Через несколько минут Василий протянул Филимону написанное, и тот с важностью зачитал:
— «Очень хороший концерт будет в пятницу за день до субботы и за час до передачи „Спокойной ночи малыши“». Ты что это написал? — изумился Филимон. — Я же тебе сказал как.
— И совсем непонятно, — подтвердила Пушка. — Я же тоже тебе сказала, как писать.
— А я чужим словам не верю. Решил заглянуть в словарь, проверить, как пишется «четверг». А там только четыре слова на одну букву «в».
— Какие? — сразу же полюбопытствовала Пушка.
Василий замялся, потом смущённо произнёс:
— «Василий всегда врёт всласть», — и сразу же возмутился. — Это твои тараканы словарь испортили — все листы съели, один оставили. Безобразие! Ты их совсем распустил. Дай каждому по швабре и пусть в наказание полы до блеска натирают.
Пушка подошла к столу и, указав на кости от утки, аккуратно сложенные кучкой, спросила:
— Это всё, что осталось от птицы?
— Да. Это Филины тараканы порезвились, — не моргнув глазом, соврал Василий.
Пушка понюхала косточки и заметила:
— Как вкусно пахнет. Я бы тоже от кусочка не отказалась.
Из-за двери хихикнул Кеша:
— Нужна нам ваша птица! Словарь был куда вкуснее.
Филимон тотчас метнул в него разряд статического электричества, но Кеша нашустрился уворачиваться от него, и разряд ударил в палас на полу. Он вспыхнул. Началась суматоха. Кое-как пожар удалось потушить, но на паласе образовалась дыра.
— Ты сюда тапочек положи, никто и не заметит, — посоветовал Василий. — А я, пожалуй, пойду готовиться к концерту, буду выступать первым. Приму огонь на себя. А ты тоже подготовь номер.
— А я пойду, выберу себе для концерта новое платье, — объявила Пушка. — Может я тоже спою арию. Я два месяца в музыкальной школе училась.
Филимон проводил друзей до забора, как полагается порядочному хозяину, и, вернувшись в комнату, застал Кешу, спокойно сидящего в кресле у стола.
— А-а, вылез всё-таки на свет божий. Совесть заела, — с укоризной протянул Филимон.
— Вылез, да, — согласился Кеша. — Вот сижу, а совесть меня мучает. Ты это видишь? Она меня скоро насмерть загрызёт. Ты бы за мои муки угостил меня чем-нибудь. Чего за пустым столом сидеть!
Он непринуждённо закинул две пары ног за две другие ноги и уставился на кости выжидательно.
— Да ты и без того всё, что плохо лежит, съел.
— Осуждаешь? Конечно, сытый голодного всегда осуждает, — нервно задвигал таракан своими усами. — А ты бы вот сам попробовал на моём месте. Легко ли? Заработная плата у нас маленькая. Не позаимствуешь чужого — не проживёшь. А пользы ты от нас, брат, по слепоте своей и не видишь.
— Какая ж от тебя польза? — удивился Филимон, но слово «брат» обдало сердце приятным теплом.
— Ты вот ешь, а крошки на пол падают. Накрошишь, намусоришь, а я со своими друзьями всё подберу — тебе и подметать не надо. Получается — мы у тебя вместо дворников работаем. А ты нам одними крошками платишь. А организм требует и чего-нибудь ещё, повесомее.
— Если бы вы ещё и пыль ели, я бы платил чем-нибудь повкуснее.
— Смеёшься! У тебя язык длиннее. Лапы свои лижешь — заодно и пыль бы слизал. Ты вот — счастливчик и этого не понимаешь. Другие в рубашках родятся, а ты ухитрился — в шубе. Ты же живёшь на всём готовом, и хозяин у тебя не зверь. А каково мне? Ни рубашки, ни шубы, потому к теплу меня и тянет.
— Вас не только к теплу, но и к припасам моим тянет. Кто у меня на прошлой неделе все газеты съел? А тут ещё оказалось — и словарь исчез в ваших животах. Они у вас, как бездонная бочка.
— Бочка, бочка, — недовольно повторил Кеша, — У меня просто желудок хорошо всё переваривает: не успеешь проглотить — всё, уже переварено.
— Газет — целая пачка была. Я собирался их в утильсырье сдать и получить рыбную жвачку, а всё исчезло.
— Опять ты за своё! — отмахнулся от него сразу шестью лапками таракан. — Что старое вспоминать. Газетки всё тощенькие. И газетную бумагу люди экономят. Я вот удивляюсь — кот ты грамотный, а журналами не интересуешься. А там, между прочим, краска очень вкусная. Ты бы хоть какой-нибудь посолиднее выписал. И тебе хорошо, и нам аппетитно.
