— Попался, голубчик! — раздался чей-то хриплый голос.
Повернул Карлуша голову и увидел великана с волчьими клыками. Того самого, от которого он, обратясь в муравья, убежал.
— Сейчас вертел принесу и зажарю тебя. Полакомлюсь я сегодня орлятинкой!
Пока великан за вертелом на кухню бегал, Карлуша опять в муравья обратился. А муравью самая частая сеть не страшна. Выпутался он из неё и по отвесной стене пополз к окошку, у которого Данута стояла. Ползёт и над великаном посмеивается.
Вернулся великан с вертелом, а сеть пустая. Тут стал он орать, по земле кататься и волосы рвать на себе. Видно, очень уж ему орлятины захотелось.
А Данута всё видит из своего окошка: и как орёл муравьём стал и по стене прямо к ней пополз, и как великан по земле катается и волосы на себе рвёт. И страшно ей сделалось. Знает она: нелегко с великаном сладить.
А муравей на подоконнике уже. На пол упал и в красавца юношу превратился.
— Данута! — воскликнул он и руки к ней протягивает.
— Карлуша! — воскликнула девушка и руки к нему протягивает.
Не успели они поздороваться, как внизу словно гром загремел. Это великан их в окошке увидел и закричал, да так громко, что башня зашаталась.
— Ах ты мошенник! Ну погоди ж у меня!
Великан по лестнице бежит — башня дрожит.
Растерялся Карлуша. Что делать? В орла превратиться и улететь с девушкой? А вдруг он не удержит её в когтях, она упадет и разобьётся?
Уже слышно, как великан по лестнице сапожищами стучит, пыхтит-отдувается и злобно хохочет. Вот ворвался он в горницу.
— Попался, голубчик! Ха-ха-ха! Теперь-то ты от меня не уйдёшь. Зажарю тебя на вертеле и съем!
Тут Карлуша львиный волос к груди приложил, и в тот же миг зарычал свирепый лев, на великана кинулся, щёлк зубами — и перегрыз ему горло. А потом подтащил к окну и в глубокую пропасть сбросил. Так пришёл конец злому великану. И Ясноглазка стала свободна.
Вышли из замка Карлуша, Данута и лев. Лев к девушке ластится, об ноги трётся, в глаза заглядывает.
Сели они отдохнуть на зелёной лужайке под высокой скалой. Данута возле Карлуши, у босых Данутиных нот лев разлёгся и лижет их шершавым языком. Данута обняла льва за шею, ласково потрепала по гриве и чмокнула прямо в чёрный, холодный нос.
Лев очень удивился.
«Сколько лет на свете живу, и никто меня не гладил, не ласкал, — думает он. — Ведь я хищник! Царь зверей! И люди, и звери боятся меня. А Данута не побоялась — в нос поцеловала. И не побрезговала, хотя я иной раз падаль ем».
Вдруг лев схватился лапой за сердце и тихонько сказал: «Ойх». Он почувствовал, как его хищное жестокое сердце становится мягким, добрым и сладким, как марципан.
Но Данута с Карлушей не слышали, как ойкнул лев. Они сидели рядом на траве и разговаривали.
— Откуда ты узнала, как меня зовут? — спросил Карлуша.
— К моему окошку прилетела ласточка и прощебетала, что скоро придёт Карлуша и освободит меня из неволи.
— А ещё что она тебе сказала?
— Что я верну королевичу зрение.
— Как?
— Поцелую его в глаза, и, если сердце у него стало доброе, он прозреет.
— А если не стало?
— Тогда он навсегда останется слепым.
— Скажи, а как ты попала к злому великану?
— Моя матушка полоскала в речке королевское бельё: она служила при дворе прачкой. А я спала в плетёной колыбели. Тут пришёл великан и унёс меня. Матушка с горя умерла. И с тех пор я томилась в неволе, пока ты, Карлуша, меня не освободил.
— А зачем он украл тебя?
— Я сама долго не знала. Но как-то он проговорился. А было это так. Кормила я зимой голодных синичек, великан прогнал их и говорит: «Противная девчонка, приходится тебя взаперти держать, не то вся моя работа пойдёт насмарку».
— Какая работа? — удивился Карлуша.
— Видишь ли, у великана в груди вместо сердца был большой камень. И он хотел, чтобы у всех людей сердца окаменели. Как у короля и королевича. Вот он и боялся моих глаз. Боялся, как бы от моего взгляда не ожили окаменевшие сердца, не стали горячими и добрыми.
Карлуша посмотрел Дануте в глаза, и его доброе, отважное сердце стало ещё отважней и добрей.
Посидели, поговорили — и в путь пора. Лев, у которого сердце сладкое было теперь, как марципан, говорит Дануте:
— Садись ко мне на спину и держись за гриву. А ты, Карлуша, обратись в орла и лети над нами.
Так они и сделали.
Лев с Данутой на спине мчится во весь опор по дороге. Орёл над ними летит.
