Ознакомительная версия.
Хазруэлю пришлось повысить голос до самого настоящего грома.
– Разве ты не знаешь, – прогремел он, – что дитя в подобном состоянии духа нельзя остановить никаким волшебством?
Дальциэль зажал бледными ладонями уши – остренькие уши, похожие на грибы.
– Не могу этого выносить! – заверещал он. – Усыпи ее на сто лет!
Хазруэль кивнул. Он снова повернулся к принцессе Валерии, которая визжала и каталась по полу, и простер над ней огромную руку.
– Ой! – ахнула Софи. – Сделайте же что-нибудь!
Поскольку Абдулле ничего не приходило в голову и поскольку в глубине души он был уверен, что если есть какое-то средство прекратить этот ужасный плач, им стоит воспользоваться, он не стал ничего предпринимать – лишь робко показался из-за колонны. К счастью, не успело колдовство Хазруэля хоть как-то подействовать на принцессу, как в зал ворвалась толпа. Сквозь вопли послышался громкий, довольно-таки резкий голос:
– Из-за чего тут такой шум?
Оба ифрита обернулись. Толпа состояла сплошь из женщин и девушек, и все они были крайне рассержены, – однако этими двумя чертами и исчерпывалось их сходство. Их было около тридцати, и они стояли рядком, сердито глядя на ифритов, и были они высокие, маленькие, молодые, старые, пышные, худые и всех возможных оттенков, которыми богат род человеческий. Глаза Абдуллы в изумлении скользнули вдоль ряда. Судя по всему, это были похищенные принцессы. Вот вам и третья общая черта. Внешность их варьировалась от крошечной хрупкой желтокожей принцессы, которая стояла к Абдулле ближе всех, до старенькой согбенной принцессы в середине ряда. И одеты они были весьма разнообразно – от бальных туалетов до твидовых костюмов.
Резкий голос принадлежал принцессе среднего роста и солидного телосложения, стоявшей на полшага впереди остальных. Лицо ее отличалось не только загаром и некоторой грубоватостью – должно быть, она много времени проводила на воздухе, – но и здравомыслием и твердостью. Принцесса оглядела ифритов с глубоким осуждением.
– Это же просто смешно! – отчеканила она. – Два таких великих и могучих ифрита – и не можете сделать так, чтобы ребенок перестал плакать! – И она шагнула к Валерии и отвесила ей изрядный шлепок по мечущейся попке. – Замолчи!
Это сработало. Валерию в жизни никто никогда не шлепал. Она перекатилась на спину и села, словно онемев. И уставилась на твердоликую принцессу изумленными опухшими глазами:
– Ты меня стукнула!
– И стукну еще, если будешь напрашиваться, – заявила твердоликая принцесса.
– Сейчас запла́чу, – предупредила Валерия. Рот у нее снова стал квадратным. Она набрала побольше воздуху.
– Еще чего, – отрезала твердоликая принцесса. Она подняла Валерию и живо препроводила ее в объятия двух принцесс, которые стояли у нее за спиной. Эти принцессы и несколько их соседок сомкнулись над Валерией, умиротворяюще бормоча. Из недр этой небольшой толпы снова послышались вопли Валерии, но теперь им недоставало убедительности. Твердоликая принцесса уперлась кулаками в бока и презрительно повернулась к джиннам.
– Видали? – сказала она. – Нужно всего лишь проявить немного строгости и немного доброты – только где вам это понять!
Дальциэль шагнул к ней. Теперь, когда ифрита перестало корежить от невыносимого шума, Абдулла с удивлением заметил, что Дальциэль очень красив. Если бы не грибообразные уши и когти на ногах, ифрит вполне мог сойти за высокого ангелоподобного человека. Голову его покрывали золотые локоны, и крылья, хотя и маленькие и какие-то чахлые с виду, тоже были золотые. Ярко-красные губы сложились в милую улыбку. В общем, Дальциэль обладал неземной красотой, вполне соответствовавшей его облачному царству.
– Молю тебя, забери это дитя и успокой его, о принцесса Беатрис, превосходнейшая из моих жен, – сказал он.
Твердоликая принцесса Беатрис как раз махала прочим принцессам, чтобы они увели Валерию, но при этих словах она резко обернулась.
– Я уже объясняла, юноша, – заявила она, – что никто из нас не приходится вам никакой такой женой. Можете называть нас как угодно, пока не посинеете, но дела это не изменит ни на йоту. Мы вам не жены и никогда ими не будем!
– Точно! – подтвердили по большей части прочие принцессы – решительным, но усталым хором. Все они, кроме одной, повернулись и удалились, забрав с собой всхлипывавшую Валерию.
Софи восторженно просияла.
– Кажется, принцессы стоят на своем! – шепнула она.
