и кричащий: «я дорогой!» замедляет ход и, вильнув к обочине, тормозит. Затенённое окошко приспускается, оттуда вылетает серое облако сигаретного дыма; вырываются громкие звуки песни группы «Каста» — «Закрытый космос».
— Девочка, ты не заблудилась? — в проёме показывается раскрасневшееся лицо жирного мужика.
Нехорошо… Катя испуганно шарахается и мотает головой так рьяно, что даже в шее хрустит. Сердце сбивается с ритма, в груди сжимается от плохого предчувствия.
Белоснежная дверца распахивается, толстяк вылезает из машины. Большой, лысый. Выходцева затравленно отступая, бросает взгляды по сторонам. Никого! Упирается спиной в забор. «Люди помогите!» — крик отчаянья так и, не вырвавшись, застревает в пересохшем горле. Мужик плотоядно улыбается:
— Давай, мы тебя подвезём?
Риторический вопрос вводит в ступор. Из лимузина раздаётся многоголосый смех. Страх расползается по ногам и рукам, обвивая как жертву паутина. Катя открывает рот — губы каменеют, не желая шевелиться, язык онемевает.
Чего стоять, бежать надо! Через не могу, сдвигается с места — увернувшись от жирдяя, бросается прочь. Из машины, словно хищник из кустов, выскакивает второй. Тощий, кривоногий. В потрёпанной футболке и протёртых джинсах. Лицо в оспинах. Холодные глаза с диким блеском. Растопыривает руки:
— Держи суку! — гогочет в бешеном азарте.
Ловко отскочив в сторону, Катя юркает мимо и не оглядываясь, бежит, что есть сил. Позади раздаётся нарастающий топот и шумное пыхтение.
— Не уйдешь… — настигают пугающие голоса.
Накатывает животный ужас, жар от чувства опасности, неминуемой беды. Уже ощущаются крепкие невидимые пальцы. Касаются ледяными щупальцами, ошпаривают сильнее огня.
Не убежать! Твари поймают…
За плечо резко дёргает обратно. Ноги запинаются — в тело словно мириад игл втыкаются разом. Почва ускользает, и Катя ухает навзничь. Руку выворачивает с адской болью — нагнавший подонок неумолимо тащит по тротуару. Лица мужиков маячат на фоне пасмурного неба сплошным тёмным пятном. Асфальт обжигает спину и ягодицы. Выходцева кричит, визжит, извивается, лягается, царапается дикой кошкой. Злобное шипение мужиков сопровождается грубыми, безжалостными рывками — собственные зубы клацают в такт, на губах сладковато-солоноватый привкус. Хлесткие пощёчины оглушают, от звона в голове реальность ускользает. Только запал борьбы за жизнь иссякает, Выходцева обессилено распластывается на земле, вмиг оказывается на ногах. Подонки будто манекен с пола подняли — перед зарёванными глазами расплывается наглая рожа тощего. Победоносная улыбка, не сулящая ничего хорошего. Жажда жить просыпается с новой силой:
