Здесь придворные не знали, что и ответить. Наконец один из них набрался смелости и сказал:
— Простите нас, повелитель, нам сказали, что фермер вернулся к себе домой. Но, несомненно, он направится во дворец, как только облачится в приличествующие случаю одежды.
— Несомненно! — сказал король. — Подумаешь, одежды. С его стороны не очень-то вежливо отправиться прямиком домой, даже не известив нас. Мы крайне раздосадованы.
Но прошла неделя, за ней другая, а фермер не спешил ко двору, хотя за это время он мог уже неоднократно облачиться в приличествующие случаю одежды.
На десятый день король вышел из себя.
— Пошлите за ним! — сказал он, и за фермером послали.
— Он не хочет приехать, повелитель! — сказал гонец двумя днями позже.
— Тысяча чертей! — вскричал король. — Велите ему явиться в следующий вторник, или я заточу его в темницу на всю жизнь.
— Простите, повелитель, но он всё равно не хочет, — сказал несчастный гонец на следующий вторник.
— Десять тысяч чертей! — заорал король. — Заточите его в темницу! Пошлите людей и приведите этого мужика в цепях!
— А сколько людей послать? — переспросили придворные. — При нём ведь дракон, и Хвосторез, и…
— И мётлы, и дреколье! — потерял всякое терпение король. Он приказал подать своего белого коня, собрал своих рыцарей (вернее, то, что от них оставалось) и отправился в Хэм, полный благородного негодования. Все люди выбежали из домов посмотреть на выезд короля.
Но Фермер Джайлс к тому времени из Героя Округи стал уже Народным Любимцем, и люди не приветствовали королевскую свиту и не снимали перед ней шляп. Чем ближе подъезжал король к Хэму, тем мрачнее были лица крестьян. В некоторых деревнях даже затворяли все окна и король проезжал по улицам при полном молчании.
Тогда пылкое негодование короля обернулось холодной яростью. С угрюмым выражением на лице он подъехал к реке, за которой лежал Хэм. Он уже решил, что велит сжечь эту деревушку дотла. Но на мосту через реку он увидел Фермера Джайлса, сидящего верхом на серой кобыле с Хвосторезом в руке. Больше на мосту никого не было, если не считать Гарма, который свернулся колечком на дороге.
— Доброе утро, милорд! — заговорил первым Джайлс. На лице его сияла безмятежная улыбка.
Король удостоил его холодным взглядом.
— Нам нестерпимо общаться с невоспитанными мужиками, но если уж мы зовём мужика ко двору, он обязан явиться, — сказал король наконец.
— Я как-то об этом не подумал, милорд, это правда. Но у меня было своих дел по горло — ведь я потерял столько времени, хлопоча о ваших делах.
— Десять тысяч чертей! — вскричал король, уже не тая своих чувств. — Чтобы черти забрали тебя, невежу! Не будет тебе после этих слов никакой награды, и моли Бога, чтобы виселица тебя миновала! А она тебя не минует, если ты немедленно не попросишь прощения у нашей милости и не вернёшь нам наш меч.
— Да ну? — сказал Джайлс. — Наградить я и сам себя сумею. Кто нашёл, тот и взял, а кто взял, тот и барин — так у нас в деревне говорят. А что до Хвостореза, то в моих руках от него больше пользы.
— А к чему все эти рыцари? — продолжил он. — Если вы приехали в гости, то вас слишком много, а если вы приехали за мной, то вас слишком мало.
Король закашлялся, а рыцари покраснели и опустили глаза. Те же, которые были за спиной короля, позволили себе улыбнуться.
— Отдай мне мой меч! — заорал король, вновь обретя голос, но ценой перехода из множественного числа в единственное.
— А ты тогда отдай нам вашу корону! — сказал Джайлс, и этот достойный, хотя и безграмотный, ответ навсегда вошёл в историю Серединного Королевства.
— Тысяча чертей! Схватить его и связать! — вскричал король в праведном гневе. — Чего вы медлите? Взять его живым или мёртвым.
Рыцари сделали шаг вперёд.
— Беда! Беда! Беда! — затявкал Гарм.
В этот момент из-под моста показался дракон. Он лежал там всё время, затаившись в воде. Из ноздрей его вырвались клубы пара, потому что, сидя в реке, он наглотался речной воды. Всё окуталось густым туманом, в котором можно было различить только горящие красным огнём глаза дракона.
— Убирайтесь домой, дурачьё! — прорычал он. — Или я разорву вас в клочья! Я перебил в горах немало рыцарей, и вы пополните их число. А ну-ка, Вся Королевская Конница и Вся Королевская Рать!
