Мгновение спустя в дверях появился халдей с серьезным Софосом.
— Рад увидеть, что тебе лучше, — сказал он.
Я покосился на него уголком глаза.
Он улыбнулся.
— Я решил не скрежетать зубами для твоего удовольствия.
Я засмеялся, а он оглядел комнату в поисках стула.
— Вот здесь будет удобно. — я освободил руку из-под простыни, чтобы указать на кресло около кровати.
Он уселся и положил ноги на стопку книг. Мы оба вспомнили нашу первую встречу.
— Наверное, придется его сжечь, — сказал я.
— Ничего подобного, — сказал он. — У меня было несколько дней, чтобы отмыться дочиста.
— Дней? — повторил я. Софос по-прежнему топтался на месте. — Сними книги с подоконника, — сказал я ему, — И садись туда. Неужели прошло несколько дней?
— Вот именно.
— И что я пропустил?
— Не так много, — ответил халдей. — Одного посланца из Аттолии и нескольких из Суниса. Четырех, если быть точным.
— Четырех?
Халдей пожал плечом с элегантной небрежностью.
— Расскажите, — попросил я. — Или я встану и немного придушу вас. Что за известия они принесли?
— О, царица Аттолии шлет свои наилучшие пожелания и надеется, что Царский Вор находится в добром здравии. Она так же надеется, что сможет оказать тебе гостеприимство как-нибудь в будущем.
Я поморщился при этой мысли.
— Она знала, кто ты такой?
— Подозревала, должно быть. Мы виделись мельком, но ей моя репутация известна лучше, чем вам.
— Она затеет сложную интригу, — сказал халдей.
— А вы?
— Затею ли я сложную интригу? Нет, я не в состоянии придумать ничего равного твоему коварству.
Я снова рассмеялся.
— Я хотел сказать, вы подозревали?
Халдей вздохнул.
— Нет, по крайней мере, до переправы через Сеперхи. Тогда я начал понимать, что не случайно потерял дорогу ночью в городе. И мне показалось, что охранники на мосту узнали тебя. Кажется, им хорошо известна твоя внешность. Но я не уверился окончательно, пока капитан не поприветствовал меня в Эддисе, словно ты привел нас с Софосом к себе в гости. Тот мост из плавника, ты знал о нем?
— Деревья приносит туда течением после каждого наводнения. Мы с дедом пользовались ими, когда еще он был жив. Он любил посещать Аттолию инкогнито.
— Пол знал, — сказал Софос с подоконника.
— Да, — согласился халдей. — Когда мы смотрели, как ты бьешься мечом Софоса, он шепнул мне, что у тебя эддисийская школа. Я тогда не понял, что он пытался мне сказать.
Пол узнал еще раньше, я был уверен. Он знал с той минуты, когда я неосторожно поблагодарил его именем Богини за ягоды Оссила. Если бы он не дрался с аттолийцами, если бы не был уверен, что Дар упал в ручей, он не позволил бы мне спрятать его и обязательно обыскал бы. Но то, что он не сказал халдею о своих подозрениях, заставило меня думать, что он ожидал от меня побега в горах и позволил бы мне уйти. Он должен был присматривать за Софосом и вернуть Дар. Ему не приказывали привезти обратно Царского Вора из Эддиса, так что Пол не видел причины для излишнего служебного рвения. Думаю, я нравился ему так же, как он нравился мне.
— Амбиадес мог догадаться, — сказал я.
Мы с ним невольно обменялись сведениями на краю антиутопии. Я понял, что он работает на кого-то, кроме халдея, а он сообразил, что я такой же мошенник, как и он. Халдей покачал головой.
— Амбиадес был умен. Жаль, что он одновременно оказался таким дураком. Всегда жаждал больше денег, больше власти… больше уважения. Он стал бы хорошим халдеем, если бы не стремился остаться внуком князя.
Мы помолчали несколько минут, размышляя о наших собственных амбициях. Я думал о Поле, которого, казалось, не раздирали никакие противоречия, и надеялся, что он получил удовольствие, столкнув Амбиадеса со скалы. Хотя я хотел бы сделать это сам. Наконец халдей сказал:
— Надо же, я выпорол Царского Вора лошадиной уздечкой. Какая честь.
Я улыбнулся и должен был сказать, что возможность побить Царского Вора честь не такая уж редкая.
— Да? Я несколько сомневаюсь в этом после того, как увидел тебя с мечом.
— Да. Я не пользуюсь мечом.
Я объяснил, что не держал в руках меч почти два года, с того самого момента, когда разорвал бумаги о зачислении в гвардию Эддиса. Во время ссоры с отцом я в присутствии непрошеных свидетелей поклялся не касаться оружия, если только моя жизнь не окажется в опасности.