— Конечно, траться тут! А вы всё съедите — и обложки не оставите. — Кеша виновато развёл лапками, мол, вынужден есть в силу жизненных обстоятельств, чтобы не умереть с голода, а домашний кот продолжал взывать к его совести: — Уж если вы моим добром пользуетесь, так вели бы себя поскромнее, а то наглеете с каждым днём всё больше и больше.
— Стоит ли быть вежливым, если за нахальство больше платят. Как говорит народная мудрость, «кто смел, тот и съел», — заверил Кеша. — Очень верно сказано.
Последнее заявление Кеши, говорило Филимону о том, что его постоянно в этом доме будут объедать более наглые. Ему ужасно захотелось избавиться от тараканов, нарушающих его покой, и, поймав Кешу на слове, он хитро предложил:
— Если ты так мечтаешь о большом окладе за свою работу, могу устроить тебя сторожем в гараж. Ты же всё равно ночью не спишь. И мне будет спокойно без вас, и вам — без меня. Заодно ребяток своих там устроишь. А если будете работать в трёх гаражах сразу, то заработная плата вырастет втрое. Не жизнь, а малина будет.
— Не нужен мне оклад, а дайте мне склад, — с жаром воскликнул таракан. — На складе я и без оклада проживу.
— Нет на складе у меня знакомых нет. Чего не смогу, того не смогу, — развёл лапами Филимон.
— Вижу, что с тобой каши не сваришь, — вздохнул Кеша. — Ладно, придём на ваше представление посмотреть. Интересно, на что вы способны.
— Только не хулиганить, — предупредил Филимон.
— За кого ты нас принимаешь. Музыку мы обожаем. Ждите.
* * *
В назначенный вечер во дворе кота Василия состоялся концерт. Выступление проходило возле большого деревянного сарая. Вместо подмостей приспособили таз, перевернув его вверх дном, вместо лавок разложили в два ряда огурцы для оригинальности. Но кроме трёх тараканов и Пушки да случайного воробья никто не пришёл.
Василий осмотрел недовольно малочисленную публику, почесал затылок и предположил:
— Или все безграмотные и не прочли объявление, или глупые: прочли, но ничего не поняли. Однако они много потеряют. — Он взобрался на таз и объявил: — Дорогие зрители, сейчас вы увидите смертельный номер.
Зрители оживились и с напряжением уставились на сцену. Пушка испуганно прижала лапки к груди.
Артист на время исчез в сарае. Вернулся он на сцену с мышкой в лапке, встал в позу, обвёл зрителей жутким взглядом, затем сделал неуклюжий кувырок через голову и, издав страшный вопль, проглотил мышь. После этого хитро усмехнулся и пояснил:
— Смертельный номер для мышки.
Малочисленные зрители в восторге захлопали в ладоши. Кеша даже засвистел в знак одобрения. А воробей просто не понял, куда исчезла мышь.
После Василия на сцену взобрался Филимон и объявил:
— Я сыграю на чёрствых пышках. Они высохли и гремят лучше, чем деревянные ложки.
Он ударил сначала пышку о пышку, потом захлопал ими о дно таза и поднял такой невероятный грохот, что сначала из-за забора в них полетели консервные банки, а затем примчался соседский Тузик, очень нервный пёс, и с лаем набросился на выступающих.
Увидев перед собой разъяренную пасть, Филимон запустил в неё своими музыкальными пышками. Они застряли у пса в горле. Он подавился, закашлялся, пытаясь проглотить их. Но, несмотря на помехи, Тузик успел ухватить не очень поворотливого толстого Василия за шиворот и хорошо встряхнул его.
Не растерявшаяся Пушка выхватила из-под себя огурец, на котором сидела, и запустила им псу в морду.
Кеша, Макеша и Гриша, чувствуя, что враг у них сейчас один на шестерых, превратили свои усы в рогатки и принялись обстреливать Тузика с трёх сторон всем, что попадало им под лапы, а попадали в основном огурцы. Они посыпались на пса, как град на цветы.
Филимон поднял таз, на котором недавно стоял, и с оглушительным грохотом опустил на голову неприятеля.
Тузик взвизгнул и выпустил свою жертву, но наступил лапой на усы Гриши. Тот беспомощно задрыгал лапками.
Увидев, что рядом с Тузиком находятся качели, Филимон отвёл деревянное сиденье назад, затем с силой толкнул вперёд. Просвистев в воздухе, она врезалась в пса с такой силой, что он взвился в воздух, сделал три кувырка в воздухе и со всего размаха шлёпнулся в бочку с водой. На своё счастье он умел плавать, поэтому тут же вынырнул. Но зрители и артисты не стали ждать, когда он выберется из бочки, а со всех ног бросились к спасительному забору: коты перелетели через него вместе с воробьём, как птицы, тараканы пролезли в щели деревянного забора, а разъяренный мокрый Тузик, громко лая, остался за оградой. Концерт закончился бурно и очень быстро.