С этими словами он прыгнул и вонзил клыки в королевского белого коня, который от этого помчал быстрее, чем десять тысяч чертей, которых столь часто поминал король. Остальные кони пустились за ним следом; некоторым из них уже довелось раньше повстречаться с драконом, и они сохранили об этой встрече не лучшие воспоминания. Рыцари последовали их примеру, устремившись во все стороны, кроме той, где была река.
Белый конь отделался легкой царапиной, и король легко изловил его. В конце концов, он был хозяин своему коню, и никто не мог сказать, чтобы он боялся кого угодно из живущих на земле людей и драконов. Когда он вернулся к мосту, туман рассеялся, но вместе с туманом рассеялась и вся королевская рать. Вести переговоры одному со здоровяком-фермером, вооруженным Хвосторезом (не говоря уже о драконе), было совсем другим делом.
К тому же переговоры сразу зашли в тупик. Фермер Джайлс был упрям.
Он сохранял спокойствие и стоял на своём, хотя король и предложил ему биться один на один.
— Ну уж нет, милорд! — ответствовал он со смехом. — Шли бы вы лучше домой и успокоились. Я вам вреда не желаю, но вы идите подобру-поздорову, не то я не отвечаю за дракона. Бывайте!
Этим и закончилась битва на Хэмском мосту. Король не получил от Джайлса ни на пенни сокровищ, и даже извиняться перед ним не стал возгордившийся фермер. И хуже того, с этого дня кончилась королевская власть над Хэмом и округой, потому что люди не признавали над собой другого господина, кроме Джайлса.
Ни один король, несмотря на всю свою знатность, не осмеливался выступить против мятежного Джайлса, потому что тот был Народным Любимцем и в тысячах песен прославлялись его подвиги, а разве заставишь замолчать песни? Самая известная из песен состояла из сотни ироикомических куплетов, воспевавших битву на Хэмском мосту.
Хризофилакс ещё долгое время оставался в Хэме, к вящему удовольствию Джайлса, потому что хозяин ручного дракона всегда пользуется большим уважением. Дракон жил в амбаре для сбора десятины при церкви, с позволения священника, а стерегли его двенадцать Джайлсовых молодцев. Так у Джайлса появился первый титул — Dominus de Domito Serpente, сиречь Господин Ручного Змея на языке простонародья. Хотя Джайлса почитали как суверена, он продолжал платить обычную дань королю — шесть бычьих хвостов и пинту горького пива, — которую он высылал ко двору на Матвеев день, в годовщину стояния на мосту. Со временем Господин Ручного Змея превратился в Графа Того Змея, а ещё позже в Принца — по какой причине Джайлс совсем перестал платить дань. К этому времени, благодаря своему богатству, Джайлс сумел отстроить себе роскошный дворец и набрать немалую конницу. Конница была великолепна, потому что облачили ее в самые роскошные доспехи, какие только можно было купить. Каждый из двенадцати молодцев стал капитаном конницы, а Гарм получил золотой ошейник и полную вольную, что сделало его псом гордым и счастливым, один вид которого приводил в бешенство остальных собак, поскольку Гарм требовал, чтобы все собаки оказывали ему такие же знаки почтения, какие люди оказывали его хозяину. Серая кобыла закончила свои дни достойно, но так и не сумела ни с кем поделиться своими мудрыми мыслями.
В конце концов Джайлс стал королем своего королевства, Маленького Королевства со столицей в Хэме, где он и был коронован и возведён на трон под именем Эгидиуса Драконариуса; но чаще люди звали его Старым Джайлсом Змеингом, потому что при его дворе все говорили на языке простонародья, а латынь совсем вышла из употребления. Жена его стала королевой, величественной и суровой, и вела королевское хозяйство с должной тщательностью. Мало кто мог обвести Королеву Агату вокруг пальца — она же сама кого хочешь могла обвести.
Так Джайлс и состарился, всеми почитаемый. К старости он обзавёлся длинной седой бородой до колен и прекрасным королевским двором, при котором доблесть всегда вознаграждалась по заслугам. Он ввёл совершенно новый рыцарский орден Змееносцев, эмблемой которого стал дракон. Магистрами этого ордена стали двенадцать капитанов конницы.
Не следует забывать, что возвышением своим Джайлс был обязан прежде всего удаче, хотя ему и самому пришлось немного пошевелить мозгами, что-бы воспользоваться её плодами. И мозги, и удача оставались при нём до самых преклонных лет, к пользе всех его подданных и соседей. Он щедро вознаградил священника, но и мельник, и кузнец не остались обделёнными. Джайлс мог позволить себе быть щедрым. Правда, став королем, он издал указ, строжайше запрещающий зловредные пророчества и объявил мельницу королевской монополией. Кузнец тогда бросил кузницу и подался в гробовщики, но мельник остался на своем посту преданным слугой короны. Священник был произведён в епископы и учредил свою епархию в Хэме, расширив и украсив в связи с этим местную церковь.
