— Как тебя звать? — спрашивает пастух.
— Соберись-с-Силой, — отвечает тот.
— А много ли платят за твою работу?
— Песету в день.
— Я тебе три заплачу. По рукам?
И пошли они дальше вместе.
Шли, шли, видят — какой-то чудак из ружья в небо целится.
— Что делаешь? — спрашивают.
— Да вот жду, не появится ли откуда рой мошек. За каждую убитую мошку мне по десять сантимов платят. А звать меня Зоркоглазом.
— У меня по три песеты за каждую будешь получать, — говорит пастух.
И пошли они дальше втроем. Шли, шли, видят — какой-то человек приложил ухо к земле и слушает.
— Что делаешь? — говорит пастух.
— Тсс! Тише! Слушаю, как растет трава. А зовут меня Слухачом.
— Ну и сколько же тебе платят, Слухач?
— Да, честно говоря, шиш с маслом дают, а я рассказываю, зреет ли урожай.
— Что ж, впредь будешь получать три песеты. Согласен?
И Слухач пошел с ними. Шли они, шли и видят — стоит человек, и такие рулады задом пускает, что земля дрожит.
— Что ты делаешь? — спрашивают.
— Да вот, мельнице, что стоит в трех милях отсюда, крылья вращаю. А зовут меня Большой Ветродуй.
— Что ж поближе не подойдешь?
— Эх, не знаете вы моей силы! Встань я поближе, от мельницы камня на камне не останется!
— И сколько же тебе платят?
— Два реала утром и два вечером, если есть помол.
— Я буду платить тебе три песеты, пошли с нами.
Согласился Большой Ветродуй, и пошли они вместе. Шли, шли, видят — сидит человек, сам к дереву привязан, а на ногах мельничные жернова.
— Что это с тобой? — спрашивают.
— Ничего, — отвечает. — Да только если меня отвяжут, я мигом весь мир обегу. А зовут меня Скороходом.
— Ладно, если обещаешь не убегать и пойти вместе с нами, мы тебя освободим, — сказал пастух. — Теперь нас шестеро, и довольно. Больше никого не возьмем.
Скороход с радостью согласился, и его отвязали. Потом все уселись на мельничные жернова, а Соберись-с-Силой и Большой Ветродуй их подтолкнули, каждый по-своему. Не успели путники и глазом моргнуть, как очутились возле королевского дворца.
Тут пастух и говорит:
— Ну вот, теперь и передохнуть не грех.
Сели они отдыхать.
Вдруг Зоркоглаз приметил посреди лужи муравьишку — барахтается, бедный, в воде, а выбраться не может. Пастух выловил его да и сунул в котомку.
Остановились друзья на ночлег как раз напротив дворца.
Пастух даром времени не терял — прямо к королю отправился, а остальные остались его дожидаться. Входит в королевские покои и говорит: пришел, мол, угадать, из чего сделан бубен принцессы.
— Что ж, вот он, смотри, — отвечает король.
Ходил-ходил пастух вокруг бубна: то кожу пощупает, то ободок погладит. Думал, думал и говорит:
— Сдается мне, пошла на бубен шкура козленка, а обод — из рога.
— Сдается-то, может, тебе и сдается, да только не угадал ты. Приходи завтра. А коли в три дня не додумаешься — пеняй на себя: сам знаешь, что тебя ждет.
Закручинился пастух, пришел к своим товарищам и рассказывает, как дело было. Тут Слухач и говорит:
— Ждите меня тут — я мигом все вызнаю.
Подкрался к дворцу с заднего крыльца, приложил ухо к стене и слышит, как принцесса со служанкой беседуют:
— Вот беда-то, — говорит королевская дочка. — Сколько герцогов и маркизов гибнут один за другим!
— Вот-вот, — откликается служанка, — еще поди знай, что за свиное рыло отгадает, что ваша игрушка — вошь да петрушка.
— Тише! Неровен час, кто услышит!
— Кому тут слышать, — удивилась служанка. — Кроме нас, здесь ни одной живой души!
Поспешил Слухач назад и рассказал пастуху, что узнал. На другой день является пастух ко двору.
— А вот и я! Покажите-ка мне бубен еще разок!
Дали ему бубен. Он сделал вид, будто думает. Крутил его, рассматривал со всех сторон, да вдруг и говорит:
— Я знаю, что это! Вошь да петрушка — ваша игрушка!
Все вокруг так и онемели от изумления. Неужели, думают, принцесса замуж за простого пастуха пойдет. Принцессе это не по вкусу пришлось. А король на своем стоит:
— Раз я обещал, так и будет! Слово короля сказано не зря! А вот испытать жениха я могу — на то и обычай!
Сказано — сделано. Призвал король пастуха:
— Отдать-то за тебя дочь я готов, да вот незадача: все ее бумаги в Риме остались. Не добудешь их к завтрашнему дню — не бывать свадьбе, так и знай!
