— Кто это с тобой, отец? — пробурчала она.
— О, это всего лишь маленькая девочка, которая прыгнула прямо ко мне в объятия. Она такая легкая, совсем пустая от голода, так что лучше всего, если ты дашь ей поесть.
Анне-Лисе дали и орехов, и меда, и ягод. Она наелась так, что чуть не лопнула. А потом оглядела горницу.
— У вас тут очень уютно, — сказала она, — но если бы мама была здесь, она бы прибрала получше.
— Что это такое — «прибрать»? — спросила фру Медведица.
— А вот сейчас, фру, вы увидите, — пообещала Анна-Лиса.
И она стала подметать и убирать в хижине, точно так, как мама подметала и убирала у них дома. Оба малолетних мишки прекратили играть и, засунув лапки в пасть, с удивлением уставились на Анну-Лису. А она только и делала, что толкала их с одного места на другое.
— Не путайтесь под ногами, мальчишки! Если не можете помочь, так по крайней мере не стойте на дороге. Марш отсюда!
И медвежата послушно переступали с места на место. Ну и зауважали же они Анну-Лису! А матушка Медведица, всплеснув лапами, пробормотала:
— Ни за что! — сказала Анна-Лиса. — Потому что мне нужно домой, к маме, да побыстрее. Но раз уж вы, фру, так вкусно накормили меня, я тоже хочу хотя бы немножечко вам помочь. Извините за мой вопрос, но вы, фру, никогда не моете своих мальчишек?
— Каждый день, — несколько оскорбленно пробормотала матушка Медведица.
— Тогда, верно, у фру нет настоящей сноровки для такой работы, — сказала Анна-Лиса. — Идите за мной, мальчишки, и я сделаю из вас людей.
И, взяв медвежат за уши, она потянула их за собой к лесному роднику.
— Какие удивительные у вас рыльца! Можно подумать, что вы поросята, — засмеялась Анна-Лиса.
Мишки страшно сконфузились и не нашлись даже что ответить. Но когда Анна-Лиса обмакнула свой передник в воду и стала тереть изо всех сил, медвежата заплакали:
— Так матушка никогда не делает, так матушка никогда не делает.
— Как же она делает?
— Она облизывает нас.
— Ну что я говорила! — воскликнула Анна-Лиса. — Вы — настоящие поросята. Как я вас ни тру, вы белее от этого не становитесь.
И тут ей внезапно пришло в голову, что мама говорила о медведе. Как ни моешь медведя, он от этого белее не становится. Анна-Лиса не испугалась, нет, она совсем не испугалась. У нее только слегка подкосились ноги. Она выкрутила свой мокрый передник и направилась к хижине.
— А теперь я пойду домой, — сказала она входя.
— Тогда нам, верно, нужно проводить тебя, — пробормотал господин Медведь. — А не то может прийти медведь и утащить тебя.
И тут он начал хохотать, и бормотать, и подталкивать свою старуху в бок. Ну прямо страх, до чего он развеселился. «Нет, медведь не может быть таким веселым», — подумала Анна-Лиса и, успокоившись, протянула руку, благодаря хозяев за гостеприимство. А потом с батюшкой Медведем с одной стороны, с матушкой Медведицей с другой и с двумя медвежатами, идущими, не отставая, сзади, Анна-Лиса пошла домой. Но при виде этой странной компании люди и звери бежали сломя голову.
— Почему все убегают от нас? — спросила удивленно Анна-Лиса.
— Подумать только, — заважничала Анна-Лиса. — А я никогда прежде за собой этого не замечала.
Услышав это, батюшка Медведь опять расхохотался, ну прямо весь затрясся от смеха, даже идти дальше не мог, вот до чего развеселился. Однако маме было не до смеха, когда она увидела, как все медвежье семейство, переваливаясь, движется к ее дому. Она только недавно вернулась и, не найдя Анну-Лису в доме, пошла искать ее в саду. И вот тут-то она увидела Анну-Лису меж двух громадных медведей, а за ее спиной — двух медвежат, которые забавлялись, толкаясь и кусая друг друга за уши.
— Мама, мама! — закричала Анна-Лиса. — Не убегай от меня. Я ведь только маленькая Анна-Лиса.
— Скорее, дитя! — воскликнула мать. — Беги скорее, пока медведи не съели тебя!
Но думаешь, Анна-Лиса заторопилась? Нет, ничуть: она внезапно застыла на месте и большими глазами смотрела то на Медведя, то на Медведицу. И вдруг воскликнула:
— Да, так я и думала, потому что из этих мальчишек совершенно невозможно сделать людей. Фу, стыдись, старый Мишка, что ты обманул меня! Почему ты не сказал, что ты Медведь?
Тут Мишка почесал у себя за ухом; вид у него был крайне сконфуженный.
