Смотрит Вакамацу: не птица это, а тэнгу. Нос у него длинный, как рукоятка у меча. На крючковатых пальцах когти.
Замер мальчик от страха. А тэнгу смотрит на фонарь и говорит:
— Эй, человеческий детёныш! Откуда у тебя эта маленькая луна? Очень она мне нравится. Подари мне!
А Вакамацу ни слова сказать не может.
— Ну, если не хочешь подарить, давай меняться. Есть у меня диковинный веер. Если этим веером помахать на кого-нибудь, станет у того человека нос расти, расти, расти… А если сложишь веер и скажешь: «Нос, укоротись!», станет нос опять таким коротким, как раньше был. Ну что, согласен?
Кивнул Вакамацу головой. Дал ему тэнгу веер, взял фонарь и полетел прочь.
Видят мальчики внизу, вдруг поднялся фонарь Вакамацу высоко-высоко, до самых облаков, и полетел по небу!
— Вот это чудо! — кричат мальчики.
Тут пришёл Дзиро со своим фонарём. Закричал он, ногами затопал… Что за чудо! Летает фонарь Вакамацу по небу. Так высоко летает, что кажется не больше светляка.
Опять Вакамацу победил!
А Вакамацу просидел на дереве до самого рассвета. Еле-еле он с горы спустился, до того промёрз.
Всю ночь Сэкихимэ не спала, тревожилась, куда брат делся. Увидела она брата, обрадовалась. Напоила его горячим питьём и в постель уложила. Всё рассказал Вакамацу сестре и отдал ей веер тэнгу.
Утром говорит Дзиро мальчикам в школе:
— А-а, что, не пришёл ваш герой? Верно, чуть живой от страха лежит.
Пошли мальчики проведать Вакамацу.
А сестра взяла цитру, положила её на пол. А над ней маленького краба на ниточке подвесила. Ходит краб по цитре, ножками струны перебирает. Звенят струны:
Горон-горон.
Тэнтэнтэн.
Горон-горон.
Тэнтэнтэн.
Говорит Сэкихимэ мальчикам:
— Слышите? Брат на своей любимой цитре играет. Не мешайте ему.
— Ах, какая красивая песня! — удивляются мальчики. — Никогда мы такой не слышали.
— Это «Танец краба», — улыбнулась Сэкихимэ.
Пошли мальчики назад в школу и говорят Дзиро:
— Зачем ты напраслину на Вакамацу возводишь? Он здоров и весел, на цитре играет. Не боится наш Вакамацу ничего на свете. Надоел ты нам. Не хотим мы тебя больше слушать.
А тем временем Сэкихимэ поднесла своему брату целительное питьё. На лоб ему сок выжала из лепестков алого пиона.
На другое утро повела его сестра в школу. И попался им по дороге злой богач со своим сыном Дзиро. И слуги с ними.
Стал Дзиро говорить отцу.
— Вон идёт этот негодный мальчишка! Из-за него мне в школе житья не стало. Вели нашим слугам отколотить его хорошенько.
— Проучите его, — приказывает богач слугам. — Пусть знает, как против моего сына идти.
Заслонила собой Сэкихимэ маленького брата:
— Не дам его в обиду! Не позволю и пальцем тронуть!
Подбежали слуги, хотят её в сторону оттащить.
Вынула тут Сэкихимэ веер из-за пояса и давай им махать на злого богача. Машет и на сынка его, и на драчливых слуг и приговаривает:
Нос, тянись, тянись, тянись.
Вверх тянись,
Не падай вниз.
Обвивайся кольцами
Два раза вокруг горы,
Три раза вокруг луны.
Тэнтэн-тон-тон.
Тэнтэн-тон-тон.
И вдруг начали носы вытягиваться и у богача, и у его сына, и у слуг. Стал у каждого нос длинным, словно угорь, словно ползучая лоза, словно корабельный канат. Обвиваются носы вокруг деревьев, ползут с ветки на ветку.
А нос богача зацепился за конёк на крыше дома и ещё дальше вверх тянется… Завопил богач с перепугу. Ай-ай, неужели его нос и вправду до луны доберётся? Дзиро со слугами в голос плачут.
Слетелись тут со всех сторон вороны и давай каркать:
— Кра-а, кра-а, краденый нос! Кра-а, кра-а, краденый нос!
И начали нос богача клевать.
— Ой-ой! — завопил богач. — Спасите, помогите! Никогда больше не буду Вакамацу обижать и сыну не позволю. Смилуйтесь, сжальтесь!
Пожалела их всех добрая Сэкихимэ. Захлопнула она веер и говорит:
Нос, нос, укоротись!
Нам не надо носа длинного.
Стань короче воробьиного.
Так и сделалось.
Закаялись с тех пор богач и его сынок Дзиро обижать маленького Вакамацу.
Много с тех пор времени прошло. Вырос Вакамацу большим и умным. Долго у него в доме хранился веер тэнгу, а потом веер пошёл гулять по свету.
