Кястутис Каспаравичюс - Садовник Флоренций

— Привет, Флоренций! — обрадовалась она гостю. — Как, по твоему, к этому платью больше подойдут розовые или белые туфельки?

Медведь Флоренций чуть было не сказал, что больше всего подойдут чёрные, просто еле удержался. Но вовремя вспомнил, что весёлой и беззаботной Певице нравились только радостные цвета, и понял, что чёрные туфельки она вряд ли согласится надеть. И потому, немного подумав, ответил:

— По-моему, лучше всего к нему надеть серебряные туфельки — под цвет твоего голоса.

А сказав слово «серебряные», вдруг сообразил, что кому-кому, а медведице Певице незачем знать о чёрных вещах и уж тем более о чёрных розах, быстренько попрощался и пошел домой.

На следующее утро Флоренций решил ещё раз перерыть свой книжный шкаф.

Почти все книги в нём были уже читаны-перечитаны, а сочинение под названием «Как приготовить медовый торт» — даже целых пять раз. А что это там за невзрачная, затрёпанная книжонка, засунутая на самую верхнюю полку? Вот это да! Дедушкины записки — как же они раньше-то ему на глаза ни разу не попались?

На титульном листе книжечки стояло название:

А сбоку дедушкиной рукой было приписано: «Выращивать категорически не советую».

Флоренций незаметно бросил взгляд на дедушкин портрет, висевший над камином. Дедушкино лицо показалось ему каким-то суровым и ничего хорошего не обещающим, но отступить он уже не мог: мысль о чёрных розах к этому времени полностью завладела умом Садовника.

— Ура!!! Наконец-то я её нашёл! — воскликнул Флоренций, весь раскрасневшись от волнения, вскочил и немедленно взялся за дело.

Медведю не пришло в голову взглянуть перед тем на дедушку, и он не заметил, как дедушка на портрете зажмурился, словно даже и видеть не хотел, что будет дальше.

Для начала надо было приготовить таинственную настойку.

Первое, что входило в её состав, далеко искать не пришлось. Видимо-невидимо всяких поганок росло около дома соседки Певицы: хозяйка куда меньше заботилась о зелёной лужайке, чем о своей шубке, — вот она-то всегда должна была оставаться пушистой и блестящей.

Флоренций отыскал в траве несколько подходящих грибочков, отнёс их домой и недрогнувшей лапой выжал из них в кувшин весь чёрный сок.

Чтобы заплакать от боли, тоже особенно стараться не пришлось: медведь изо всех сил впился зубами в свою левую лапу, и у него из глаз потекли самые настоящие Слёзы Боли.

Куда труднее оказалось заставить себя расплакаться от злости, ведь Садовник был очень добродушным и злиться не умел совершенно. Ему едва удалось выдавить из себя одну-единственную злую слезинку, да и ту — только потому, что страшно разозлился сам на себя. Слёз от Злости явно не хватало, но где ж их взять…

От такой неудачи Флоренций расстроился и даже расплакался, так что Слёз Печали мгновенно накапало полкувшина.

Он хорошенько всё перемешал палочкой чёрного дерева, которая внезапно нашлась в переднем кармане дедушкиного костюма с портрета над камином, сел в кресло, уставился на кувшин и стал ждать, пока стемнеет.

А когда наступила ночь, взял кувшин с чудодейственным средством и спустился в сад. Темно было — хоть глаз выколи, даже луна и та куда-то пропала, даже звёзды не светились на небе, как обычно.

Где-то неподалёку резко заухала сова, и Флоренцию отчего-то сделалось страшно.

Хорошо ещё, что самый колючий розовый куст рос с левой стороны, у самого крыльца. Впрочем, выбирать было не из чего: один только этот куст и остался целым и невредимым после всех неудачных опытов Садовника.

Флоренций, недолго думая, полил его, вернулся домой и завалился спать, потому что очень устал. А чтобы меньше бояться, с головой накрылся одеялом.

Ночью к медведю приходили сны такие чёрные, что в них и разглядеть-то хоть что-нибудь было невозможно, не говоря уж о том, чтобы понять…

Встать утром с постели оказалось нелёгким делом: голова у Садовника была мутная, мысли путались. Но он кое-как выбрался из-под одеяла, пошатываясь, вышел на крыльцо и огляделся.

