— Ах ты, противная девчонка! Я для нее работаю, стараюсь, а она развлекается! Я переволновалась, все Тридевятое царство облетела — ну нет ребенка!
— Я же записку вам написала! — перебила Юлька. — На заборе.
— Приличная Баба Яга не будет читать надписи на заборах! — гордо сказала Баба Яга. — Я вся на нервах, а она тут с мальчиками гуляет!
Бедный царевич опять покраснел, аж уши задымились. А Юлька возмутилась:
— Какие мальчики? Всего один мальчик!
— А тебе десять надо? — съехидничала Баба Яга. — Воспользовалась своей привлекательной внешностью и охмурила молодца!
— Я?! — поразилась Юлька.
— Я, между прочим, тоже мальчик, — вмешался Змей Горыныч. — В смысле, мужского рода.
— С чем тебя и поздравляю, — буркнула Баба Яга. — Ладно, рассказывайте, что тут у вас такое завлекательное происходит.
Пришлось всю историю повторить еще раз.
— Интересно, — задумалась Баба Яга. — Очень интересно.
Она нырнула в ступу и выволокла тяжелый мешок. В мешке что-то брякало.
— Я тут немножко обокрала сокровищницу твоего отца, Ванечка, — объяснила Баба Яга, роясь в мешке. — Я потом верну. Здесь такая прорва всяких волшебных предметов, обязательно найдем какой-нибудь выход. Слушай, Змей, а может, тебя в человека превратить? