Окончив работу, дед Хоботька надел телогрейку и подошел ко мне.
Я предложил ему папиросу.
— Куда шел? — спросил дед.
— На МТФ.
— Не спешишь?
— Нет-нет! — ответил я.
— Тогда пойдем в лесополосу, — предложил он.
Мы укрылись среди деревьев и кустов так, чтобы пруд был на виду.
— Холодная вода? — спросил я, желая завязать разговор.
Дед Хоботька язвительно хмыкнул и ответил, игриво поводя подстриженными бровями:
— Как кипяток.
Тогда, считая, что настало время начать расспросы, я проговорил неуверенно:
— Ну, крупные карпы попадаются в капкан?
Дед только улыбнулся.
— Зачем же тогда ставил капканы в пруду? — спрашиваю его напрямик.
— Подождешь — увидишь, — ответил он сдержанно.
Я перебрал в памяти все известные, даже самые фантастические способы охоты деда Хоботьки на зверей, птиц и рыб, но к этому случаю ни один из них не подходил.
Почти час мы лежали, перебрасываясь ничего не значащими словами. И когда дед Хоботька стал уже нервничать, с голубой вышины донесся вдруг звук, от которого он встрепенулся и преобразился в мгновение ока.
— Слышишь? — спросил дед трагическим шепотом, подняв согнутый палец к небу.
— Что? Трубный глас архангела Гавриила? — пошутил я. — Не слышу.
Он досадливо отмахнулся и зашарил глазами по небу:
— Слушай…
Я услышал: это кричали казарки. И тотчас увидел их.
— Ну и что с этого? — спрашиваю. — Ружья-то нет!
— Эх ты, елки-палки-моталки, нет у тебя соображения! Они сейчас в пруд…
И, как будто в подтверждение его слов, стая сделала круг над прудом и распалась на синей воде беспорядочными бело-серыми комками.
Взволнованный Хоботька поднялся на ноги и принял позу бегуна на старте.
Гуси в пруду плескались, хлопали крыльями, ныряли. Нырнет гусь: кверху лапы и хвост — ищет корм.
И вдруг — это было действительно вдруг — на пруду забушевала белая буря: захлопали крылья, полетели перья, засверкали фонтаны брызг. Все смешалось. Казарки подняли отчаянный крик и шум. Я увидел, как притаившаяся за пригорком лисица не помня себя от страха метнулась в чащобу терновника — не вышла охота на гусей.
Но вот среди обезумевшей стаи прозвучал могучий клич вожака и отдался эхом в лесополосе… В один миг казарки поднялись в воздух и, подбадриваемые призывным криком, выстроились в треугольник. Встревоженно вскрикивая и выравнивая строй, они потянулись на юг, подальше от западни.
В пруду остались три гуся. Четвертый бился на берегу с капканом на голове. Он вырвал колышек и теперь, полузадушенный, стегал крыльями по земле.
Дед Хоботька рванулся к пруду, на бегу вынимая мешки из карманов телогрейки и отворачивая голенища сапог. Никогда раньше я не видел, чтобы так бегали старики…
Вот зачем он ставил капканы в пруду. Мудрая голова! Кто бы мог подумать! И я поверил всему, даже заведомо фантастическому и нелепому, что слышал о Хоботьке, поверил всем самым сногсшибательным историям, какие знал о нем. Все было удивительно просто и единственно в своем роде. Ловить казарок капканами, а зайцев на лук я уже считал обычным делом…
Иван Пантелеевич умолк и снова закурил. Пламя спички дрожало в его руке. Мне хотелось слышать некоторые пояснения, но я помалкивал. Григораш промычал задумчивое «м-м-м».
— Что? Что? — тотчас откликнулся зоотехник. — Не верите? Сомневаетесь?
— Да нет, думаю я, — ответил Григорий Данилович врастяжку. — Думаю, Иван Пантелеевич. Интересно все это… И сообразил же Хоботька, а! Действительно, расскажешь — не поверят.
Я верю в правдивость слов Ивана Пантелеевича и без боязни прослыть чудаком всем подряд рассказываю об этом замечательном охотничьем похождении деда Хоботьки. Вы сомневаетесь в достоверности этой истории? Справьтесь у зоотехника Ивана Пантелеевича Алексеенко.
Не раз Андрюшке приходилось слышать об охотничьих похождениях своего соседа деда Хоботьки. Охотился дед без ружья и отзывался об оружии непочтительно: «Что ружье? Чепуха… На сорок метров бах — и мимо! Надо головой стрелять». Капканы, сетка да свистун-манок — вот и все его охотничьи принадлежности. Андрюшка видел их собственными глазами. Даже как-то держал в руках дедов манок.
Но хотя дед Хоботька и охотился без ружья, он был самым знаменитым охотником в районе. Уж очень необычно он ловил зверей. Странные приемы охоты и создали деду славу человека с чудинкой.
Как бы там ни было, в достоверность охотничьих похождений знаменитого соседа Андрюшка верил.