Небо было хмурое, сад окутан сплошным чёрным туманом, над домом кружили налетевшие откуда-то чёрные вороны, воздух казался тяжёлым, как в тёмном сыром погребе.

Даже соседка Певица не помахала ему лапой из окошка, как делала каждое утро. Все её окна почему-то были наглухо затворены.

Но где-то в глубине её дома слабо звучала тихая, еле слышная музыка. Как будто медведица, аккомпанируя себе на лютне, пела жалобную песню.

Мелодия была до того печальная, что у медведя Флоренция даже сердце сжалось, когда он её услышал. К тому же пение всё время прерывалось негромкими всхлипами, слова из-за этого разобрать было очень трудно, и он улавливал лишь отдельные бессвязные фразы: «…хмурое утро, чёрное утро…», или «ах, взглянет ли хоть раз он с лаской на меня…», или ещё «скажи, тоска, зачем терзаешь грудь мою…»[1]

«Да что с ней сегодня стряслось?.. — подумал Садовник. — Всегда такая весёлая, беззаботная…»

Однако вскоре его мысли потекли в другом направлении: надо было проведать розы, в то утро они больше всего его заботили. Флоренций подошёл поближе к кусту, который ночью полил, — да так и ахнул.

Розы были чёрные!

Вообще-то, если точно, они были грязно-серые — наверное, от того, что он немного отступил от дедушкиного рецепта, когда готовил Слёзную Настойку, но Садовник решил, что их всё-таки смело можно назвать чёрными, и стал разглядывать необычные цветы.

«До чего же они всё-таки красивые, — думал медведь. — Странно, почему дедушка про них сказал, что они очень дурные и вредные? Разве могут такие красавицы быть дурными, а тем более — очень дурными да ещё и вредными?»

Но почему-то медведю было тревожно. Глядя на угрюмый сад и потемневшее небо, он вспомнил, что дедушка написал о выведении чёрных роз.

Вернее, вспомнил только четвёртый, последний пункт. Он состоял всего из трёх слов.

И конец всему.

Похоже, его дед был прозорливым медведем!..

Тем временем рыдания медведицы-соседки становились всё громче. До слуха Флоренция донеслись полные скорби и отчаяния слова: «Но простит ли мой Друг мне ошибку?» И чуть погодя: «О, лейтесь, лейтесь, слёзы, по меху впалых щёк…»

Он почувствовал, что от чёрных роз исходит какой-то ужасно неприятный, резкий и крепкий запах, а ведь обычные розы благоухают так нежно…

У медведя от этого запаха закружилась голова, и ему сделалось как-то очень странно: он как будто почувствовал сильную боль и одновременно с этим сильно разозлился и ещё сильнее загрустил.

Да так, что от боли ему захотелось взвыть во весь голос.

От злости захотелось вытворить что-нибудь ужасное — ну хотя бы изругать свою соседку-медведицу самыми обидными, самыми оскорбительными словами, а может, даже и окно у неё в доме разбить.

От печали ему захотелось плакать, да так, чтобы весь мир утонул в его слезах.

Весь бурый лохматый мех Флоренция дыбом встал при одной только мысли о том, что случится, когда он отнесёт эти гадкие розы медведице Королеве.

Не только сама Королева, но, конечно же, и её придворные, а вскоре и все медведи в королевстве станут злющими-презлющими, и Мишкоград охватят бесконечная Скорбь и гнетущая Печаль.

А потом наступит роковой день, когда медведь Водитель повезёт куда-нибудь Королеву по скользкой, извилистой, утонувшей в тумане дороге, заблудится, и оба они навеки пропадут вместе с роскошным лимузином.

Медведиха Ягодница останется вечно блуждать одна-одинёшенька в непролазной и непроглядной чаще, и не видать больше никому её прелестной синей улыбки.

Медведь Пасечник поссорится со своими пчёлами, они ведь и сами по себе насекомые довольно злые, и прогонит их, и они с горя разлетятся во все стороны и погибнут, потому что пчёлы могут выжить только вместе, всей семьёй. Над поблекшими, увядшими цветами перестанет слышаться ласкающее слух пчелиное жужжание, и все позабудут вкус мёда.