Закручинился пастух, голову повесил и побрел на постоялый двор к друзьям.
— Не горюй, — молвил Скороход. — Я мигом!
И полетел как ветер в город Рим. Друзья не успели и «аминь» шепнуть, а уж он назад поспешает и бумаги в руке: «На, держи!»
Отправился пастух во дворец. Идет, а навстречу ему — ведьма. И ну его заговаривать! Говорит, говорит, а пастуха так в сон и клонит — почти усыпила его ведьма. Увидел тут Зоркоглаз, какая беда, схватил ружье, да и уложил наповал злую колдунью. От грохота пастух сразу проснулся, понял, в чем дело, — и поспешил к королю.
— Ладно, — говорит король, — на этот раз твоя взяла. А теперь ступай-ка ты в амбар да к утру разбери на три груды весь маис, что там есть, на хороший, средний и плохой.
Отвели пастуха в амбар и заперли там на замок. Смотрит он, а маиса видимо-невидимо — гора до самого потолка. «Ну, — думает, — теперь я пропал». Вдруг слышит рядом тоненький голосок:
— Не кручинься, дружок, я тебя выручу.
То был спасенный муравей, что прятался в пастушьей котомке. Осторожно взял его пастух двумя пальцами и выпустил. Всю ночь муравей трудился без роздыха, а к утру перед пастухом лежало три груды отменно разобранного маиса — хороший, средний и плохой. Кто-кто, а уж муравьи-то знают толк в зерне!
— Что ж, — обратился тогда король к дочери, — пастух выдержал испытание. Придется тебе за него замуж идти.
Тут вперед выступил граф, страстно влюбленный в принцессу, и говорит пастуху:
— Уступи мне руку принцессы, я дам тебе столько золота, сколько сможешь унести.
— Идет, — согласился пастух, — но с одним условием: друзья подсобят мне нести выкуп.
— Что ж, ладно. Только не все — один.
Призвал тут пастух на помощь Соберись-с-Силой, тот и явился с мешками. Набили один мешок золотом, и Соберись-с-Силой вскинул его на плечо, как перышко. Набили второй — Соберись-с-Силой и его поднял с легкостью. Потом третий, четвертый, пока граф не признался, что больше у него золота нет, а значит он от сделки отказывается. Услыхали это пастух и Соберись-с-Силой и бросились наутек, прихватив добычу. Король выслал в погоню целое войско, да не тут-то было: встал на пути Большой Ветродуй, повернулся задом к преследователям да такую канонаду устроил, что с первого залпа полетели королевские конники вверх тормашками. А Соберись-с-Силой и пастух к друзьям поспешили. Сошлись они вместе и по-братски поделили богатство между собой — никого не обидели.
Проповедь в день святого Роха
Рассказывают, будто некогда один священник, родом из Кордовы, отправился в день святого Роха в селенье произнести проповедь. Ехал он туда с неохотой: ходили слухи, что в тех краях на проповедях не больно-то разживешься.
Прибыл он на место и первым делом направился в церковь исповедовать окрестный люд. А во время исповеди взял да и спросил у одной прихожанки:
— Не скажете ли, сеньора, отчего в ваших краях проповедь так скудно оплачивается?
Та отвечает:
— Видите ли, сеньор священник, не хотелось бы мне про то говорить, но так уж и быть, скажу, коли угодно вашему преподобию.
А священник и говорит:
— Не беспокойтесь, почтеннейшая! Никто об этом не узнает. Мне просто интересно, отчего у вас проповедь так низко ценится.
И вот что она ему поведала:
— Дело вот в чем, святой отец. Мы тут святого Роха чтим, а проповедники обычно мало о нем говорят! А у нас как заведено? Проповедь начинается, а наш альгвасил уже сидит поближе к амвону, серп и палочку в руках держит. Всякий раз, как проповедник помянет имя святого Роха, альгвасил зарубку на палочке делает. А после окончания службы священнику платят — по реалу за каждую зарубку.
Обрадовался священник. И начал проповедь такими словами:
— Братья и сестры! Вы все знаете, что сегодня день святого Роха.
Альгвасил — чирк! — зарубку на палочке.
Священник продолжает:
— И вот в день святого Роха мы возносим хвалу святому Роху.
Альгвасил — чирк, чирк! — еще две зарубки. Так и пошло:
— О, блаженный, святой Рох! Мудрый святой Рох! Святой Рох на небеси и на земли! Все поклоняются святому Роху! Все взывают к святому Роху! Все славят святого Роха! Сегодня даже лягушки в пруду вместо «кваква» выкликают: «Рох, Рох, Рох!»
Альгвасил без роздыха — чирк, чирк, чирк по палочке.