Никлас так испугался, что крупные капли пота градом покатились по его лбу. Неужто теперь, когда он так близок к тому, чтобы овладеть сокровищем, они явятся и выхватят мешок у него из рук?
Спустя некоторое время он услышал шорох в кустах и задрожал от ужаса при мысли о том, что, быть может, кто-то идет, чтобы вырвать сокровище у него из рук. Но это была всего лишь Гудрун, которая вернулась обратно. При ясном свете месяца ее маленькое личико сияло красотой и нежностью. Подойдя к отцу, она обвила руками его шею.
— Не бойся, милый батюшка! — сказала она. — Ты, ясное дело, думаешь, что нашел клад. Но никто больше не придет и не отнимет его у тебя. Скоро месяц зайдет, и тогда трудно будет отыскать дорогу сюда. А я обману людей и уведу в другую сторону. Ты же тем временем лежи здесь, пока солнце не встанет и ты сам не увидишь, что держишь в руках всего лишь камень.
Ни на одну минутку не поверила она в то, что он нашел клад, но все равно хотела помочь отцу. И Никлас почувствовал себя таким счастливым оттого, что она беспокоилась о нем. И слезы выступили у него на глазах, пока он молча лежал на земле, не спуская глаз с Гудрун. А она-то подумала, что отец горюет об умирающей матушке.
— Не печалься о матушке, милый отец, — сказал она. — Я пойду к лавочнику и продам мои длинные волосы, а он даст мне какой-нибудь сытной еды. — И, улыбнувшись ему, Гудрун исчезла в кустах. И в тот же миг Никлас страшно испугался за нее. Каково там придется ей одной в дремучем лесу? Удастся ли ей уйти от волка, который караулит в лесной чаще? И в самом деле через несколько минут он услыхал вдруг крик. Ему показалось, будто Гудрун кричит:
— Батюшка, помоги!
В отчаянии выпустил он из одной руки мешок, который тут же стал тяжелым, как свинец. И тотчас же под землей послышался глухой смех.
«Тролли смеются надо мной, — подумал он. — Может, это вовсе и не Гудрун кричала, а всего лишь сова».
И он опять обеими руками вцепился в мешок. А крики повторялись снова и снова. И он не мог различить, кто это кричит: Гудрун или сова. Он то вскакивал, готовый бросить мешок, то вдвое крепче охватывал его руками. Пот ручьями стекал по его лицу, но он знал, что должен спасти жизнь стольких людей! И еще крепче сжимал в руках мешок.
Под конец он освободил одну руку, а его другая рука сразу ощутила вдвойне тяжесть мешка, собрал с камней мох, заткнул им уши, а затем крепко закрыл глаза. Что бы ни случилось, он не хотел больше ничего видеть и слышать. А этой ночью было что видеть и слышать. И как он ни затыкал уши, невозможно было не услыхать такого страшного шума. Казалось, целая кавалькада диких охотников промчалась мимо него. И как Никлас ни жмурил глаза, он видел такие яркие молнии, будто все небо было объято пожаром.
Но он решил: будь что будет. Он не знал, сколько времени пролежал так, держа клад своими онемевшими пальцами, наконец ему показалось сквозь опущенные веки, что уже брезжит рассвет.
И в ту же минуту до него внезапно донеслось его собственное имя. Его выкрикивали вперемежку с отчаяннейшими проклятиями:
— Повесить его, сжечь, посадить на кол! — кричали голоса.
Казалось, сотни ног ринулись прямо к нему.
«Теперь-то уж они меня нашли. Они думают, что это из-за меня жена умерла с голоду, и хотят, чтобы я поплатился за это. Настал мой последний час», — подумал Никлас. И когда он почувствовал, что люди совсем рядом, — он открыл глаза.
К нему подходили все парни их округи с дубинками к руках. Вот они уже совсем близко! Вот замахиваются дубинками, чтобы размозжить ему голову, — но ни единого слова не вымолвил Никлас. Он только ждал, не выпуская мешка из рук.
Вдруг косой луч солнца прорезал лес. Он озарил лица парней, озарил он и кожаный мешок. И мешок в руках у Никласа сразу стал таким легким, что Никлас потерял равновесие и упал на спину.
Но все-таки поднялся и изумленно огляделся вокруг. Куда девались все эти парни с угрожающе поднятыми кольями? И тени их не мелькнуло перед его глазами.
Неужто он недавно видел все в таком страшном ложном свете?
Но он не стал задаваться вопросом, видел он их всех на самом деле или нет. Кожаный мешок-то уж во всяком случае был у него в руках. Гордый, словно король, взвалил он мешок на спину и зашагал домой. Но когда он отворял двери в горницу, сердце затрепетало у него в груди; он подумал, что увидит жену мертвой в кровати. А Гудрун?.. Может, все уже сидят и оплакивают ее?
