Ознакомительная версия.
– Калин пишет, что стрела угодила в глаз его любимому зятю Сартаку. И теперь неизвестно, протянет ли тот до вечера. Царь требует, чтобы я выдал обидчика. Видать, хочет усладить Сартака смертными пытками. Если мы откажемся, он вырежет всех мужчин Киева, включая младенцев, а женщин продаст в рабство.
– Врёт! – выдохнул Алёша.
– Нет, не врёт. Калин сделает это, если не сегодня, так завтра, да хоть через год, но сделает! Ему спешить некуда: еды в лесах и полях хватает, а воды – полный Днепр…
– Да-а… наделал ты делов, Алёша, – укоризненно покачал головой воевода. – Разозлил татарву до лютости. Попробуй теперь уйми.
– Прости, Добрыня, прости, князь. Я ж думал в Калина попаду…
– Опять тебя твоя удаль подвела, – сердито сказал князь. – Хороша кашка да мала чашка: удаль без головы недорого стоит.
– Если я виновен, то отпусти меня к Калину. Пусть убивают, зато и я с собой кой-кого прихвачу.
– А у меня другое предложение есть, – вмешался в разговор Илья. – Дай мне, князь, знамя – хоругвь белую.
– Это ещё зачем?
– Затем, князь, что, я послом твоим прикинусь, за Алёшу поторгуюсь, а сам пока всё выведаю, да высмотрю, может, и слабину какую найду.
– Нет у них слабины, – пробурчал Добрыня.
– Есть! И эта слабина – сила Калина-царя, на которой всё войско держится, – возразил Владимир, знавший толк в государственном управлении. – Если его убрать, то мирзы за власть вмиг перегрызутся и тогда сладить с ними будет проще. Только вряд ли тебя к царю ближе, чем на три косых сажени, подпустят.
– Прорвёмся! Хоть их и больше, только кто им помогает? Трава степная да ветер. А наш Помощник в вышних обретается, и сила у Него Небесная. Так что живы будем – не помрём! А что на три косых сажени и восьми шагов мало – не беда! Тем паче я ж не шагать буду, а летать…
– Ну, тогда лети, Илья ясным соколом, а мы за тебя в Десятинной церкви молебен отслужим, – простосердечно сказал князь и обнял богатыря, чтобы скрыть печаль.
Знал, знал Владимир, что идёт Муромец на верную гибель. Знал, но верил, что Бог не оставит город, благословлённый первым учеником Христа – Андреем Первозванным!
Вооружившись белой хоругвью на толстой палке-шелыге, которой, в случае дипломатической неудачи, можно и без всякой дипломатии по затылку огреть, Илья выехал за городские ворота. Миновав вал, он увидел плоды своей работы: землю, ощетинившуюся пятью рядами острых кольев. Только разве ж для Бурушки это препятствие! Он преодолел его в один скок и сразу очутился перед вражескими палатками. Вернее даже не перед, а, скорее, под ними, потому что угодил в глубокий трёхсаженный подкоп, укрытый шкурами и присыпанный сверху землёй.
Его соорудили кочевники прямо напротив ставки Калина, чтобы обезопасить своего владыку на случай внезапного нападения киевлян. Вырыли ночью, поэтому княжеские наблюдатели ничего не заметили.
* * *
Говорят, что конвейер придумал основатель автомобильной промышленности Генри Форд. Чепуха! Конвейер придумали печенеги, хотя и слова-то такого не знали.
Дело в том, что передняя линия степняков никогда не сражалась более пяти минут, ибо за это время даже самый могучий боец полностью выдыхался. Поэтому по команде сигнальщиков, которые пели военную песню, равную времени исхода сил, первая линия мгновенно уступала место второй. Затем третьей, затем четвёртой… и далее, по кругу. Сложно, конечно, зато этот живой конвейер позволял кочевникам всегда вести бой свежими силами.
Используя тот же приём, они выкопали глубокую яму со скоростью бульдозера только очень тихого. Шеренга из двадцати человек за три копка наполняла двадцать вёдер, и лопаты тут же перехватывала следующая двадцатка, а первая тем временем рассыпала землю за палатками, чтобы скрыть следы своей работы.
И это удалось, иначе Илья ни за что бы не угодил в ловушку, которая даже для могучего Бурушки оказалась слишком глубокой. После третьей попытки выскочить, Илья спешился и, хлопнув коня по мокрому крупу сказал:
– Давай, Бурушка!
– О-го-го! – встревожено заржал тот, но команде повиновался.
Без всадника он легко выбрался из ямы, к которой уже бежала охрана ставки, и бросился в степь. Ему вслед летели стрелы, да куда им догнать резвого скакуна!
