Есть же какое-то правило... А какие правила грамматики я вообще знаю? Стал припоминать. Кажется, после шипящих не пишется... Но при чём тут шипящие? Они сюда никак не подходят.
Кузя посоветовал писать наобум. Если напишешь неправильно, потом исправишь. А так разве можно угадать? Это был толковый совет. Я уже собирался так и сделать, но Палка закричал:
– Нельзя! Неуч! Невежда! Ох! Увы! Пиши! Сразу! Правильно! – Почему-то он ничего не говорил спокойно, только всё выкрикивал.
Я сел на землю и стал вспоминать. Кузя всё время вертелся возле меня и часто задевал своим хвостом по лицу. Я прикрикнул на него. Кузя обиделся.
– Зря расселся, – сказал Кузя, – всё равно не вспомнишь.
Но я вспомнил. Назло ему вспомнил! Пожалуй, это было единственное правило, которое я знал. Вот уж не думал, что оно когда-нибудь мне так здорово пригодится!
– Если в родительном падеже в конце слова выпадает гласная, то пишется ЧЕК, а если не выпадает, пишет ЧИК.
Это нетрудно проверить: именительный – замоЧЕК; родительный – замоЧКА. Ага! Буква выпала. Значит, правильно – замоЧЕК. Теперь совсем легко проверить «ключик». Именительный – клюЧИК, родительный – клюЧИКА. Гласная остаётся на месте. Значит, надо писать «клюЧИК».
Палка захлопал в ладоши и закричал:
– Чудесно! Прелестно! Восхитительно! Ура!
Я крупными буквами смело написал на доске: ЗАМОЧЕК. КЛЮЧИК. Потом легко повернул ключ в замке, и ворота распахнулись. Мяч покатился вперёд, а мы с Кузей пошли за ним. Палка и Крючок поплелись сзади.
Мы прошли по высоким пустым комнатам и очутились в огромном зале. Здесь кто-то крупно написал красивым почерком прямо на стенах правила грамматики. Путешествие наше начиналось очень удачно. Я запросто вспомнил правило и открыл замок! Если всё время будут встречаться только такие трудности, мне и делать здесь нечего...
В глубине зала на высоком стуле сидел старик с белыми волосами и белой бородой. Если бы он держал в руках маленькую ёлочку, его можно было принять за Деда-Мороза. Белый плащ старика был вышит блестящим чёрным шёлком. Когда я хорошенько рассмотрел этот плащ, то увидел, что он весь вышит знаками препинания.
Возле старика вертелась сгорбленная старушка со злыми красными глазками. Она всё что-то шептала ему на ухо и показывала на меня рукой. Старуха нам не понравилась сразу. Кузе она напомнила бабушку Люси Карандашкиной, которая часто била его веником за то, что он воровал у неё сосиски.
– Надеюсь, вы примерно накажете этого невежду, ваше величество Глагол Повелительного Наклонения! – сказала старушка.
Старик важно посмотрел на меня.
– Перестань! Не злись, Запятая! – приказал старик.
Оказывается, это была Запятая! Ох и кипятилась же она!
– Как же мне не злиться, ваше величество? Ведь мальчишка ещё ни разу не поставил меня на моё место!
Старик строго посмотрел на меня и поманил пальцем. Я подошёл.
Запятая ещё больше засуетилась и прошипела:
– Посмотрите на него. Сразу видно, что он безграмотный.
Неужели это было заметно по моему лицу? Или она тоже умела читать в глазах, как моя мама?
– Расскажи, как ты учишься, – приказал мне Глагол.
– Скажи, что хорошо, – прошептал Кузя, но я как-то постеснялся и ответил, что учусь, как все.
– А знаешь ли ты грамматику? – ехидно спросила Запятая.
– Скажи, что отлично знаешь, – снова подсказал Кузя.
Я толкнул его ногой и ответил, что знаю грамматику не хуже других. После того как я при помощи своих знаний открыл замок, я имел полное право так ответить. И вообще уже хватит задавать вопросы! Но злой старухе до зарезу надо было узнать, какие у меня отметки. Я, конечно, не стал слушать глупые Кузины подсказки и заявил ей, что отметки у меня разные.
– Разные? – зашипела Запятая. – А вот это мы сейчас проверим.
Интересно, как это она могла сделать, если я не взял с собой дневника?
– Давайте документы! – завопила старуха противным голосом.
В зал вбежали человечки с одинаковыми круглыми личиками. У одних были вышиты на белых платьицах чёрные кружочки, а у других – крючочки, у третьих – и крючочки и кружочки. Два человечка внесли какую-то огромную синюю папку. Когда они развернули её, я увидел, что это была моя тетрадь по русскому языку. Она почему-то стала чуть не с меня ростом.
