Буду счастлив, ежели Вы пребываете в добром здравии.
Соблаговолите пожаловать завтра на весьма скучное судебное разбирательство, не почтите за труд. Прошу не иметь при себе никакого летательного и стрелятельного оружия.
С нижайшим почтением,
Горный кот.
19 сентября
Вот такое пришло послание. Иероглифы все кривые-косые, а тушь так и липнет к пальцам… Но Итиро так обрадовался, что аж запрыгал. Запрятал открытку в ранец и пошел скакать по всему дому.
И даже когда, наконец, улегся в постель, ему все чудилась хитрющая морда Горного кота, и в голову лезли мысли о предстоящем судебном разбирательстве, «весьма скучном», как писал Кот. Так и проворочался Итиро почти до утра, сна ни в одном глазу не было.
Проснулся он, когда уже совсем рассвело. Выглянул из дома — и видит: под синим-пресиним небом поднимаются кверху горы, такие новехонькие, будто выросли только сегодня. Итиро на скорую руку позавтракал и зашагал по петлявшей вдоль речки узкой тропинке вверх по течению.
На пути попалось каштановое дерево. Налетел порыв прозрачного свежего ветра, и с дерева посыпались каштаны. Итиро задрал голову, посмотрел на каштановое дерево и спросил.
— Каштан, а каштан! А не проезжал ли здесь Горный кот?
Каштан помолчал, а потом ответил:
— Горный кот еще рано утром промчался мимо меня в своей повозке на восток.
— На восток, говоришь? Вот и я иду на восток… Чудно это как-то… Ну да ладно, пойду дальше. Спасибо тебе, каштан.
Ничего не ответил каштан, только усыпал своими плодами всю землю вокруг.
Пошел Итиро дальше — и видит: журчит у него на пути водопад Фуэфуки.[4] Струя вытекает из расщелины в белоснежной скале, напевая, как флейта, и, набирая силу, превращается в водопад, с оглушительным ревом низвергаясь в долину.
Подошел Итиро к водопаду и крикнул.
— Эй, Фуэфуки! Не проезжал ли здесь Горный кот?
— Горный кот только что пролетел в своей повозке на запад, — прожурчал водопад.
— Вот чудные дела. На запад… К моему дому, выходит? Ну что ж, и я пойду туда, будь что будет. Спасибо тебе, Фуэфуки.
Водопад снова запел, как флейта.
Идет Итиро дальше и видит. Стоит бук, а под ним целая россыпь каких-то белесых грибов. Наигрывают, словно оркестр, странный марш — да все невпопад.
Итиро сел на корточки и спросил:
— Эй, грибы. Не проезжал ли здесь Горный кот?
А грибы говорят:
— Горный кот еще рано утром пролетел в своей повозке на юг.
Итиро задумался.
— Если на юг, значит, он должен быть во-он в тех горах. Странно. Пройду-ка еще немного вперед, будь что будет. Спасибо, грибы.
А грибки вновь принялись бубнить свой чудной марш, ну прямо оркестр.
Идет Итиро дальше и видит: в ветвях грецкого ореха белка скачет. Поманил он белку рукой и спрашивает:
— Белка, а белка! Не проезжал ли здесь Горный кот?
Белка забралась на самую высокую ветку, прижала лапки к мордочке, посмотрела на Итиро и ответила.
— Горный кот еще засветло промчался в своей повозке на юг.
— На юг, говоришь… Вот дела, второй раз про юг слышу… Пройду-ка еще вперед, будь что будет. Спасибо тебе, белка.
Глядь, а белки и след простыл. Только верхние ветки ореха качаются, да сверкают серебристой изнанкой листья соседнего бука.
Идет Итиро дальше. А тропинка вдоль речки все уже и уже, а потом и вовсе исчезла…
Однако южнее появилась другая тропинка, ведущая к черной пихтовой роще. Пошел Итиро по новой тропинке. Черные колючие лапы одна на другую ложатся, ни кусочка синего неба не видно, а тропинка круто берет в гору. Итиро аж запыхался, покраснел, пот ручьем льет. Вскарабкался на вершину холма, — и вдруг все вокруг прояснилось, даже глаза заломило. Стоит Итиро на красивой поляне, ветер шелестит золотой травой, а со всех сторон вокруг той поляны поднимаются бледно-зеленые пихты — густые-прегустые…
А в самом центре поляны стоит какой-то чудной человечек. Ноги согнуты, в руках кожаный кнут — и только молча на Итиро смотрит: зырк-зырк!
Итиро сделал пару шагов навстречу, а потом испугался и остановился. У этого человека один глаз зрячий, другой сплошь белый, и все время дергается. И одежка чудная, не разберешь — пальто или куртка. Ноги кривые, как у козла, а отпечатки от них — ну точь-в-точь, как лопатка для накладывания риса! Итиро прямо жуть взяла. Но он взял себя в руки и спросил.