* * *
Вскоре Илья увидел над краем подкопа много раскосых глаз. Их владельцы ничего не предпринимали, словно кого-то ждали. Дело в том, что кочевники не знали славянского языка. Поэтому, собираясь в поход на Киев, они прихватили с собой таргуманов, или драгоманов – толмачей-переводчиков, которые выучили язык, разговаривая с пленными.
Наконец, один из таких толмачей появился у ямы. Он оказался тем самым Крючком, который давеча повис на рожне. Крючок знал толк в великом и могучем языке славян, поэтому быстро отыскал нужные слова и прокричал, опасно склонившись над подкопом:
– Меча дай-дай!
– Подавишься! – ответил Илья, уразумевший, что от него требуют отдать меч и уже хотел показать врагам большой кукиш, но вовремя вспомнил, что он явился для переговоров, поэтому миролюбиво сказал: – Я к вашему царю от нашего князя послан, посему драться не собираюсь, ежели вы опять на рожон не попрёте.
– Меча дай-дай, – невозмутимо повторил ничего не понявший толмач.
– Вот заладил, как сорока. Да я ж, дурья башка, посол княжеский! Вынимайте меня отсель и к царю ведите!
– Меча дай-дай-дай!
Илья понял, что разговоры не помогут, а выбираться-то всё равно надо. Поэтому он отстегнул меч с ножнами и выбросил наружу. Да так ловко, что непонятливый толмач, свалился в яму, а трое других долго плевались зубами.
* * *
Стараясь оставаться дипломатом, Илья позволил связать себя чембурами – кожаными поводами, на которых водят коней. В таком виде богатырь и предстал пред очами грозного царя. Муромец сразу понял, что перед ним не просто правитель, обладающий неукротимой волей, но истый боец, силу которого не могли спрятать царские наряды. Однако и Калин сразу распознал, что перед ним не простой посол, а истый богатырь. Но больше всего царя поразили белокурые пряди, выбивающиеся из-под шелома. Ему сразу вспомнился белый голубь из нехорошего сна, и тень тревоги пробежала по его помрачневшему лицу.
– Развяжите, куда он денется? – приказал правитель.
К Илье направился слуга-охранник, однако Муромец не нуждался в его услугах. Он напряг мышцы, и кожаные чембуры разорвались, словно шёлковые ниточки.
Калин вздрогнул, но совладал с собой и, жестом пригласив Илью сесть, спросил на славянском, который выучил во время многочисленных набегов:
– Кто ты?
– Илья Муромец – посланник княжеский.
– Хороший меч у тебя, но по моей руке тяжеловат. Повешу его на ковёр, буду любоваться. Да ты угощайся, Муромец, и рассказывай, с чем от князя пришёл.
Богатырь оглядел стол, вернее богатый ковёр, лежащий на полу, и не увидел ничего, кроме мяса и какого-то неаппетитного варева в мисках.
– А хлеб где? – спросил он.
– Для тебя найдём, – царь хлопнул в ладоши и крикнул: – Чурек!
Илья решил, что это имя слуги, но оказалось, что чурек это плоская лепёшка. На вкус она была хуже хлеба, но выбирать не приходилось, тем более, что послам и не такое есть доводится. Зато мясо оказалось не мышатиной, а жареной бараниной, и богатырь с удовольствием съел изрядный кусок. А вот от кумыса – кобыльего молока – отказался, хотя зря: полезная вещь!
– Пришёл я к тебе, Калин-царь, с предложением. Вместо поединка наш князь согласен за твоего зятя Сартака, выплатить виру – подводу серебра, подводу золота и три подводы мехов горностаевых.
– А я тебе другое предложу, – ответил Калин. – Недолго князю осталось. Растопчу его, как муравья. Поэтому, иди ко мне служить. Не обижу: при себе буду держать, семь жён дам, на серебре есть будешь, с золота пить…
– И на золотой цепи ходить! – закончил Илья, мысленно измеряя расстояние между собой и Калином. – Нет, царь, не найти тебе среди наших воинов изменника.
– Ты хочешь сказать, что ваши предатели дороже стоят? Хорошо, получишь двенадцать жён.
– Лады, – вдруг согласился Муромец. – На двенадцать согласен.
– Вот так бы и сразу! – хохотнул Калин-царь.
Чёрный орёл даже глаза прищурил, радуясь, что так легко приручил белого голубя. Но открыть их ему уже не довелось. Страшный удар сотряс его лысый череп: это Илья ухватил тяжёлую медную миску и что есть силы метнул её в своего собеседника. Согласитесь, не совсем дипломатический приём, но не даром говорят: на войне как на войне!
* * *
Такого оборота охрана не ожидала. Все они были опытными воинами и повидали многое, но чтобы их повелитель валялся на полу с раскроенным черепом – такого, им видеть не доводилось.
Опомнившись, печенеги бросились на Илью. Но секундное замешательство стало для них роковым: ведь у богатыря в руках была уже не медная миска, а верный булатный меч.
Ознакомительная версия.
