Ознакомительная версия.
Да и Запава Путятична могла легко проглядеть своё счастье, ибо с утра до вечера была окружена важными боярскими сынками, да велеречивыми купеческими, да статными княжескими гриднями, которые не жалели сил, чтобы произвести на красавицу неотразимое впечатление. К тому же во дворце упорно ходили слухи, что князь намерился одарить любимую племянницу неслыханным приданым. Красота же, помноженная на богатство, доводила пыл ухажёров до температуры кипения, поэтому даже зимой в тереме Запавы было натоплено.
Особо в амурных делах преуспели купец Вышата и сотенный Елисей. Первый был круглощёк и белокур, второй – чёрен и сухолиц.
– Моей Запава будет! – говорил Вышата.
– Нет, моей! – говорил Елисей.
Вышата задаривал Запаву разными дорогими безделицами, вроде заморской белой пыли, которой посыпают щёки, чтобы прибить румянец, или яхонтовых колечек червлёного золота цены несусветной.
Елисей же брал воинской прытью. Лихо закрутив усы, он выгибал грудь колесом под начищенной до невообразимого блеска кольчугой и ломал разные предметы, типа заранее подпиленных подков и надтреснутых мечей.
За это Запава иногда одаривала Вышату и Елисея лёгкой улыбкой, но им и того хватало: ведь на других женихов красавица даже не смотрела.
* * *
Лишившись отца, Соловей Будимирович быстро освоил суть торгового дела, которая, как ни странно, заключалась в том, чтобы не обманывать покупателей, с поставщиками товара долго не торговаться, а, главное, платить в казну сполна. Потому как выиграешь копейку, а проиграешь доверие. Ещё он заметил: чем меньше жадничаешь, тем больше доход. Однажды пожертвовал церкви столько, аж самому жалко стало, а через неделю подвернулась такая сделка, что капитал враз утроился.
Вот и стал молодой купец каждый месяц из доходов солидный куш беднякам раздавать. Ему говорят: «Уймись, прогоришь!» А он только в усы улыбается да знай своё гнёт. И не зря! Ведь посмотреть, где теперь эти советчики? Одни в долг живут, другие кое-как концы с концами сводят, а Соловей Будимирович верит Богу и богатеет!
И стала слава о нём расти. Мол, есть в Новгороде купец молодой, который и состояние себе сколотил, и ни одной души при сём не загубил. Просто чудо, а не купец!
Земля слухами полнится. Дошли эти вести до князя Владимира, и пожелал он на диво-купца посмотреть. И вот как-то доложили ему, что к пристани корабли Соловья причалили. Оделся князь голодранцем: лапти рваные, котомка худая, клюка в надсадинах. И Добрыню так же нарядил, и Ваську-пьяницу, чтоб, значит, охрана рядом была, если кто невзначай на свою голову нищего обидеть надумает.
* * *
Пришли, значит, на пристань, а там уже последний корабль разгружают. А у него на носу турья голова выточена, вместо глаз дорогие яхонты вставлены, вместо бровей чёрные соболи положены, вместо ушей белые горностаюшки болтаются, вместо гривы лисы чёрно-бурые косматятся, вместо хвоста медведи белые трепыхаются. Паруса на мачтах из дорогой парчи, канаты шёлковые. Якоря серебряные, а колечки на цепях чистого золота. Посреди палубы шатёр стоит. Крыт шатёр соболями и бархатом, перед входом волчьи шкуры лежат.
По всему видать, что корабль этот Соловья Будимировича по воде возит. Только не видать нигде хозяина, да оно и понятно: пока дрягили-крючники мешки на берег таскают, он, видать, в шатре чаи со сдобными кренделями попивает и сахарной халвой закусывает…
Подошёл тогда князь к управляющему и просит:
– Можно, мил человек, мы тоже подсобим да на копеечку хлебушка себе купим?
– Ступай с глаз долой, голь перекатная, – ответствует тот. – Не видишь разве, что разгрузка кончается.
– Тогда подай, Христа ради…
– Бог подаст! Иди-иди, не мешай, а то стражу кликну. Ходят тут всякие, под ногами путаются, работе мешают!
Так расшумелся, что с борта свесился парубок в рабочей поддёвке и спрашивает:
– Ты чего кричишь, Устин?
– Да вот на работу нищая братия наняться хочет. А где я им работу возьму, если всё уже сделано. А ну, кыш отсель, скудоумные!
– Погоди сердце рвать, лучше своим делом займись. Не видишь, мешок с просом порвался! – властно перебил Устина парень, сбегая по сходням. – Нету, братцы, для вас работы, раньше надо было приходить. Но ничего, это мы сейчас поправим. Держите!
С этими словами добрый парубок одарил князя и его переодетых богатырей серебряными монетами: каждому по одной дал.
– Спаси тебя Христос! – поклонился до земли Владимир. – А ты кто таков, что щедрее князя киевского калик одариваешь?