— Но ты так бесстрашно кинулась ко мне, девочка. И мне не хотелось пугать тебя. Ну а теперь, раз уж нас узнали, лучше нам, пожалуй, уйти обратно в лес.
— И не думай даже об этом! — воскликнула Анна-Лиса. — Вы пригласили меня на орехи и мед, а я приглашаю вас на три бутерброда. Милая мамочка, наверно, угостит нас кофе.
Что тут оставалось маме делать? Ей, верно, надо было только радоваться, что медведи оказались так милосердны к ее Анне-Лисе. Но ей не хотелось пожимать им лапы. И поэтому она спрятала руки под передник, поклонилась и спросила, не будут ли господа так любезны войти в дом. Сначала, ясное дело, медведи зацеремонились. И может, они так и простояли бы до сегодняшнего дня и все церемонились бы и церемонились, если бы Анна-Лиса не толкнула как следует медвежат и они не побежали стремглав в дом. А после этого церемониться уже больше не стоило.
Потом настал вечер, медведи отправились восвояси, а Анна-Лиса уже лежала в своей постели. Йон Блунд-Йон Закрой Глазки — шведский бог снов — как раз собирался сомкнуть на ночь ее веки, когда она внезапно села на кровати и сказала:
— Послушай, мама, как ты думаешь, люди, разбегались и прятались — от меня? Или, может, от медведей?
— Ясное дело, от медведей, — ответила мама.
— Ой, ой, — засмеялась Анна-Лиса. — До; чего же люди трусливы!
И тут она заснула.
Анна Валенберг
Кожаный мешок
На камне в глухом бору сидел Никлас, а рядом с ним стояла корзина, полная древесной коры. Он собрал ее, чтобы жена добавила ее к скудному запасу спорой[19] ржаной муки, которую ему выплатили за поденную работу в господской усадьбе.
А иначе этой муки никак не хватило бы на все голодные рты в его лачуге! Однако же Никлас так устал и был в таком отчаянии, что не мог идти дальше, прежде чем немного не передохнет. И вот он сидел, думая о том, когда же придет конец великой нужде, что обрушилась и на него самого, и на его соседей. Засуха сожгла почти все посевы и всю траву, а в ту страну, где свирепствует засуха, всегда приходят следом голод и нужда. Тысячи людей и целые стада скотины умерли или пали с голоду, да и кто знает, скольким суждено пережить эту голодную зиму.
Вдруг он услыхал скрежет лопаты, который бывает, когда она наталкивается на мелкие камешки. Сквозь кусты, возле которых он сидел, Никлас увидел старого тролля, вскапывающего землю под высокой сосной.
Тролль работал не разгибая спины, пыхтел, и дело у него спорилось. Вскоре он, отбросив лопату, вытащил большой кожаный мешок и развязал его.
В тот же миг совсем рядом с троллем на краю ямы слегка приподнялся большой камень и показалась голова старой троллихи.
— Послушай-ка, муженек, — сказала она. — Ты не забыл, что тебе надо посеять шесть зернышек пшеницы вместо четырех? Муки-то мне для пирушки побольше надо!
— Хорошо, что напомнила об этом, — ответил, почесав голову, старик, — но я и сам бы не забыл.
Старая троллиха исчезла, закрыв лаз вместо творила камнем. А Никлас подивился: какой же добрый урожай можно получить из шести зернышек пшеницы?
Однако старый тролль отсчитал шесть пшеничных зернышек из кожаного мешка, завязал его и снова спрятал. Потом посадил по одному зернышку в каждом углу поля, а два — посередине да и уселся в траву с таким видом, словно чего-то ожидал.
Никлас тоже стал ждать вместе с ним: очень уж хотелось поглядеть, что из всего этого получится. И вскоре на его глазах случилось настоящее чудо. Там, где были посажены зернышки, проклюнулись зеленые стрелочки и тут же полезли из земли все новые и новые росточки. Они тянулись в вышину, покрывались колосьями, и внезапно перед Никласом раскинулось и заколыхалось целое пшеничное поле. Колосья набухали, желтели и стали под конец такими тяжелыми, что свисали до самой земли.
Тогда старый тролль топнул оземь ногой, и из-за каменных глыб и земляных куч выползла целая орава маленьких троллят. Они вырывали пшеницу с корнем, отряхивая тяжелые колосистые снопы в огромные мешки, которые притащили с собой. И посыпались из колосьев спелые, золотистые зерна. Когда мешки наполнились доверху, троллята взвалили их себе на спины и исчезли вместе со старым троллем. Исчезли словно дым среди кочек и горных расселин.
— Вот это урожай так урожай! — сказал самому себе Никлас и отправился в поле — поглядеть, не достанутся ли ему какие-нибудь брошенные колоски.
