И он указал на санки, которые он втащил за собой в таверну. Полозья стояли в подтаявшей снежной каше, и холстина намокла.
— Что это такое? — спросил Карл, внезапно испугавшись.
— Откройте его! Снимите холстину!
Карл неуверенно поднялся на ноги и медленно развязал верёвку, которой была перевязана ткань. Потом стянул холстину.
На санях стояла самая превосходная скульптура из металла, которую ему приходилось видеть. Фигура рыцаря в латах из блестящего серебристого металла, в руках он сжимал острый меч. У Карла перехватило дыхание, он обошёл вокруг рыцаря, рассматривая его со всех сторон. Каждая часть рыцарских доспехов была прикреплена таким образом, что могла плавно двигаться над той, что лежала под ней, а что до меча…
Он тронул его и быстро отдёрнул руку — по пальцам стекала кровь.
— Острый как бритва, — пролепетал Карл.
— Для сэра Айронсоула годится только самое лучшее, — ответил доктор Кальмениус.
— Сэр Айронсоул… Что за прекрасная работа! О, если бы это чудо появилось на башне среди других фигур, моё имя прославилось бы на века! — горько сказал Карл. — А как он двигается? Что он делает? Наверное, он действует благодаря часовому механизму? Или внутри него заключён гоблин? Может быть, даже злой дух, а то и дьявол?
С тихим жужжанием и тиканьем хитроумного механизма фигура пришла в движение. Рыцарь поднял меч и повернул голову в боевом шлеме в сторону Карла, затем сошёл с санок и направился к нему.
— Но что он делает? — испуганно отпрянув, вскрикнул Карл.
Сэр Айронсоул продолжал двигаться. Карл попятился, но фигура упрямо следовала за ним, и, прежде чем ученик часовщика успел скрыться, он оказался загнанным угол, а маленький отточенный рыцарский меч придвигался всё ближе и ближе.
— Что он делает? Его меч очень острый, остановите его, доктор! Заставьте его остановиться!
Доктор Кальмениус просвистал три или четыре такта простой, легко запоминающейся мелодии, и сэр Айронсоул застыл на месте. Остриём своего меча он целился прямиком Карлу в горло.
Ученик часовщика пробрался вдоль стенки мимо застывшей фигуры и упал в кресло, не в силах держаться на ногах от страха.
— Что… кто… как это случилось? Это жуткая штука! Вы остановили её?
— О, я его и не заводил, — ответил доктор Кальмениус. — Это сделали вы.
— Я сделал это? Каким образом?
— Что-то в ваших словах оживило рыцаря. Его механизм настолько точный, так превосходно сбалансирован, что от одного-единственного слова приходит в движение. Малыш такой умный! Стоит ему только услышать заветное слово, и он не остановится до тех пор, пока его меч не проткнёт горло, произнесшее его.
— Какое слово? — со страхом спросил Карл. — Что такого я сказал? Часовой механизм… гоблин… двигаться… работать… дух… дьявол…
И снова сэр Айронсоул задвигался. Он неумолимо развернулся, нашёл Карла и направился прямо к нему. Ученик часовых дел мастера вскочил со стула и спрятался в углу.
— Что такое! — крикнул он. — Остановите его ещё раз, прошу вас, доктор!
Доктор Кальмениус снова посвистел, и фигура застыла на месте.
— Что это за мелодия? — спросил Карл. — Почему он останавливается, услышав её?
— Потому что эта песенка называется «Цветы Лапландии», — ответил доктор Кальмениус. — Она ему нравится, к счастью. Он останавливается, чтобы послушать её, и это запускает маховик в обратную сторону. Вот почему рыцарь замирает. Что за чудо! Какая превосходная работа!
— Я его боюсь.
— Ну, бросьте, успокойтесь! Зачем бояться маленького железного человечка, который любит весёлую песенку?
— Он жуткий и совсем не похож на машину. Он мне не нравится.
— Да как вам не стыдно! Что вы станете делать завтра без этой фигуры? Я с большим любопытством посмотрю на ваш позор.
— Нет! Нет! — в отчаянии умолял Карл. — Я вовсе не хотел… О, я сам не знаю, что я хотел сказать!
— Вы хотите получить рыцаря?
— Да. Нет! — вскричал Карл, ударив кулаком в кулак. — Я не знаю. Да!
— Тогда он ваш, — сказал доктор Кальмениус. — Вы завели пружину своего будущего, мой мальчик! Оно уже начало тикать!
И прежде чем Карл успел передумать, мастер заводных игрушек завернулся в свой длинный плащ, надвинул на лицо капюшон и исчез за дверью вместе со своими маленькими санями.
Карл бросился вслед за ним, но снег шёл так густо, что он ничего не смог разглядеть. Доктор Кальмениус пропал.