Но то, что он увидел, заставило его застыть в изумлении на пороге. Ведь у очага стояла его жена и варила молочный суп к завтраку. За ручной прялкой сидела Гудрун и пряла. А ее длинные волосы сверкали, словно золото, в лучах солнца.
И тогда он понял: все, что он видел в лесу, — только призрачные видения, с помощью которых тролли хотели заставить его выпустить сокровище из рук. Но это им не удалось.
И, бросив свою ношу на пол, он рассказал жене и детям, какое счастье и богатство заключено в этом кожаном мешке.
И они, не переставая удивляться, заплакали от радости.
Внезапно Гудрун заметила, какой необычный вид у отца: его голову словно обсыпало снегом.
— А что, батюшка, разве нынче шел снег? — спросила девочка и потянулась к отцу, словно желая стряхнуть белые снежинки с его волос.
Но это был не снег. Просто волосы Никласа поседели за эту ночь, потому что никому не удается без потерь победить в битве с троллями.
Хелене Нюблум
Девушка, которая протанцевала все на свете
Жила-была маленькая девочка, которая, едва научившись ходить, уже начала танцевать. Вы даже не поверите, как красиво она танцевала!
Она поднималась на носочки и начинала кружиться на своих крохотных-прекрохотных ножках, словно цветочек, обдуваемый ветром. Она поднимала крохотные ручки как можно выше и откидывала головку назад, словно желая взлететь. Она порхала по комнате до тех пор, пока у нее хватало сил, и падала навзничь у ног своей матушки.
Когда она чуточку подросла, матушка часто брала ее с собой в лес.
Это был красивый холм, поросший лесом, где стояли березы с белыми, гладкими, как шелк, стволами и длинными, свисающими вниз светло-зелеными вуалями. А у подножия холма расстилалось озеро, где всегда слышалось: «Блинк! Блинк!» Весной трава, покрывавшая лесной холм от подножия до вершины, была сплошь усеяна ландышами.
Матушка садилась в траву и шила, а девочка танцевала.
Чем девочка становилась старше, тем больше она придумывала танцев, и они с матушкой давали им разные названия.
Танец со множеством мелких веселых прыжков с долгими веселыми поворотами был «Танец Солнечного Света». Да, сразу было видно, что это «Танец Солнечного Света». А танец, когда она летела вперед с распростертыми руками, с буйными бросками, удивительными изгибами и вращением, был «Танец Бури». И еще был «Танец Ландышей». Матушка надевала тогда пышные венки и гирлянды из ландышей на головку и на шейку своей маленькой дочки, а девочка сама украшала всю себя ландышами; она засовывала букетики за уши и даже доверху набивала свои крохотные башмачки благоухающими цветами. И тогда начинался «Танец Ландышей».
Он был так воздушен и так легок! Она так радостно летала по траве, что все ландыши, которых не взяли танцевать, вытягивали головки, чтобы посмотреть на нее, а когда танец кончался, их маленькие колокольчики звенели и шептали:
— Мило! Мило! Это наш собственный танец!
Но был еще и «Танец Дождя». Грустно было смотреть на него. Усталые, шлепающие шаги, безвольно повисшие руки, длинные, распущенные волосы. А кончался танец тем, что девочка падала навзничь и лежала, точно мертвая.
Каждый день придумывала она новые танцы, а матушка глядела на дочку, улыбалась и говорила:
— Великое утешение в жизни даровал господь этому ребенку! Как она танцует!
Но недолго довелось матушке радоваться.
Когда девочка была еще совсем ребенком, матушка умерла, и девочка осталась одна с отцом и танцевала ему до тех самых пор, пока не стала юной барышней.
Но не думайте, что она только и делала, что танцевала. Она умела печь хлеб и варить кашу не хуже других женщин. Она умела латать платья и вязать чулки, а маленький домик, в котором она жила с отцом, блистал чистотой.
Она поливала водой тюльпаны и гиацинты, росшие у дверей домика, она подвязывала лозы жимолости так, что они висели над дверьми, как гирлянды.
С утра до вечера была она в работе, но, когда ей порой становилось грустно или очень весело, она принималась танцевать!
Дом расположился на вершине холма, а у подножия расстилалась гладкая зеленая лужайка, где было так хорошо танцевать! Днем девочка стояла на вершине холма, озаренная яркими солнечными лучами, ночью же ей казалось, что она поднимается высоко-высоко и прямо над головой у нее сияют все звезды на свете. И тогда девочка придумала «Танец Солнца» и «Танец Звезд».