– Да куда уж мне за князем угнаться, когда он, бают, десятину на церковь даёт и всеми сирыми и убогими опекается! Нет, до Красного Солнышка мне далёко, ведь я простой купец новгородский – Соловей, Будимиров сын.
– Ну, тогда пошли, Соловей Будимирович…
– Куда?
– В палаты с князем киевским знакомиться!
* * *
С того дня крепко подружился Владимир с Соловьём и всем его в пример ставил. Как только Будимиров сын по делам в стольный град пожалует, так князь его в свои палаты зовёт и ковёр через двор стелить приказывает, по причине уважения.
Вытрет Соловей красные сафьяновые сапожки тряпицей и ступит на ковёр, а княжеская челядь его громко приветствует. Но громче всех собачка лает, которую купец на руках несёт. Потому как он с ней никогда не расстаётся. А привёз он её из Царьграда – столицы Византии, заморской империи.
Смешная собачка – вся беленькая, кроме бантика красного, что ей Соловей на шейку повязал. А хвостик у ей бубликом, ушки торчком, усики, что иголочки, а по мордочке улыбка гуляет. И каждый, кто на неё глянет, тоже улыбаться начинает. Особенно, когда она на задние ножки встанет, ручки подберёт повыше – и давай танцевать да хвостиком себе дирижировать!
А звали собачку Молоська. Но не потому, что она была малосильная, а потому что даже в пост мясо употребляла. Ведь раньше молосниками называли людей, которые посты не блюдут. Только собачке-то зачем посты блюсти, когда она животная. А животная, в отличие от человека, не грешит – хоть мёдом её корми, хоть за хвост дёргай. И ежели грехов нет, то даже салом их не наешь. А ежели есть, то постом тело изнуряй и молитвой душу исправляй…
Молоська сильно князю глянулась. Так глянулась, что он за диковинную собачку лучшего коня купцу сулил. Но тот ни в какую: «Погоди, – говорит, – я скоро в Царьград соберусь и тебе такую же привезу, только мужеского полу. Мы их оженим, а щенков людям раздадим для утехи».
* * *
Князь всё больше привязывался к Соловью за его щедрый нрав, а Соловей давно почитал князя за мудрость, с которой тот правил своим народом. Во время встреч они долго беседовали. Князь любил слушать про далёкие страны, где приходилось бывать купцу, а Соловей, рано потерявший родителя, находил упокоение в отеческих советах князя.
– Послушай, а почему бы тебе в Киев не перебраться? – как-то раз спросил Владимир своего молодого друга.
– Так у меня ж в Новгороде дом и усадьба на Ильмень-озере. Лучше ты, князь, ко мне летом приезжай: рыбы половим да поохотимся вволю.
– Эх, кабы не державные дела, непременно бы приехал. Посему лучше ты перебирайся. Земли в Киеве много: строй себе терем, где душа пожелает. Да хоть на моём дворе!
Соловей понял, что князь давно всё обдумал и не стал ерепениться. Но Владимир не просто всё обдумал, он замыслил изменить судьбу купца самым решительным образом. Потому и место для будущего терема выбрал прямо супротив окон своей племянницы – красавицы Запавы Путятичны.
* * *
Запава была знакома с Соловьём, но издали. На фоне шумных ухажёров купец никак не выделялся и, в отличие от других, не пытался произвести впечатление. Конечно, Запава слышала о его богатстве, но к этому она была равнодушна, как, впрочем, и полагается племяннице князя.
А приметила она Соловья Будимировича, когда тот вместо понукания нанятых столяров и плотников, сам взялся строгать, пилить и приколачивать, подчиняясь распоряжениям умелого древодела Гаврилы – осанистого крепкого старика с белой бородой чуть не до пояса.
– Легче бей! – поучал Гаврило своего молодого хозяина. – Балясину под перилами разворотишь!
Соловей на это краснел, как провинившийся школяр, и половчее перехватывал деревянную киянку.
Наблюдая за купцом-работником, Запава долго стояла у окна, пока её не отвлекли закадычные соперники Вышата и Елисей. Явившись не запылившись, они тут же принялись за ухаживание: Вышата приволок парик из лошадиного хвоста, а Елисей – подгнившую оглоблю, которую тут же сломал об колено…
* * *
Как-то утром Запаву разбудил звонкий лай. Она вскочила с постели, распахнула двери и рассмеялась. На пороге стояла Молоська и радостно виляла хвостиком.
– Ну, заходи, – позвала Запава.
Маленькая собачка не заставила себя упрашивать. Цокая по полу крохотными коготками, она подбежала к столу с яствами и вскинулась на задние лапки. Запава прыснула в ладошку и стала гадать, что же едят такие забавные зверьки? Тут же выяснилось, что такие забавные зверьки едят всё: и яблоки печёные, и орешки калёные, и пряники медовые.
Ознакомительная версия.
