А с Жужиком Шуршалкиным стало твориться нечто невообразимое. Он вдруг отчетливее и с разных сторон узрел экзаменационную комиссию, а в особенности Великого Рододендрона. Жужик глянул в висящее у доски зеркало и обомлел: у него было семь голов под семью колпаками, четырнадцать оттопыренных ушей, семь носов картошкой, семь пар глаз набухли слезами, а семь ртов скривились в плаче. Стыд и позор первому в мире семиглавому волшебнику!
Смеялась вся экзаменационная комиссия, покатывался со смеху Великий Рододендрон, не говоря уже о злопамятном Сигизмунде, который заходился от хохота. Переведя наконец дух, дракон торжествующе прорычал:
— Будешь знать, как белых мышей науськивать!
При слове «мыши» дракон невольно вздрогнул и оглянулся по сторонам и лишь потом расхохотался снова.
Жужик развернулся и, сгорая от стыда, выскочил из экзаменационной пещеры. Вернее, хотел выскочить, но семь голов не проходили в дверь, и одной из них он с такой силой стукнулся о притолоку, что из всех четырнадцати глаз искры посыпались. Бедняга кое-как протиснулся боком, чтобы бежать от позора.
— Жужик Шуршалкин! — донеслось до его слуха. Он вздрогнул и… направился за дипломом.
Великий Рододендрон пожал ему руку и тихонько, чтобы остальные не слышали, прошептал:
— Ты уж как-нибудь постарайся, сынок! Будь половчее…
Жужик кивнул и тоскливо побрел на место.
«При чем здесь я? — рассуждал он про себя. — Всему виной этот желчный старикашка, Рудольф Малый. Нашел время сводить счеты — на выпускном экзамене, тут кто хочешь растеряется…» Многое можно было бы привести в свое оправдание, но перед мысленным взором Жужика вдруг возникли Двенадцать правил волшебника, которые начинались со следующего пункта: «Неотъемлемым оружием волшебника является палочка». А он свою палочку выпустил из рук. Голова его вновь бессильно поникла.
Завершающим событием торжества было распределение. Церемония с незапамятных времен проводилась с таким расчетом, чтобы рабочие места были распределены сугубо беспристрастно — уж кому как повезет.
Несколько первоклашек втащили в зал два громадных медных котла, в один из которых были сложены бумажки с именами выпускников, а в другой — с названием рабочих мест. Затем Великий Рододендрон выпустил из клетки волшебного шмеля Очумеля. Сине-желтый полосатый шмель некогда считался кровожадным хищником, но теперь, утратив всю свою кровожадность, состоял в услужении при Фее удачи. Раз в год он появлялся в школе, на церемонии распределения. Снует туда-сюда меж двумя котлами и наугад выхватывает бумажки, соединяя имя претендента с местом работы. И на этот раз все происходило как обычно. Жужику показалось, будто волшебный шмель поглядывает на него, злорадно подергивая жалом. Да, ошибки быть не могло. И Жужик понял, что надеяться не на что, ему достанется самая скверная работа. «Объективность… скажут тоже!» — горестно вздохнул он. Всем известно, что волшебный шмель Очумель и дракон Сигизмунд заядлые радиолюбители, а стало быть, держатся заодно. «Волшебный шмель тоже затаил на меня злобу. Такого невезучего, как я, днем с огнем не сыскать».
Великий Рододендрон объявил результаты, и Жужик в очередной раз с горечью вздохнул: какая уж там объективность! Квази Мир — вот они, чудеса объективности! — остался ассистентом при кафедре теоретической фокус-покусологии. Толстопузик получил место в Заколдованном Лесу взамен старика, недавно уволенного на пенсию. Можно ли мечтать о лучшем? Жужик ярко представил себе, как напрочь лишенный фантазии Толстопузик ставит перед рыцарями-освободителями принцесс и пытающими удачи младшими сыновьями три тяжелейших испытания: сперва съесть вареник величиной с холм, затем проглотить пирожок с гору и закусить горным хребтом из галушек, а когда герой округлится что твой колобок, вольно ему вызволять из темницы принцессу, которая на ожирелого урода и смотреть не пожелает.
Наконец волшебный шмель обронил цидульку в руки Жужика. Ничего хорошего он, конечно, и не ждал, но результат поверг его в отчаяние. Хуже того места, какое ему назначалось, и вообразить было невозможно.
— Ну, что там у тебя, горе луковое? — с жалостью спросил Великий Рододендрон.
И Жужик Шуршалкин срывающимся голосом зачитал:
— Новостройка. Улица Фигля-Мигля Олеандрового. Районное управление волшебства и колдовства.
Великий Рододендрон сочувственно развел руками.