— Не знакомы ли вы с Горным котом?
Человечек покосился на Итиро здоровым глазом, скривил губы в усмешке.
— Их сиятельство Горный кот изволит прибыть с минуты на минуту. А вы, стало быть, господин Итиро.
Итиро даже ахнул от удивления и попятился.
— Да, верно, меня зовут Итиро. А откуда вам это известно? — спросил он.
А чудной человечек усмехнулся хитрее прежнего.
— Выходит, открыточку видели?
— Ну, видел. Поэтому и пришел.
— Открытка, конечно, нескладная, — сказал человечек — и совсем загрустил. Итиро стало жалко его.
— Да нет, замечательная открытка!
Тут человечек ужасно обрадовался, запыхтел, покраснел до кончиков ушей — даже воротник расстегнул пошире, чтобы ветерком свежим обдуло.
— Ну, а почерк, почерк, почерк — как вам? Красивый?
Итиро не удержался, хихикнул и сказал.
— Не то слово! Пять лет учиться — и то так написать не сможешь!
Человечек тут же опять надулся.
— Пять лет, говоришь… Это кто же пять лет у вас учится, школьники?
И голос его прозвучал так печально, что Итиро тут же добавил:
— Да нет, конечно. Я говорю про студентов. Пятый курс в университете!
Человечек снова расплылся, рот растянул прямо от уха до уха:
— А это ведь я написал открытку! — воскликнул он.
Итиро прямо-таки распирало от смеха, но, он сдержался, а затем спросил.
— А вы кто будете?
Человечек сразу посерьезнел:
— Я состою на службе у его сиятельства Горного кота конюхом.
И в тот же момент налетел страшный ветер, трава полегла, а конюх припал к земле в почтительном поклоне.
Итиро удивленно обернулся. Глядь — а за его спиной стоит Горный кот. Глаза зеленые, круглые, на плечах что-то вроде походной накидки-хаори,[5] вся золотом расшита. Уши у Горного кота острые и стоят торчком, подметил Итиро. Тут кот чинно поклонился. Итиро ответил таким же поклоном.
— Добрый день. Спасибо за вчерашнюю открытку.
Горный кот дернул себя за ус, выкатил животик и сказал.
— Здравствуйте. Добро пожаловать. Дело в том, что это ужасное судебное разбирательство длится с позавчерашнего Дня. Никак к решению не придем, вот и решил попросить совета у вас. Не стесняйтесь, будьте как дома. Отдохнете немного — а потом наберем желудей. Знаете, из года в год все одно и тоже, измучился я от этой тяжбы, — пожаловался Кот.
Он извлек из-за пазухи портсигар, вытащил сигаретку, а портсигар протянул Итиро.
— Не желаете угоститься?
Итиро удивился и покачал головой:
— Нет, благодарю вас спасибо.
Горный кот добродушно расхохотался.
— Ах, да. Вы же еще слишком юны.
Сам чиркнул спичкой, притворно насупился и выдохнул струйку синего дыма. Конюх горного кота стоял все в той же позе, но ему, видно, тоже так хотелось курить, что аж слезы по щекам покатились.
Тут Итиро услышал, как что-то хрустит под ногами, будто крупная соль. Он удивился, сел на корточки — и видит: в траве поблескивает что-то золотое и кругленькое. Пригляделся он повнимательнее. Ба, да это желуди! Все, как один, в красных штанах, и не меньше трех сотен. И все что-то галдят, а что — не разберешь.
— Ага, пожаловали. Вот так всегда, сползаются, ровно муравьи! Давай живее, звони в колокольчик, — приказал Кот конюху. — Коси траву прямо здесь, сюда сейчас как раз солнечные лучи падают!
Горный кот отшвырнул самокрутку. Конюх выхватил из-за пояса здоровенный серп — и, раз-два, раз-два, — скосил всю траву перед Горным котом. На освободившуюся площадку со всей поляны ринулись желуди, ярко блестя золотыми боками, и опять загалдели.
Конюх зазвонил в колокольчик. По пихтовой роще разнеслось громкое эхо — «динь-динь-динь», — и золотые желуди слегка поутихли. Глядь, а Горный кот уже успел облачиться длинную черную шелковую мантию и с ужасно важным видом уселся перед желудями. Итиро сразу вспомнились паломники в Нара, распростершиеся перед статуей Большого Будды. А конюх несколько раз со страшным свистом щелкнул в воздухе своим кожаным кнутом.
Небо было синим, без единого облачка, а желуди такими красивыми и блестящими.
— Сегодня третий день судебной тяжбы, предлагаю покончить на этом и примириться.
Сказал Горный кот с беспокойством в голосе, но при этом не теряя достоинства. Услышав его слова, желуди опять загалдели на разные голоса.
