Глава вторая
КУРАНТЫ ЛЮБВИ
«Станция Фэйрфилд! Пересадка на Эльфстон!»
Боже, какой нежной оказалась моя бедная память при звуках этих — самых заурядных — слов! Она вызвала во мне бурный всплеск счастливых воспоминаний, заполнивших без остатка весь мой мозг! Я вышел из вагона, испытывая приятное возбуждение, причину которого и сам поначалу не мог понять. В самом деле, я отправился в поездку в тот же день и час, что и полгода назад; с тех пор в жизни случилось множество событий, а стариковская память — это всего лишь ветхое вместилище самых последних происшествий. Я тщетно пытался восстановить в памяти «недостающее звено». Неожиданно для себя я заметил скамейку — одну-единственную на всю эту негостеприимную платформу. На скамейке сидела леди, и в моей памяти вновь живо представилась давняя сцена.
«Да-да, — подумал я. — Эта пустынная платформа полна для меня самыми добрыми воспоминаниями о дивной подруге! Она тоже сидела на этой самой скамье и любезно предложила мне присесть, процитировав что-то такое из Шекспира — увы, забыл, что именно». Я попытался воплотить в жизнь идею Графа о драматическом взгляде на Жизнь и подумал, что эта фигурка вполне могла бы быть леди Мюриэл… Впрочем, мне ужасно не хотелось так скоро обмануться в своих ожиданиях!..
Тем не менее я быстрым шагом зашагал по платформе, чтобы убедиться «своими собственными глазами» (как говорят дети), а вдруг эта случайная пассажирка на платформе и есть незабвенная леди Мюриэл! Леди сидела отвернувшись в противоположную сторону, что еще более интриговало меня; но, когда я огляделся вокруг, чтобы продлить приятную иллюзию, леди внезапно повернулась ко мне, и я тотчас узнал ее. Это и в самом деле была леди Мюриэл!
В моей памяти живо представилась та самая давняя сцена; рядом, словно воскрешая и продолжая минувшее, сидел тот же старик, которого — о, я хорошо это запомнил! — так грубо прогнали с платформы, чтобы освободить место для титулованного пассажира. Все то же самое, за исключением одной детали: старик на этот раз не плелся по платформе, а сидел рядом с леди Мюриэл и о чем-то с ней разговаривал! «Да-да, уберите ее в свой кошелек, — говорила леди, — и не забудьте истратить ее за здоровье Минни! А когда будете ей что-нибудь покупать, выберите что-нибудь нужное и полезное! И еще передайте ей, что я ее помню и люблю!» — Говоря это, она была настолько увлечена, что, хотя звук моих шагов и заставил ее поднять голову и обернуться, она узнала меня не сразу.
Подойдя, я приподнял шляпу, и на ее очаровательном лице тотчас заиграла знакомая радостная улыбка, которая до такой степени напомнила мне личико Сильвии, когда я в последний раз видел ее в Кенсингтон-гарден, что я не смог скрыть удивления.
О, леди и не подумала намекнуть старику, что он здесь лишний. Напротив, она тотчас встала и пошла рядом со мной по платформе. Разговор наш, продолжавшийся минуты две-три, был совершенно банальным и, что называется, ни о чем, напомнив мне разговор двух незнакомых друг с другом гостей в какой-нибудь светской гостиной в Лондоне. Мы оба умело сдерживали себя, не касаясь тем, действительно интересовавших и сблизивших нас когда-то.
Пока мы беседовали, к платформе подошел эльфстонский поезд; станционный смотритель закричал: «Пожалуйте сюда, госпожа! Пора!», и мы с леди поспешили к дальнему концу поезда, где красовался один-единственный вагон первого класса. Проходя мимо опустевшей скамьи, леди Мюриэл заметила, что на ее сиденье лежал тот самый кошелек, в который старик так бережно положил подарок леди. Сам владелец кошелька, не подозревая о своей потере, осторожно, с помощью других пассажиров, поднимался в поезд. Леди мигом схватила кошелек.
— Бедный старик! — воскликнула она. — Нет, нельзя допустить, чтобы он вот так уехал и потом всю жизнь жалел об этой потере!
— Давайте лучше я сбегаю! Я бегаю быстрее! — крикнул я.
Но леди уже была на полпути к вагону; она летела (слово «бежала» слишком медленно для этого движения, напоминающего полет фей) по платформе, оставив меня далеко позади.
Не успел я отдышаться после отчаянного рывка, как она уже вернулась обратно. Когда же вошли в свой вагон и уселись, леди с улыбкой спросила:
— Вы и в самом деле считаете, что бегаете быстрее меня?