А кто своим носом недоволен, пусть этот веер разыщет.
Обезьянье царство
(Сказка острова Окинава)
Давно-давно это было.
Жил в одной горной деревушке старик с тремя сыновьями. Земли у них было с кошкин лоб. Чая и вина не пили они и в большой праздник.
Настал неурожайный год. Пришлось двум старшим сыновьям идти в город на заработки. Младшему только десять лет было. Остался он дома с отцом.
Как-то раз прислали старшие сыновья отцу из города триста медяков.
— Послушай, Сабуро, ты у меня смышлёный, — говорит отец мальчику. — Научился бы торговать вразнос, нам бы легче стало. Вот тебе сто медяков, купи на них какого-нибудь товару и продай хоть с малой прибылью. Всё будет подспорье в хозяйстве.
Идёт Сабуро по дороге, а что купить, как продавать — он и не знает. Продавать горшки? Ещё побьются. Продавать каштаны? Ещё рассыплются. Продавать редьку? Ещё никто не купит.
Вдруг видит Сабуро, навстречу ему старуха ковыляет. Несёт она мешок, а в мешке кот мяучит, да так жалобно.
— Бабушка, куда ты кота несёшь? — спрашивает Сабуро.
— Несу я его, сынок, в реке топить. Он мышей не ловил, у соседей цыплят таскал… Пусть-ка теперь ловит рыб на дне.
Ещё жалобней кот замяукал.
— Бабушка, бабушка, не топи кота. Лучше продай его мне, я тебе сто медяков дам.
— Как, ты и вправду хочешь купить этого негодника? Бери, бери, милый. Вот радость-то какая! Словно в раскрытый рот сладкий пирожок сам собой залетел…
Взяла старуха сто медяков и пошла домой не помня себя от радости.
— Вот видишь, котик, в какую беду ты чуть не попал. Вперёд тебе наука. Не таскай чужого. Возьму я тебя домой, и давай жить в дружбе.
Принёс Сабуро кота домой. Ничего не сказал отец, только вздохнул. Вот и ещё лишний рот в доме прибавился.
На другое утро снова дал отец мальчику сто медяков.
Идёт Сабуро по дороге, а навстречу ему старик бредёт, согнутый, словно стебель камыша под зимним снегом. Несёт старик мешок, а в мешке собака визжит.
— Дедушка, дедушка, куда ты собаку несёшь?
— Несу в реке топить. Она дом не сторожила да — мало того! — таскала чужих поросят. Привяжу камень к мешку — и в воду.
При этих словах собака ещё горестней завизжала.
— Дедушка, не топи собаку в реке, лучше продай мне. Я тебе сто медяков дам.
— Сто медяков за этого скверного пса! Да я бы его и даром отдал.
Взял старик деньги и пошёл домой довольный.
— Вот видишь, пёсик, несдобровать бы тебе, если б я твоему хозяину на дороге не попался. Другой раз не делай худого.
Привёл Сабуро собаку домой. Ничего не сказал отец, а про себя подумал: самим есть нечего, а тут ещё корми кота с собакой.
На третье утро вынул отец из сундучка сто медяков, отдал мальчику и говорит:
— Ну, сынок, это наши последние деньги. Смотри на этот раз потрать их с толком.
Целый день бродил Сабуро из деревни в деревню. Не умеет он ни покупать, ни продавать. Стало солнце за горы садиться. Вдруг видит Сабуро, деревенские мальчишки тащат на верёвке маленькую обезьянку. Дразнят они её, щиплют, мучают. Обезьянка уже еле-еле дышит, из глаз слезы катятся.
Закричал Сабуро:
— Вы зачем обезьянку обижаете?
Ответил ему главный заводила:
— А ты откуда взялся, чтобы нам указывать? Эта глупая обезьянка никаких забавных штук делать не умеет. Только визжит.
— Отдайте мне обезьянку, я вам за неё сто медяков дам.
— Сто медяков? Да ну, давай скорей!
Схватили мальчишки деньги и убежали с шумом и гамом.
— Ты ещё совсем маленькая, — говорит Сабуро обезьянке. — Ничего не смыслишь. Другой раз не подходи близко к деревне, чтобы мальчишки опять тебя не поймали. Ну беги, беги в горы.
Отпустил Сабуро обезьянку. А она несколько раз наклонила голову, словно в знак благодарности, и наутёк.
Солнце совсем уже скрылось за горами. Стало темно. Вспомнились тут мальчику слова отца: «Это наши последние деньги». Стыдно возвращаться домой с пустыми руками. Сел Сабуро под деревом и задумался.
Вдруг послышался крик: «Кья-кья!» Видит Сабуро, появилась перед ним обезьянка. Э, да это опять та самая!
— Ты зачем здесь? Беги прочь, спасайся, глупая.
Вдруг обезьянка заговорила человечьим голосом:
— Сабуро-сан, я рассказал моему дедушке, как ты меня спас. Он велел привести тебя. Мой дедушка — обезьяний царь. Пойдём, я отведу тебя в наше царство.