Однажды зимой он подсмотрел из-за плетня, как сосед шел на охоту. В мешке, который дед Хоботька держал под рукой, кудахтала курица.
Мела поземка, мороз стоял крепкий. Дед не торопясь шел за бугор. Очень хотелось Андрюшке побежать вслед за ним, да побоялся. Он жадно следил за охотником, пока тот не скрылся за бугром, и потом долго ожидал его во дворе. Даже не заходил в дом обогреться: боялся прозевать возвращение деда. Окоченевший, с синими губами, не откликаясь на зов матери, он пританцовывал у куреня и все смотрел и смотрел на бугор.
Часа через два дед Хоботька вернулся. Колхозники зашли к нему во двор посмотреть, что он поймал. Тут и Андрюшка увидел: вынул дед из мешка за шиворот живую матерую лисицу и тут же вернул бабке несколько помятую и ощипанную, но бодрую курицу.
Когда хуторяне спросили, как исхитрился он добыть этакого зверя, дед Хоботька хмыкнул и ответил равнодушно, как будто в мире не существовало иных способов добывать лисиц:
— А за шиворот.
Ни слова больше от него не добились.
Вот с тех пор и решил Андрей во что бы то ни стало подружиться со знаменитым дедом, чтобы самому научиться охотиться без ружья. Ведь ему, маленькому, все равно никто не даст ружья.
Однако с дедом Хоботькой не так уж легко завести дружбу. И пришлось Андрюшке идти на всякие хитрые уловки. Узнав случайно, что дед любит есть дрожжи, Андрюшка, чтобы снискать его расположение, съел целую палочку этого лакомства у него на глазах.
Летом Андрюшка сблизился с дедом Хоботькой, помогал ему возить на быках воду в летний лагерь для коров, ловил с ним хорьков. Андрюшка полюбил деда, а дед — Андрюшку, однако знаменитый Андрюшкин сосед был скромным и не любил распространяться о своих охотничьих успехах.
Но как-то осенью посчастливилось Андрюшке услышать от деда Хоботьки две охотничьи истории.
Это произошло после того, как он поймал на огороде дедова подсвинка, убежавшего из свинарника. Подсвинок был не в меру проворным и быстрым, и Андрюшка здорово намучился, пока водворил его на место.
За это дед дал ему два огромных пряника, изготовленных бабкой Дашкой по собственному рецепту.
И тут Андрюшка пристал к деду:
— Расскажи, дедушка, расскажи, как курицей поймал лису.
— Курицей? — переспросил дед. — Что-то не припомню…
— Да, да, — горячо подтверждал Андрюшка. — Я видел! Курицу в мешок посадили — и за бугор… А оттуда принесли живую лису.
— Вот так дело! — сказал дед Хоботька. — Неужто я курицей лису ловил?!
— Ловили, ловили! — воскликнул Андрюшка. — Я сам видел. Расскажи, дедушка, ну расскажи!..
Дед задумчиво потеребил рыжую с проседью бороду, загадочно улыбнулся и поманил Андрюшку пальцем.
— Пойдем, — тихо шепнул он и двинулся за сарай. — Расскажу, только про то никому ни гу-гу, добре?
— Добре, — так же тихо ответил Андрюшка.
Они уселись за сараем на мягкой опавшей листве. Закурив, дед внимательно оглядел Андрюшку глубокими голубыми глазами, будто раздумывал: доверять или не доверять ему тайну. Дед курил трубку, дым путался в бороде и усах, вился двойной струйкой из большого пористого носа. В саду было тихо. Изредка с деревьев слетал желтый лист и, падая, рвал белую паутину, опутавшую все вокруг. Издали доносилось негромкое гудение тракторов.
— Ну, уж коль так пришлось, слушай, Андрей, — сказал дед. — Но только — никому…
— Добре, добре, — нетерпеливо заверил Андрюшка.
— Лиса, она, хлопче, любит чебрец, — начал дед Хоботька свой рассказ. — Травка такая в степи по ярам растет, пахучая… Пахнет сладко, да-а…
Еду как-то я бычатами, Чепками, под вечер с фермы, глядь, а там, где дорога к Федькиному яру сворачивает, красный цветок в будяках расцвел. Такой высокий, пышный… Вот ты, думаю, чудо: сюда ехал — не было его, обратно еду — есть. Говорю Чепкам: «Стойте, Чепки, схожу посмотрю». Чепки у меня понимающие бычата… Иду тихо, а цветок качается. Присмотрелся, а это лисий хвост торчмя торчит. Интерес забрал меня: что она тут делает, лиса? Гляжу, а она стоит, хвост вверх и нюхает чебрец. Подошел ближе — не слышит меня: нюх чебрец забрал. Я ее за хвост — цоп! Она как вскинется — и вырвалась!.. Что ж, говорю, беги, сейчас мне твоя шкура не нужна, а зимой поймаю. Глаза у нее синие, как у тебя…
