Она остановилась у автомобиля, в котором никого не было, погляделась в ветровое стекло, поправила шляпку, разгладила платье и покрепче прижала локтем зонтик, убедившись, что его ручка, а точнее голова попугая, видна всей улице. Мэри Поппинс сегодня предстояло свидание со Спичечником.
У Спичечника было две профессии. Во-первых, он торговал на улице спичками, как все обычные спичечники, но ещё он рисовал на тротуаре. Чем он в данную минуту занимался, зависело от погоды. Если на улице шёл дождь, он продавал спички — какие уж тут картины! Если же светило солнце, он весь день ползал на коленях по асфальту, рисуя цветными мелками свои дивные картины. Он рисовал их стремительно: пока вы шли от перекрёстка до перекрёстка, он успевал покрыть созданиями своей фантазии обе стороны улицы.
В тот день было холодно, но ясно, и Спичечник рисовал. Он как раз заканчивал два банана, яблоко и королеву Елизавету, завершая ею целую галерею картин, когда Мэри Поппинс подкралась к нему сзади на цыпочках.
— Эй! — тихо окликнула она Спичечника.
Он ничего не видел и не слышал, он только что пустил по бананам коричневые точки и теперь тем же мелком выписывал кудряшки королевы Елизаветы.
— Кхе, — кашлянула Мэри Поппинс, как умеют кашлять только истинные леди.
Спичечник вздрогнул, поднял голову и увидел её.
— Мэри! — воскликнул он, и по его голосу вы сразу бы поняли, что Мэри Поппинс играет в его жизни очень важную роль.
Мэри Поппинс потупилась и мыском туфли дважды провела по асфальту. Потом улыбнулась мыску, но улыбка была такая, что мысок с огорчением признал — эта улыбка явно предназначена не ему.
— Сегодня мой день, Берт, — сказала Мэри. — День отдыха. Ты разве не помнишь?
Спичечника звали Бертом. По воскресеньям же его величали Герберт Альфред.
— Конечно, помню, Мэри! — воскликнул он. Только видишь что… — он замолчал и грустно посмотрел в свой картуз, лежавший на тротуаре рядом с последней картиной: в нём поблёскивал всего один двухпенсовик.
— Это всё, что у тебя есть, Берт? — сказала Мэри Поппинс, и голос у неё был такой весёлый, что Берт никогда бы не догадался, что и ей грустно.
— Да, всё, — отозвался Берт. — Выручка сегодня совсем плохая. Посмотри, ведь казалось бы, как не раскошелиться, узрев такую прелесть, — и он кивнул на королеву Елизавету. — Так-то вот, Мэри, — вздохнул он. — Боюсь, что сегодня я не смогу угостить тебя чаем.
Мэри Поппинс вспомнила про пончики с малиновым вареньем, которыми угощалась каждый выходной, и чуть было не вздохнула, но вовремя спохватилась, увидев лицо Спичечника. И ловко обратила вздох в лучезарную улыбку.
— Это ничего, Берт, — сказала она. — Не расстраивайся. Я и не хотела пить чай. Что за удовольствие распивать чаи! Пустая трата времени.
Согласитесь, Мэри Поппинс повела себя очень благородно — ведь она так любила пончики с малиновым вареньем!
Спичечник тоже так подумал, он взял её обтянутую белой перчаткой руку в свою, крепко пожал. И они вместе стали рассматривать чудесные цветные картинки.
— Сейчас я тебе покажу такую прелесть! Ты ещё не видела, — с гордостью сказал он, подводя её к горе; вершину горы одевал снег, а склоны были усеяны огромными розами, на которых сидели зелёные кузнечики.
На этот раз из груди Мэри Поппинс вырвался вздох, который нисколько не мог огорчить её друга.
— О, Берт! — прошептала Мэри. — Восхитительно!
Этим словом Мэри Поппинс хотела сказать, что картина Берта достойна висеть в Королевской Академии (и Берт понял её) — такой большой комнате, где люди выставляют свои картины. Кто хочет, может прийти и любоваться; на них долго смотрят, долго-долго, и вдруг кто-нибудь говорит: «Ах, Боже, как похоже!»
Спичечник подвёл Мэри к следующей картине, ещё более прекрасной. Это был пейзаж — деревья, трава, а в глубине — синее пятнышко моря.
— Боже мой! — воскликнула Мэри Поппинс, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть, но тут же выпрямилась: — Что с тобой, Берт?
Спичечник взял её за вторую руку, вид у него был необычайно взволнованный.
— Мэри, мне пришла в голову такая мысль! Почему бы нам не войти туда, в эту картину, прямо сейчас, сию минуту? А, Мэри? — и, держа её за руки, он потянул её с этой улицы, подальше от чугунной ограды и фонарных столбов. Ах! Вот они уже там, в самом центре картины.
