Ознакомительная версия.
На то Весна ему ответствует:
– После осенней распутицы[40], батюшка-Февраль, всяк ждёт, когда уж молодая зима-раскрасавица на землю ступит. Она чистуха[41], искусница, всем по душе. Она всё вокруг приберёт, белым чистым покрывалом землю укроет, душу простому люду красотою волшебною повеселит. И по всей Руси люди зиме рады. Любуется народ молодой богачкой. У неё горы серебра припасены, а алмазам да белоснежным нарядам и вовсе счёту нет. Через время зима свои наряды-то белоснежные поизносит, порядком вымажет, алмазы да жемчуга подрастеряет, лютовать начнёт, норов свой всем показывать. Тут уж народу не до красоты зимушки – гордячки да зазнайки. За её холодною красою с каждым днём всё больше дурной характер проглядывает, лють зимняя надоедать начинает. И со временем становится зима совсем злою, всем постылою. Она теперь нелюдима, прочь от людей бежит, своего платья в чёрных латках-проталинах стыдится. Потому и уходит зима перво-наперво из деревни, бросает ещё заснеженные поля и скованные уж ненадёжным льдом реки и прячется в лесу, подальше от людских глаз. Там зима дольше всего задержится, станет бесцельно бродить средь деревьев в своём жалком убранстве из грязного снега, а потом и из лесу уйдёт, видя как на Руси уж с великою надеждою народ весну кличет.
– Что верно, то верно, – обычно отвечает ей Февраль, – тут и возразить нечего.
– Вот и сегодня весна на своём стоять не стала, – говорит братьям-месяцам Февраль, – так что до первого подснежника ещё далеко.
– Да уж, – в задумчивости говорит Январь, – как зима под конец не злится, а весне всё одно покорится… Недаром в народе приметили, что Февраль строит мосты, а Март их ломает, что нет зимы, которая б не кончалась.
– Верно, братец-Январь! – ответствует ему Февраль. – Да только весна ещё не завтра будет. Пока мой черёд, тряхну-ка разок-другой сединою! Бывайте, братцы, служба зовёт!
Тут час от часу мороз крепчать стал, бабы с улицы домой заспешили, и вскорости в Николиной Сторонке такая метель разыгралась, что и словами не выразишь. Силён Февраль-месяц метелями!
– Да-а, – говорили в деревне, – ишь как пурга-то вздурилась![42] Не шутит Февраль-батюшка! – И бегом по домам.
Скучно и уныло стало на улице, небо серою рогожкою[43] низёхонько над землёй повисло.
А под крышами, снегом приваленными, кто у печки ноги греет, кто на лежанку тёплую взлез, а кто под одеялом пуховым от холодов схоронился. Кошки, и те перед морозами к печи жмутся.
Затосковал Февраль, пригорюнился, радости одному нет. Другое дело в хатах да избах.
Заглянул Февраль в одно окошко, а там люду много, смех, веселье, огонь в печи – и тот весело потрескивает.
У купца Платонова в доме тоже уютно, радостно.
Хозяйские дочки щебечут, бусики, брошки яркие да перстеньки друг у друга рассматривают, бисер, нити шелковые на богато расшитых бабьих кокошниках[44] поправляют.
Дед Иван с бабой Нюрой тоже из дома ни ногой – чаёвничают себе по-стариковски. Баба Нюра что-то рассказывает, а Иван в задумчивости чай с блюдечка прихлёбывает, баранки румяные ест.
Полюбовался Февраль их самоваром, под хохлому расписанным. До чего ж хороши узоры хохломские![45] Листочки, цветочки, ягодки, веточки-стебельки писаны красками сочными, яркими: и красным, и чёрным, и зелёным, и золотым цветом выведено, а меж листочками будто золотистый свет солнышка проглядывает. Красотища!
Заглянул Февраль и в окошко к Демьяну. У него суетливо как-то, детишки гомонят, игрушками, что им батенька с рождественской ярмарки привёз, играют.
Февралю шибко нравились резные мужик и медведь-кузнецы, которые в руках у Ванюши молотами по наковальне стучали.
Он таких во всей Руси великое множество видел. Любит детвора эту игрушку!
У Вареньки тоже есть забава. У неё деревянные куры наклоняются, будто зерно клюют.
«Это Богородская резьба[46], – подумал Февраль. – Приятно липовое дерево на ощупь. Оно всё больше не окрашено, гладенько, резьба затейлива – любо-дорого смотреть! А чем это Настенька в углу играет? Дымковскими[47] свистульками, что ли?»
Присмотрелся Февраль – там у неё не только свистульки, а и глиняные куклы, пёстро по белому разукрашенные.