Карл вернулся в таверну и бессильно упал на стул. Маленькая фигура стояла в полной неподвижности с воздетым мечом, и её невыразительное металлическое лицо смотрело на молодого ученика часовых дел мастера.
— Это был не человек, — пробормотал Карл. — Ни один человек не смог бы сделать такое. Это был злой дух! Он просто дья…
Карл прихлопнул рог руками и с ужасом посмотрел на сэра Айронсоула, стоявшего неподвижно.
— Я чуть было не произнёс этого слова! — прошептал Карл. — Я не должен забывать о нём… А ещё мелодия… Как там было? Если я смогу её запомнить, я в безопасности…
Он попытался насвистать мотив, но у него пересохло во рту; он попробовал напевать, но его голос срывался. Он вытянул перед собой руки — они дрожали, как сухие листья на ветру.
«Может, если я немного выпью…» — решил он.
Карл налил себе бренди, но больше расплескал на стойку. Он быстро проглотил спиртное.
«Так-то лучше… Что ж, в конце концов, я могу установить рыцаря на куранты. И если я закреплю его в раме, он станет не опасен. Он не сможет выбраться оттуда, какие бы слова он ни услышал…»
Ученик часовщика в страхе огляделся. В таверне царила могильная тишина. Он раздвинул занавески и выглянул в окно, но не увидел на городской площади ни единого огонька. Кажется, весь мир погрузился в сон и только ученик часовщика не спал, да ещё маленькая серебристая фигурка с мечом.
— Да, я это сделаю! — решился Карл.
Он набросил холстину на сэра Айронсоула, торопливо натянул пальто и шапку и поспешил на улицу — нужно было отпереть башню и подготовить куранты.
Пока всё это происходило, ещё одна душа не спала — маленькая Гретель, дочка хозяина таверны. Сон никак не шёл к ней, и всё из-за истории, что рассказывал Фриц. Ей не давало покоя одно место из этой истории. Не часовой механизм в груди мёртвого принца и не покрытые пеной, обезумевшие от страха лошади, которых погонял мёртвый возница. Нет. Она не могла забыть принца Флориана.
Гретель думала: «Бедный маленький мальчик! Он вернулся домой, но каким ужасающим было его возвращение!» Она пыталась вообразить, каких страхов он натерпелся, один-одинёшенек в санях, с мёртвым отцом на облучке. Девочка дрожала под своими одеялами и мечтала утешить маленького принца.
И оттого, что ей не спалось и она замёрзла в своей постели, Гретель решила спуститься вниз и немного посидеть в таверне около печки. Она накинула на плечи одеяло и на цыпочках спустилась по лестнице как раз в тот момент, когда куранты на башне стали бить полночь. В таверне никого, конечно, не было. Огонёк в лампе едва теплился, поэтому она не заметила завёрнутую в холстину фигурку, стоявшую в углу, и присела у печки, чтобы согреть руки.
— Ну и дикая же, доложу я вам, история! — бормотала она себе под нос. — Вот уж не думаю, что нужно рассказывать про такое. Истории о призраках и скелетах — ещё куда ни шло, но на этот раз Фриц зашёл слишком далеко. Все так и подпрыгнули от страха, когда появился тот старик! Как будто Фриц вызвал его, словно духа, из небытия. Как доктор Фауст, якшавшийся с дьяволом…
Холстина тихо упала на пол, и маленькая металлическая фигура повернула голову, взмахнула мечом и начала двигаться по направлению к Гретель.
Когда принц Отто женился на принцессе Марипозе, весь город ликовал: в парках зажигались фейерверки, в танцевальных залах всю ночь гремели оркестры и над всеми крышами развевались флаги и знамёна.
— Наконец-то у нас появится наследник! — радовались люди, опасавшиеся, что правящая династия может угаснуть.
Однако время шло, а детей у принцессы Марипозы и принца Отто всё не было. Супруги советовались с лучшими докторами, но и после этого не дождались ребёнка. Принц с принцессой совершили паломничество в Рим, чтобы получить благословение святейшего папы, однако и это не помогло. И вот однажды, когда принцесса Марипоза стояла во дворце у окна, она услышала перезвон соборных курантов и сказала:
— Я хотела бы иметь ребёнка, звонкого, как колокольчик, и верного, как часы.
И стоило ей произнести эти слова, как она почувствовала, что на сердце у неё стало легко.
Не прошло и года, как у принцессы родился ребёнок. Но, к большому сожалению принцессы и всех подданных, роды протекали трудно и болезненно, и когда младенец сделал свой первый вздох, он не смог сделать второго и скончался на руках у няньки. Принцесса Марипоза об этом не знала, потому что находилась в глубоком беспамятстве, и никто не мог сказать, останется ли она в живых. Что же до принца Отто, он едва не лишился рассудка от гнева. Он вырвал мёртвое дитя из рук няньки и сказал:
