Много веков никто не тревожил богатырский сон Усыни. Змий лежал, свившись кольцами вокруг острова, но сон его был чуток, потому что даже во сне он охранял чудесный остров, на котором хранилось одно из самых драгоценных сокровищ земли. За долгие годы пучки травы выросли на голове у змия, и клевер цвел пышным цветом, отчего казалось, что голова чудища увенчана пестрым венком. Усыня разворачивал свое длинное тело, поигрывая кольцами. Околдованные дети помимо своей воли подходили все ближе к воде.
— Кто потревожил мой покой? Никак, опять смельчаки биться пришли?
— Усыня говорил густым басом.
— Мы не биться, — заикаясь произнес Петька.
— А зачем же тогда пожаловали? — недоуменно спросил Усыня и, близоруко прищурившись, оглядел берег.
— Нам Знаток посоветовал к вам прийти. Мы за Хрустальным ключом, объяснил Петька, стараясь придать своему голосу твердость.
Усыня только теперь заметил на берегу ребят.
— Ха! — произнес он и, немного помолчав, повторил: — Ха-ха! — И вдруг разразился хохотом.
От смеха Усыни вода в реке забурлила, волны поднялись так высоко, что Петьку с Дашей чуть не смыло с берега. Змий смеялся долго и раскатисто. Дети стояли притихшие. От буйной веселости Усыни, так же как и от веселья Горыни, ничего хорошего ждать не приходилось.
«Ключа он нам точно не отдаст», — обреченно подумал Петька.
Отсмеявшись, Усыня сказал:
— Видать, люди за эти века поумнели, ежели прислали вас.
— Почему? — осмелилась спросить Даша, видя что Усыня настроен миролюбиво.
Усыня хмыкнул и ответил:
— Может, жизнь научила. Раньше-то, все кто являлся, сразу в бой рвались, мечами размахивали. И невдомек им, что Усыней меня оттого зовут, что я реки усом запруживаю, да вспять поворачиваю. Нету в свете силы могучее, чем моя, а они мне грозились голову с плеч долой снести. Голова-то у меня всегда на месте, а вот плеч отродясь не было. Вот и приходилось богатырей пришлых почтительности да уважению учить. А теперь, значит, детишки пожаловали, не доспехами бряцать, а с миром, — кивнул Усыня.
— С миром, — поспешно подтвердили дети.
— Неужто люди стали понимать, что миром да ладом больше получишь, чем силой да угрозами? — усмехнулся Усыня. — Что ж, коли по-хорошему, на остров я вас пропущу. Ежели сумеете, возьмете ключ, а ежели не сумеете, не моя в том вина.
С этими словами Усыня положил хвост на берег у ног ребят и перекинулся через реку живым мостом. Дети не без опаски ступили на него. Чешуя дракона отливала радугой и с каждым шагом детей меняла цвет, словно шли они по волшебной цветовой дорожке. Нельзя было заранее угадать, какой цвет выплеснется из-под ног: лиловый или зеленый, синий или розовый. По такой дороге можно идти сколько угодно и не соскучишься, но сейчас Петька с Дашей почти не замечали окружающей их красоты. На душе у них было тревожно.
Наконец, ребята ступили на остров и увидели множество полевых цветов: белые снопы ромашек, розовые конусы иван-чая, лиловые головки клевера, синие звездочки васильков, голубые глазки незабудок. Венчики многих цветов были еще закрыты, капли росы густо покрывали траву.
— Мы все еще в Царстве теней или уже на земле? — не веря своим глазам, спросил Петька.
— Границу Царства теней вам еще предстоит пересечь, — ответил Усыня.
— Как же под землей все это растет? — удивился Петька.
— Это ведь не простой остров. Тут Алатырь стоит, бел-горюч камень. Слыхали про такой? — спросил змий.
— Да, нам Знаток говорил, — кивнула Даша.
— Теперь немногие о нем ведают, а раньше каждый знал, что этот камень — всем камням отец. Имя «Алатырь» с трепетом произносили. Все реки и ручейки из-под Алатыря начало берут, но это еще полправды, а правда в том, что спрятан под ним ключ живой воды. Ежели хоть капля той воды в земную реку или озеро попадет, то река и озеро целебными станут. Держите путь к Алатырю, а как в слезах горючих искупаетесь, найдете его в самой середине острова.
— В каких слезах? — с беспокойством спросил Петька.
— Не спрашивай прежде увиденного, — уклончиво ответил змий и медленно погрузился в воду.
На острове не было ни тропинки, ни дорожки, и дети пошли прямо по высокой траве. Кое-где она росла чуть не в человеческий рост, но какое-то неведомое чутье вело Петьку, и он был уверен, что они не заблудятся. Воздух был чист и свеж, какой бывает только в бескрайнем поле ранним утром. Петька втягивал в себя запахи трав и цветов, и казалось, это придавало ему сил. В душе у него поселилась необъяснимая радость, словно в предвкушении праздника.