Переставляет Настенька разные фигурки: и мамки есть у неё, и няньки, и водоноски, и кавалеры разные, и лошадки, и коровушки.
У старшенькой Ариши игрушка тоже с ярмарки – глиняная, вся цветная, Романовская[48]. Февраль о Романушке[49] частенько от братьев-месяцев слыхивал. Бывает, скажет осенний Ноябрь месяцу Маю: «Оделся ты, Май-месяц, сегодня пёстро, будто Романушка».
Заглянул Февраль и в окошко к бабе Настасье да деду Федоту. Федот спит, баба Настасья квашню[50] замешивает, Варенька рушник[51] любовно вышивает, стежочек к стежочку кладёт.
Видит Февраль, а на полотне у ней красные женские фигурки появляются, лошадки, петушки разные.
Невестки Варины прясть принялись. За работой щебечут, хохочут, тёплых деньков ждут.
Мужики у них в доме тоже не бездельничают: одни ложки-плошки вырезают, другие поделки своими руками мастерят.
И сколько ещё красоты всякой да вещиц диковинных повидал Февраль на земле русской: и финифти[52] ростовские видел, и шкатулки палехские[53], и картины лубочные[54], и утварь из бересты[55]. А ещё видал Февраль росписи чудесные мастеров мстёрских[56] да федоскинских[57], и букетики жостовские[58], будто живые, и гжель[59] сине-белую, и городецкие[60] узоры сочные, и платки павлопосадские[61], цветные, и иконы, будто душою писанные, и много-много ещё чего!
Улыбнулся Февраль, оттаял малость. Уразумел он, что человеку и зимой охота глаз яркими красками порадовать, зимой весну розовощёкую вспомянуть да лето красное.
И с тех пор Февраль всегда с оттепелями, и именно Февраль весеннему Марту место уступает.
Вскорости после лютых февральских холодов робко ступила на землю красавица-весна, а с нею и месяц Март. На дворе пока последние деньки Всеядной седмицы[62] стоят, мужика щедрым угощеньем балуют, в среду и в пяток привычного поста нету.
В деревне и за околицей снега́ ещё лежат тяжёлые, грузные, будто в Январе, да только теперь уж всё равно не зима. Март-марток он завсегда таков: где снегом сеет, там и солнцем греет.
Не успели деревенские жители, а с ними и Март-месяц глазом моргнуть, как за Всеядной неделей уж и неделя Пёстрая[63] подошла. Теперь уж на столах то густо, то пусто, – прошёл сплошной мясоед[64], «пёстры» дни настали. Редко когда свадебный поезд[65] по деревне проедет. А старики только головою кивают.
– Ишь ты, молодые нынче никому не под шапку, ни Бога, ни чёрта не боятся! – говорит дед Никита. – Никто им не указ… А оно ж теперича жениться – токмо[66] с горем породниться, одна голь[67] да беда!
– Да уж, не время свадьбы гулять, – недовольно отзывается его свояк[68], дед Кузьма. – Как говорится, оттого и баба пестра[69], что на Пёстрой замуж пошла!
В Николиной Сторонке ненадёжное тепло всё чаще крепкими холодами оборачивается, Март морозом на нос садится. Бывает, что ветры сырые, оголтелые налетят, бывает, что и метели с завирухами без спросу в гости заглянут. Небо всё чаще свинцовыми тучами затянуто, кругом серо да неуютно. Куда ни глянь – и спереди и сзади зима, стоят холода нешуточные. Один мартовский денёк за другой заходит, третий за собой ведёт, четвёртый прихватывает, а там глядишь – десяти мартовских дней уж как и не бывало.
В воскресенье у Игнатовых ждали гостей. Видит Март, с раннего утра невестки стали на стол набирать[70], суетиться, из сеней[71] да в сени шмыгать.
– В такой день и Бог повелел гостей встречать, – говорит дед Иван. – Уж угощать так угощать!
– Что верно, то верно, – отвечает баба Нюра. – Сегодня никому не грех по двенадцать раз шти[72] хлебать, двенадцать раз мясо есть. На то оно и «мясное воскресенье»!
– А для чего двенадцать раз, бабушка? – спрашивает старшенькая Ариша.
– Это так говорят, – отвечает ей баба Нюра, – коли разумеют, что есть надобно сегодня от пуза, а не так, как вы. С завтрего ужо Сырная седмица[73] заходит. Вроде только Рождествовали, а сегодня к вечеру уж заговляться[74] на сыр да на масло будем. На Масляную, детки дорогие, угощенья ещё кругом будет полно всякого, да только мяса уж нигде не едят. А там вскорости и строгий пост. Так что, жуйте-ка, милы мои, веселей!
Ознакомительная версия.