— Вот как, — сказал халдей, когда некоторые мотивы моих поступков стали более очевидны. — Ты устал, — сказал он через мгновение, и он был прав. — Мы пойдем.
— Подождите, — попросил я. — Вы не рассказали о посланцах Суниса.
Халдей покачал головой.
— Лучше расспроси свою царицу, — сказал он.
Я проследил за его взглядом и увидел царицу, которая подошла незаметно и неизвестно как долго стояла в дверях. Она была одета в зеленое вышитое платье, которое делало ее похожей на ворону в павлиньих перьях. Мой брат Темен сломал ей нос деревянным мечом, когда им было по одиннадцать лет, в результате эта травма придала ей больше привлекательности, чем вся красота царицы Аттолии, но она не осознавала этого и верила, что разочаровала людей, не став красавицей. За пять лет правления она завоевала любовь и преданность своих подданных. Все считают ее красивой, говорил я царице, и в мешке из-под лука будут любить не меньше, чем в дорогом платье, которое навязывает ей хранительница гардероба. Она фыркала на меня, напоминая, что обязана выглядеть богато, если уж не смогла вырасти красивой.
Я нахмурился, потому что мой мудрый совет явно позабыли, пока я находился далеко от дома.
* * *
Халдей принес извинения за свою невнимательность, но она махнула рукой, а затем села на край постели и крепко сжала мою руку.
— Тебе надо больше отдыхать, — сказала она.
— Сначала я должен узнать, что сообщили посланники Суниса.
— Евгенидис, ты устал.
— Сейчас я встану, — пригрозил я, — И пойду искать того, кто мне все расскажет.
Она сдалась. Я знал, что она не будет долго спорить. Иначе она вообще бы не пришла.
— Сначала нам просто сообщили, что царь Суниса вывел своих солдат из леса на южном склоне горы Иркес. В довольно грубой форме.
— Он пытался провести армию через еловый лес?
— Да.
— Фу. — я презрительно помотал головой. — Идиот. Вот что значит лишиться халдея, который может дать разумный совет. Ты подожгла деревья?
Царица покачала головой.
— Нет. Это не понадобилось. Я послала записку с твоим кузеном Кродесом и предупредила, что подожгу лес, если он не выведет своих людей к закату.
Лицо халдея побелело при мысли, что вся армия его страны могла обратиться в пепел.
— Второй посланец был более вежлив, — продолжала царица, откинувшись на подушку напротив меня. — Царь Суниса просил сообщить любые сведения о местонахождении и благополучии его халдея и наследника.
— Наследника халдея? — удивился я.
— Наследника царя.
Я посмотрел на Софоса.
— Так твой отец брат царя?
— А ты не знал? — сказал он.
— Нет.
Царица рассмеялась.
— Ты преподнес мне мой престол и наследника моего врага на одном блюдечке. Придворные до сих пор под впечатлением. — «Лучше бы их было поменьше при моем эффектном появлении в тронном зале без штанов», подумал я. — Я считаю, — продолжала она, — Что смогу добиться некоторых уступок от Суниса прежде, чем отправлю его племянника домой.
Она улыбнулась Софосу, и он, конечно, покраснел. Ее улыбка производила неизгладимое впечатление и на более черствых людей; просто невозможно было не улыбнуться ей в ответ. Не зря халдей мечтал увидеть ее на троне своей страны.
— Мне пора идти, — сказала царица, поднимаясь с моих подушек.
Она высвободила свою руку из моей и наклонилась поцеловать меня в лоб, Дар Хамиатеса на золотой цепочке коснулся моего носа. Когда она выпрямилась, камень снова лег ей на грудь чуть ниже ключиц.
* * *
Два дня спустя, когда я немного окреп, была проведена официальная церемония поднесения царице Дара Хамиатеса ее двоюродным братом Евгенидесом. Очевидно, простота, с которой я сунул ей в руки камень на грязном ремешке, не удовлетворила церемониймейстера. Явился камердинер моего отца и помог мне облачиться в модную одежду. Я провел всю церемонию как в тумане и кое-как вытерпел последующий банкет.
Мои кузены высказали свой обычный набор завуалированных оскорблений. Мои тети смотрели на меня через губу, а мои дяди «неумышленно» нагрубили, с удивлением заметив, как мало я похож на своего отца, полностью унаследовав все качества материнской родни.
Я не смог изобрести ни одного иронического замечания в ответ и, полагаю, был весьма сдержан. Действительно, мне было все равно, просто я убедился, что при дворе ничего не изменилось. Я отправился спать.