— Да, сынок, — сказал он, — видать, тебе на роду написано ходить в неудачниках. Впрочем, не расстраивайся! — Учитель ободряюще похлопал его по плечу. — Какая-никакая, а все же работа!
Жужик Шуршалкин сошел со 101-го автобуса. Автобус, взметнув облако пыли, умчался, а Жужик огляделся вокруг и обомлел. Правда, он догадывался, что не случайно этот район считается самым кошмарным, но увиденная картина превзошла все его наихудшие опасения. Повсюду, куда ни глянь, бесчисленные ряды десятиэтажных домов, линейки окон, балконов, лестничных клеток, подъездов, проходов, входов и выходов. В единственном одноэтажном домишке, прилепившемся у подножья десятиэтажных великанов, размешались коммунальные учреждения. Домик имел форму дуги, вдоль фасада располагались конторы одна другой важнее и магазины, а у входа во фруктовую лавку висела доска искусственного мрамора со следующей надписью:
На месте этого дома находился дом, где с «33-го марта по 1-е апреля жил и творил Фигль-Мигль Олеандровый».
Между местными филиалами специализированной сети «Декоративные рыбки» и «Декоративные птицы» Жужик обнаружил полуоткрытую дверь; густая завеса паутины не позволяла ей распахнуться полностью. Помещению не полагалось ни окна, ни витрины, а над дверью на песчано-сером бетоне надпись полустертыми буквами гласила: «РУВОК», что означало «Районное управление волшебства и колдовства».
В узкой полутемной комнатенке посетителя ждали голый письменный стол со стулом и пустые полки вдоль стен. Все вокруг покрывал толстый слой пыли: сюда явно давно ничья нога не ступала, ни простого смертного, ни волшебника. На столе валялся пожелтевший конверт со словами, наспех накарябанными мелкими каракулями:
«Моему преемнику». Чуть поколебавшись, Жужик вскрыл конверт и обнаружил краткое, однако же берущее за душу послание:
«Мой злополучный Преемник, кем бы ты ни был! Могу дать тебе один-единственный совет: не садись и даже не стой. Бери ноги в руки и беги опрометью! Тут, брат, не до шуток. И никаких тебе фокусов-покусов или чудес! Нет здесь ровным счетом ничегошеньки. Вот я и решил бежать отсюда без оглядки. Осяду где-нибудь в лесозащитной полосе. Не теряй ни минуты! Если застрянешь, тебя разъест плесень и поглотит скука. Спасайся, пока не поздно!
Сочувствующий от всего сердца твой предшественник, некогда подававший надежды Буль Будвайзер».
Жужик Шуршалкин несмотря ни на что решил остаться.
Никому и в голову не приходило посетить Жужика в РУВОКе. Не зная, чем заняться, со скуки он старался совершенствоваться в ремесле. Заучивал новые волшебные заклинания, хотя скоро был вынужден признать, что и старые-то не помнит. Из дырявой, как решето, памяти заветные слова проваливались без задержки. Жужик соорудил себе ладный рюкзачок и положил туда «Справочник мага», чтобы был под рукой, когда понадобится. Но справочник не понадобился.
Ни на второй день, ни на третий, ни на четвертый никто даже не заглянул в РУВОК, хотя Жужик на всякий случай оставался там после работы. Более того, он даже ночевал на рабочем месте, а на двери написал:
«Постоянное круглосуточное дежурство.
По желанию клиента могу очутиться, где пожелаю или где меня пожелают».
Но никто никаких пожеланий не высказывал.
С тоски и одиночества Жужик писал длиннющие письма бывшим однокашникам и зеленел от зависти, когда получал ответ. Карьерист-выскочка Квази Мир и обжора Толстопузик жили как рыба в воде, как волшебник из сказки. Перечитывая их письма, Жужик все чаше возвращался мыслями к совету своего предшественника, Буля Будвайзера. Обитать в лесополосе этаким партизаном-волшебником и то было бы лучше. Душу его терзали сомнения.
Как-то вечером он сидел у полуоткрытой двери конторы и тоскливо смотрел перед собой. Взору его открывался фасад высоченного дома напротив. Точнее говоря, из двери конторы и видно было только этот дом, небо в кадр не вмещалось. В окне пятого этажа сидел мальчуган лет семи. Спрашивается, что уж тут такого особенного, если семилетний мальчик решил посидеть на подоконнике? На первый взгляд — ничего. Но если ребенок скучает на подоконнике как раз в тот момент, когда во всем микрорайоне, в каждой квартире звучат позывные вечерней сказки, это событие из ряда вон выходящее. Жужик немедленно принял решение: подняться на пятый этаж и поговорить со странным человечком. А то молчишь да молчишь целыми днями, не с кем словом перемолвиться. Жужик чувствовал — это его первый и последний шанс проявить себя в деле.