Запятая показала первую страницу, на которой я увидел свой диктант. Теперь, когда тетрадь увеличилась, он выглядел ещё безобразней. Ужасно много поправок красным карандашом. А сколько клякс!.. Наверно, тогда у меня было очень плохое перо. Под диктантом стояла двойка, похожая на большую красную утку.
– Двойка! – злорадно объявила Запятая, как будто и без неё не было ясно, что это двойка, а не пятёрка.
Глагол приказал перевернуть страницу. Человечки перевернули. Тетрадка жалобно и тихо застонала. На второй странице я написал изложение. Кажется, оно было ещё хуже диктанта, потому что под ним стоял кол.
– Перевернуть! – приказал Глагол.
Тетрадь застонала ещё жалобней. Хорошо, что на третьей странице ничего не было написано. Правда, я на ней нарисовал рожицу с длинным носом и косыми глазами. Ошибок здесь, конечно, не было, потому что под рожицей я написал всего два слова: «Эта коля».
– Перевернуть? – спросила Запятая, хотя отлично видела, что дальше переворачивать некуда. В тетради насчитывалось всего три страницы. Остальные я вырвал для того, чтобы сделать из них голубей.
– Довольно, – приказал старик. – Как же ты, мальчик, говорил, что отметки у тебя разные?
– Разрешите мне мяукнуть? – неожиданно вылез Кузя. – Прошу прощения, но мой хозяин не виноват. Ведь в тетрадке не только двойки, но есть и единица. Значит, отметки всё-таки разные.
Запятая захихикала, а Палка в восторге закричал:
– Ax! Ox! Уморил! Потеха! Ой! Умник!
Я молчал. Непонятно, что со мной делалось. Уши и щёки горели. Я не мог смотреть старику в глаза. Так, не глядя на него, я и сказал, что не знаю, кто я. Кузя поддержал меня. По его мнению, это была нечестная игра. Глагол внимательно нас выслушал, обещал показать всех своих подданных и познакомить с ними. Он взмахнул линейкой – раздалась музыка, и на середину зала выбежали человечки с кружочками на одежде. Они стали плясать и петь:
Мы ребята точные,
Мы зовёмся точками.
Чтобы правильно писать,
Где нас ставить, надо знать.
Наше место надо знать!
Кузя спросил, знаю ли я, где их надо ставить. Я ответил, что иногда ставлю их правильно.
Глагол снова взмахнул линейкой, и точек сменили человечки, на платьицах которых были вышиты две запятые. Они взялись за ручки и спели:
Мы весёлые сестрички,
Неразлучные Кавычки.
Если я открою фразу, – спела одна,
Я её закрою сразу, – подхватила другая.
Кавычки! Знаю я их! Знаю и не люблю. Поставишь их – говорят, не надо; не поставишь – говорят, вот здесь-то и надо было поставить кавычки. Никогда не угадаешь...
После Кавычек вышли Крючок и Палка. Ну и смешная же это была парочка!
Крючок запел толстым голосом:
Меня и брата знает всякий,
Мы выразительные знаки.
Я самый значительный —
Вопросительный!
А Палка спел совсем коротко:
Я самый замечательный —
Восклицательный!
Вопросительный и восклицательный! Старые знакомые! Они были немножко лучше остальных знаков. Их реже надо было ставить, поэтому за них реже и попадало. Они были всё же приятней, чем эта злая горбунья Запятая. Но она уже стояла передо мной и пела своим скрипучим голосом:
Хоть я лишь точка с хвостиком,
Невелика я ростиком.
Но я грамматике нужна,
И я для чтения важна.
У Кузи даже шерсть стала дыбом от такого нахального пения. Он попросил у меня разрешения оторвать у Запятой хвостик и превратить её в точку. Разумеется, я не разрешил ему хулиганить. Может быть, мне самому хотелось кое-что сказать старухе, но надо, же себя как-то сдерживать. Нагрубишь, а потом они тебя отсюда и не выпустят. А уйти от них давно уже хотелось. С тех самых пор как я увидел свою тетрадь. Я подошёл к Глаголу и спросил его, нельзя ли мне уйти. Старик не успел и рта открыть, как Запятая заверещала на весь зал:
– Ни за что! Пусть сначала докажет, что знает правописание безударных гласных!
Тут же она стала придумывать всякие примеры.
На моё счастье, в зал вбежала огромная собака. Кузя, конечно, зашипел и вскочил мне на плечо. Но собака и не собиралась на него кидаться. Она весело махала хвостиком и ласкалась. Я нагнулся и погладил её по рыжей спинке.
– Ах, ты любишь собак! Очень хорошо! – ехидно сказала Запятая и хлопнула в ладоши. Тут же передо мной опять повисла в воздухе чёрная доска. На ней было написано мелом: «С...бака».