Даша не замечала ни душистого воздуха, ни красоты предрассветного луга. Она шла раздраженная и сердитая. Ей было тяжко, будто на шее висела пудовая гиря, а тут еще Петька весь прямо светится от счастья.
— Чего это ты веселишься? — мрачно произнесла Даша.
— Не знаю, просто так, — вдруг осекся Петька. Радость его померкла так же неожиданно, как и возникла. И он с удивлением осознал, что радоваться, вроде, нечему.
Даша продолжала:
— Нам еще в слезах горючих купаться, а он сияет.
Настроение у Петьки окончательно испортилось, и он зашагал рядом с Дашей такой же поникший и мрачный, как и сестра.
Было свежо. Одежда ребят намокла от росы. Предрассветный туман стелился низко над землей, словно кто разлил молоко. Чуть поодаль он так сгущался, что за непроницаемой белой пеленой ничего не было видно. Ребята подходили все ближе, но дымка не рассеивалась. Скоро они увидели, что это вовсе не туман, а огромная каменная глыба. Ни единое пятнышко не нарушало ее безупречной белизны. Это был не известняк, не мрамор, не гранит, и никакой другой известный камень. Дети никогда не видели камня, который мог бы сравниться с ним по красоте и чистоте. Петька от восторга открыл рот.
— Так вот он какой, Алатырь! — восхищенно выдохнул он.
Даше было не до любования красотой камня. Она силилась понять, что гнетет ее. Чувство тревоги не покидало ее ни на минуту.
— А может это и не Алатырь вовсе? — возразила Даша. — Мы же в слезах не искупались.
И тут они услышали чье-то всхлипывание.
— Кто это плачет? — насторожился Петька.
— Ну вот, началось. Чтоб не радовался слишком рано, — язвительно сказала сестра.
Ребята обошли камень и увидели босоногую девушку, одетую в простой русский сарафан и незатейливую полотняную блузку. На ней не было никаких украшений, кроме венка, сплетенного из полевых цветов, но и в скромном сарафане девушка была несказанно хороша собой, и самым большим украшением были ее волосы. Они золотой волной струились почти до пят. Глаза девушки были ясно-голубыми, хотя из них беспрерывно текли слезы. Они падали жемчужинами, и стоило им коснуться земли, как жемчужины обращались в белую дымку, которая оседала росой на траве.
— У вас что-то случилось? — участливо спросил девушку Петька.
Красавица молча кивнула.
— Может мы можем помочь?
— Спасибо за доброе участие, да только вы мне ничем не поможете, поклонилась девушка. — Может, я вам помогу? Ведь не зря вы сюда пришли, да моими горючими слезами умылись — вон вся одежа на вас промокла.
Даша поглядела на траву, густо покрытую росой, и удивленно покачала головой:
— Ну и плакса! Прямо царевна Несмеяна!
Петька сердито посмотрел на сестру.
— У Несмеяны слезы всем в горесть, а мои слезы земле нужны, чтобы травы поутру перед жарким днем напоить, — спокойно возразила девушка. Однако, поведайте мне, почто пришли к моему камню заветному?
— Так это ваш камень? А кто же Усыня? — спросил Петька.
— Усыня — страж мой верный. Хоть и крут и зол порой бывает, да Алатырь исправно стережет. Погодите-ка, уж не те ли вы ребятки, что за Хрустальным ключом пришли? — спросила девушка.
— А как вы узнали? — удивился Петька.
— Слухами земля полнится, — улыбнулась девушка сквозь слезы, которые, все текли и текли по ее щекам. — Здесь Хрустальный ключ, и целебная капля живой воды в нем есть, как и прежде. Отодвиньте камень, ключ наружу и выйдет.
— То есть как отодвинуть? — растерянно проговорил Петька.
Тут было от чего растеряться. Алатырь был не просто камень, а настоящая глыба. Дюжина сильных мужчин не сдвинули бы его с места не то, что двое ребят.
— Как пожелаете: хоть рукой, хоть плечом. Только Алатырь можно двигать в одиночку. Решайте, кто из вас ключ освободит.
Глаза девушки были полны слез, но Петьке в ее голосе послышалась насмешка. Обида комом подкатила у него к горлу, так что слова не сразу сорвались с его губ. Наконец, он заговорил срывающимся голосом:
— Все вы тут у Зорьки вашей под стать хозяйке. Та нас даже на порог не пустила. И тут одни насмешки. Эх вы! — Петька махнул рукой и отвернулся, чтобы никто не видел слез обиды, навернувшихся у него на глаза. Им с Дашей так много пришлось пережить, преодолеть так много опасностей, и теперь, когда он думал, что все позади, у него не осталось сил для борьбы.