Днём солнышко светит им золотым фонарём, ночью путь освещает серебряным фонарём месяц. А звёзды смотрят с неба и от удивления мигают.
В полдень, когда солнце стало припекать, Данута попросила Карлушу:
— Лети, пожалуйста, так, чтобы тень от крыльев на нас со львом падала.
Она боялась, как бы на лице у неё не высыпали веснушки и Карлуша не разлюбил её.
Умный Карлуша догадался, в чём дело, и подумал про себя: «Будь у неё хоть тыща веснушек, все равно на свете нет девушки краше».
Так странствовали они два дня и две ночи, а на третий день увидали вдали королевский замок.
Теперь и отдохнуть можно. Только присели они в тени — прилетела ласточка и прощебетала:
— Здравствуйте, странники!
— Здравствуй, ласточка! — хором ответили лев, Карлуша и Данута.
— Я от доброй волшебницы лечу. Видите вон тот высокий дуб? Ему тыща лет, три года и ровно семь месяцев. А под дубом в куче прошлогодних листьев лежит моя сестра. Жестокий король не позволил людям кормить её, и она умерла зимой.
— Позволь, ведь ласточки на зиму улетают в тёплые края, — сказал Карлуша.
— У моей сестры было сломано крылышко, и она не могла улететь. Добрые люди хотели её приютить и накормить, но король не позволил, и она умерла. И теперь лежит под тем дубом. Волшебница сказала, чтобы ты, Данута, взяла её и пошла во дворец. Приложи к груди королевича мёртвую ласточку, и, если ласточка оживёт, значит, каменное сердце королевича превратилось…
— В марципановое! — вскричал обрадованный лев.
— Не в марципановое, а в настоящее человеческое сердце — доброе и горячее. Если ласточка оживёт и вылетит в открытое окно, поцелуй королевича в незрячие глаза, и он прозреет.
— А если ласточка не оживёт?
— Тогда королевичу до конца жизни суждено быть слепым, — сказала ласточка, прощебетала на прощание «Ки-ви!.. Ки-ви!..» и улетела.
Вот откопали они под высоким дубом в прошлогодней листве мёртвую ласточку и отправились во дворец. По дороге Карлуша вынул из-под камня у крепостной стены королевскую грамоту.
Король увидел льва и за трон спрятался.
— Не бойся, король! Выходи! — говорит Карлуша. — Это мой друг. Он тебя не съест. Я привёл Ясноглазку.
Высунул король голову из-за трона, на Дануту взглянул и зажмурился.
— Ой, ой, не гляди на меня так! — кричит король и за сердце хватается. — Моё королевское сердце становится мягким…
— …и сладким, как марципан, — сказал лев и облизнулся.
— Молчи, наглец! Как ты смеешь перебивать меня! Да я тебя!.. — закричал король и затопал ногами.
Данута на минуту отвернулась от короля, и сердце его снова окаменело.
— Р-р-рр! — зарычал лев. — Растерзал бы я тебя, мерзкий королишка, будь у меня, как раньше, львиное сердце.
— Успокойся, глупый! — сказала Данута и потрепала льва по спине.
— Сейчас же перестань смотреть на меня, гадкая девчонка! — завопил разъярённый король и трах по столу скипетром. А головой так мотнул, что корона упала и, дребезжа, покатилась под ноги льву.
Лев обнюхал её и сплюнул.
— Тьфу! Как от неё пахнет несправедливостью и людскими обидами, — сказал лев, наподдал корону лапой, и она покатилась обратно к трону.
Король надел корону и снова стал жестоким, потому что Дануте было противно на него смотреть.
— Я отведу тебя, маленькая колдунья, к сыну! Но если он не прозреет, берегись! Всех вас прикажу повесить.
Лев опять оскалился и зарычал, а король опять спрятался за трон. Карлуше надоело попусту терять время, и он сам повёл Дануту и льва к слепому королевичу. Найти королевича было нетрудно: из его комнаты слышались плач и жалобные причитания.
Вот входят они в золотую горницу и видят — в золотом кресле сидит королевич и горько плачет.
— Не плачь, королевич! — говорит Данута. — Я принесла тебе избавление. Твои глаза снова будут зоркими, как у сокола…
Королевич перестал плакать и простёр к Дануте руки.
— …твои глаза снова будут зоркими, как у сокола, если твоё каменное сердце перестало быть каменным.
— Каменное сердце?.. — прошептал королевич. — Я не знаю, какое у меня сердце…
— Сейчас мы это увидим! Король, — сказала Данута, — созови всех придворных, рыцарей и мудрецов.
Король не осмелился ослушаться и тотчас исполнил её просьбу.
Но придворных, прислужников и прочих бездельников оказалось столько, что они не поместились в комнате. А посмотреть на чудо всем охота. И вот задние напирают на передних, вытягивают шеи, встают на цыпочки. Тихо-тихо, только слышно, как муха жужжит да король вздыхает.