— Нет, разумеется, нет! — отвечал я. — Я признаю себя виновным и покорно повергаюсь к стопам Двора, умоляя о прощении!
— Двор вас прощает — на этот раз! — При этих словах в ее голосе вместо шутливой игривости послышалась искренняя печаль.
— Да, вид у вас далеко не блестящий! — заметила она. — Право, когда вы уезжали от нас, вы казались куда бодрее. Думаю, Лондон не самое подходящее место для вас.
— Видимо, всему виной лондонский воздух, — заметил я, — а может, слишком упорный труд или моя одинокая жизнь; как бы там ни было, в последнее время я и впрямь чувствую себя неважно. Но Эльфстон, надеюсь, скоро поставит меня на ноги. Артур — он как-никак мой врач, вы же знаете — предписывал мне «побольше озона, свежее молоко и приятное общество»!
— Приятное общество? — переспросила леди Мюриэл, словно отказываясь верить собственным ушам. — Ну, не знаю, сможем ли мы подыскать вам такое общество в нашем бедном городишке! У нас ведь так мало соседей. А что касается молока — можете на нас положиться. Его поставляет нам моя старая приятельница миссис Хантер; ее домик — там, на склоне холма. О качестве молока можете не беспокоиться. Малышка Бесси, дочка миссис Хантер, каждый день бегает в школу как раз мимо окон вашей комнаты. Она и будет вашей молочницей.
— Буду рад последовать вашим советам, — отвечал я, — и завтра же распоряжусь на сей счет. А что касается прогулок — Артур, насколько я знаю, большой любитель бродить пешком.
— Да, прогулка самая приятная — что-нибудь около трех миль.
— А теперь позвольте мне ответить вам любезностью на любезность. Мне кажется, вы тоже выглядите не блестяще.
— Увы, это правда, — отвечала она упавшим голосом. По ее лицу пробежала тень печали. — В последнее время мне пришлось пережить немало неприятностей. Об этом я как раз и собиралась посоветоваться с вами, но так и не решилась написать вам. Так что я очень рада такой удачной возможности!
— Как вы думаете, — заговорила она после небольшой паузы, делая над собой усилие, что было совершенно непривычным для нее, — является ли обещание, данное наедине, обязательным раз и навсегда — разумеется, за исключением тех случаев, когда его исполнение влечет за собой явный грех?
— В данном случае трудно говорить о каких-то исключениях, — отвечал я. — На мой взгляд, эта область юриспруденции была и остается исключительно вопросом правды и неправды…
— Но имеет ли это принципиальное значение? — нетерпеливо прервала меня она. — Когда я размышляю об учении Библии, мне всегда приходят на память изречения типа «не лжесвидетельствуй».
— Я тоже думал об этом, — отвечал я, — и на мой взгляд, сущность лжи состоит в том, чтобы обмануть кого-то. Если же вы даете обещание, намереваясь исполнить его, вы поступаете по чести. И если вы впоследствии все же вынуждены нарушить свое обещание, то это не связано с сознательным обманом. Я лично не считаю это намеренной ложью.
Опять наступила долгая пауза. Лицо леди Мюриэл было странно непроницаемым: на нем мелькнула тень радости и сомнения. Мне ужасно не терпелось узнать, связан ли этот вопрос (как я начал подозревать) с разрывом отношений с капитаном (точнее — уже майором) Линдоном или нет.
— Вы избавили меня от тяжкого бремени опасений, — проговорила она. — Но в любом случае это нехорошо. Не могли бы вы припомнить какое-нибудь место, осуждающее за это?
— О, подойдет любое, где говорится о том, что долги надо платить. Если А обещал что-то В, В вправе иметь претензии к А. И если А нарушит свое обещание, его грех гораздо ближе к воровству, чем к лжи.
— О, это для меня совершенно новый взгляд, — проговорила леди, — и он мне кажется весьма убедительным. Впрочем, мне не хочется вдаваться в излишние подробности с такими старыми друзьями, как вы! Ведь мы с вами старые друзья, не так ли? Знаете, мне кажется, наши отношения начались с того, что мы сразу стали старыми друзьями! — проговорила она шутливым тоном, чтобы скрыть слезы, блестевшие в ее глазах.
— Благодарю вас за добрые слова, — отвечал я. — Мне очень приятно считать вас своим старым другом («Хотя вы выглядите совсем молодо!» — непременно добавил бы я, беседуя с любой другой дамой; но мы с леди Мюриэл чувствовали, что для нас время комплиментов и тому подобных банальностей давно прошло).
Поезд остановился на какой-то станции, и в вагон вошло трое пассажиров. Поэтому до самого конца поездки мы не проронили больше ни слова.