Как здесь было зелено, как покойно, какая нежная травка была под их ногами! Нет, это невозможно! Почему невозможно? Зелёные ветки шурша касаются их шляп, а вокруг их ног водят хороводы яркие, как радуга, цветы. Мэри с Бертом поглядели друг на друга — а сами-то они как изменились! На Спичечнике был совершенно новый костюм — в зелёную и красную полоску сюртук и белые панталоны, а голову его венчала новёхонькая соломенная шляпа. И весь он сиял, как новый шестипенсовик.
— Ах, Берт, какой ты красивый! — восхитилась Мэри.
Берт на миг онемел, он и сам не мог отвести глаз от Мэри. Наконец он перевёл дух и воскликнул: — Как здорово!
И больше ни слова не прибавил. Но смотрел он с таким восторгом, что Мэри достала из сумки зеркальце и глянула в него.
Она тоже изменилась. Плечи её окутывала прелестная шёлковая пелерина в ярких узорах, шею нежно щекотало длинное страусовое перо, ниспадавшее с полей шляпы. Её самые лучшие туфли исчезли, вместо них — туфельки неописуемой красоты с блестящими пряжками в бриллиантах. На руках были те же белые перчатки, под мышкой — бесценный зонтик.
— Бог мой! — воскликнула Мэри Поппинс. — Вот уж действительно выходной день!
Любуясь друг другом и собой, они двинулась в глубь рощи и скоро вышли на залитую солнцем поляну. И, представьте, на зелёном столе их ожидал послеобеденный чай!
Вокруг стола — зелёные стулья, посреди него — гора пончиков чуть не до неба, а рядом большой медный чайник. Но самое прекрасное — две тарелки с креветками и, конечно, две вилки — не руками же их есть.
— Ущипните меня! — сказала Мэри Поппинс: её любимое восклицание, когда она очень довольна.
— Как здорово! — подхватил Спичечник. Это было его любимое восклицание.
— Садитесь, пожалуйста, мадам! — послышался чей-то голос.
Друзья обернулись и увидели высокого мужчину, выходящего из рощи в чёрном смокинге и с белоснежной салфеткой, перекинутой через руку.
Мэри Поппинс так изумилась, что у неё подогнулись колени и она не села, а упала на зелёный стул с таким шумом, точно хлопнула хлопушка. Спичечник, тараща глаза, плюхнулся напротив.
— Я официант, как вы, надеюсь, догадываетесь, — проговорил человек в чёрном смокинге.
— Да, но на картине вас не было, — сказала Мэри Поппинс.
— Я стоял за деревом, и вы меня не заметили, — объяснил человек в чёрном смокинге.
— Садитесь, пожалуйста, — вежливо предложила ему Мэри Поплине.
— Мне не положено, — ответил официант, но приглашение ему явно понравилось.
— Ваши креветки, мистер, — сказал он, придвигая тарелку Спичечнику. — И вилка. — Обмахнув вилку салфеткой, он протянул её гостю.
И Мэри с Бертом приступили к послеобеденному чаю. А официант стоял рядом, предупреждая каждое их желание.
— Всё-таки мы полакомимся сегодня пончиками с малиновым вареньем, — сказала Мэри Поплине, протянув руку к горе пончиков.
— Как здорово! — воскликнул Спичечник и взял сразу два самых больших.
— Чай наливать? — спросил официант и, не дожидаясь ответа, налил две полные чашки душистого чая.
Мэри с Бертом выпили по две чашки и уплели всю гору пончиков. Затем встали из-за стола и стряхнули со скатерти крошки.
— Платить не надо, — сказал официант, прежде чем они успели попросить счёт. — Сегодня ваш праздник. Там — карусель. — И он махнул рукой в сторону лужайки. Мэри с Бертом взглянули туда — и правда, вокруг расписного столба кружили деревянные лошадки.
— Всё-таки странно, — сказала Мэри Поплине. — Ведь и их не было на картинке.
— Хм, — Спичечник тоже не помнил карусели. — Они, наверное, были на заднем плане.
Подошли к каруселям, которые тотчас замедлили ход. Мэри Поппинс прыгнула на спину вороного коня, Спичечник на серого. Заиграла музыка, и они поскакали — куда бы вы думали? — конечно, в Ярмут — ведь они очень давно хотели посмотреть этот город. Дорога неблизкая, и вернулись они, когда стало уже темнеть.
— К моему величайшему сожалению, — учтиво сказал официант, — мы закрываемся в семь. Таковы правила. Вы дорогу обратно помните? Хотите, я провожу вас?
Гости кивнули, официант изящно взмахнул салфеткой и повёл их из леса.
— Ах, какую чудесную картину ты нарисовал сегодня! — сказала Мэри, закутавшись в пелерину и взяв Берта под руку.
— Я очень старался, Мэри, — скромно потупясь, отвечал Берт. Но вид его говорил, что он очень, очень горд собой.