Абдулла ее не слышал. В зале осталась одна принцесса, и это была Цветок-в-Ночи. Как всегда, она оказалась вдвое прелестнее, чем ему помнилось, она была нежна и сурова одновременно и огромными темными глазами строго смотрела на Дальциэля. Цветок-в-Ночи учтиво поклонилась. Все чувства Абдуллы так и запели. Казалось, облачные колонны вокруг то возникали, то пропадали. Сердце его колотилось от счастья. Она цела и невредима! Она здесь! Цветок-в-Ночи обратилась к Дальциэлю.
– Прости меня, о великий ифрит, ибо я осталась, чтобы задать тебе вопрос, – сказала она, и ее голос был мелодичен и весел, словно прохладный фонтан, он был даже мелодичнее, чем помнилось Абдулле.
К ярости Абдуллы, Дальциэль в ответ не то что не обрадовался, а явственно перепугался.
– Ну вот, опять ты! – протрубил он, на что Хазруэль, который темной колонной высился в отдалении, сложил руки на груди и злобно усмехнулся.
– Да, я, о суровый похититель султанских дочерей, – учтиво склонила голову Цветок-в-Ночи. – Я здесь лишь для того, чтобы спросить, из-за чего расплакалось это дитя.
– А я откуда знаю? – капризно воскликнул Дальциэль. – Ты постоянно задаешь мне вопросы, на которые мне не ответить!
– Поскольку, о грабитель родителей государевых наследниц, – отвечала Цветок-в-Ночи, – успокоить плачущее дитя легче всего, если разобраться с причиной его дурного настроения. Я знаю это по собственному опыту, ибо в детстве была весьма подвержена подобным припадкам.
Не может быть, подумал Абдулла. Наверняка она преднамеренно лжет! Существо столь мягкого нрава не стало бы визжать ни при каких обстоятельствах! Однако Дальциэль, к вящей ярости Абдуллы, без труда ей поверил.
– Не сомневаюсь! – поджал губы Дальциэль.
– Так в чем же было дело, о лишитель лучшего? – не унималась Цветок-в-Ночи. – Быть может, она хотела вернуться в свой дворец, или получить свою любимую куклу, или просто испугалась при виде твоего лица, или…
– Обратно я ее не отправлю, если ты к этому клонишь, – перебил ее Дальциэль. – Теперь она в числе моих жен.
– Тогда я заклинаю тебя выяснить, что довело ее до плача, о отнимающий то, что принадлежит по праву, – учтиво продолжала Цветок-в-Ночи, – ведь иначе даже тридцать принцесс, возможно, не сумеют ее успокоить.
И вправду, не успела Цветок-в-Ночи договорить, как вдали послышался набиравший мощь голос принцессы Валерии:
– Ва-ва-ва-ВАААА!!!
– Я говорю так, исходя из собственного опыта, – заметила Цветок-в-Ночи. – Однажды я проплакала целую неделю, день и ночь, пока у меня не сел голос, а все потому, что выросла из любимых туфелек.
Абдулле стало ясно, что Цветок-в-Ночи говорит истинную правду. Он пытался ей поверить, но, хотя пытался он изо всех сил, все равно ему никак не удавалось представить себе, как его прелестная Цветок-в-Ночи катается по полу, визжа и брыкаясь.
Дальциэлю же снова удалось ей поверить без труда. Он содрогнулся и обернулся к Хазруэлю:
– Ну думай же! Ты ее сюда притащил! Ты наверняка заметил, из-за чего она так блажит!
Огромное смуглое лицо Хазруэля беспомощно сморщилось.
– О брат мой, я пронес ее через кухню, поскольку она побелела и молчала от ужаса, и я подумал, что, быть может, какие-нибудь сладости ее обрадуют. Однако она швырнула пастилками в собаку повара и продолжала молчать. Крики ее, как тебе известно, начались лишь тогда, когда я поместил ее к прочим принцессам, а визжать столь непереносимо она принялась, лишь когда ты велел привести…
Цветок-в-Ночи подняла пальчик.
– О! – сказала она.
Оба ифрита повернулись к ней.
– Я все поняла, – сказала Цветок-в-Ночи. – Наверняка дело в собаке повара. Детские капризы часто связаны с животными. Маленькая принцесса привыкла получать все, что захочет, а теперь она хочет собаку. О падишах похитителей, вели своему повару привести свое животное в наши покои, и тогда, я тебе обещаю, шум стихнет.
– Хорошо, – согласился Дальциэль. – Исполнять! – протрубил он Хазруэлю.
Цветок-в-Ночи поклонилась.
– Благодарю тебя, – сказала она и грациозно удалилась.
Софи тряхнула Абдуллу за руку:
– За ней!
Абдулла не шелохнулся и не ответил. Он глядел вслед Цветку-в-Ночи, не в силах поверить, что видит ее воочию, и равным образом не в силах поверить, что Дальциэль не пал к ее ногам и не проникся к ней обожанием. Да, следовало признать, что это оказалось для него облегчением, но тем не менее!
Ознакомительная версия.
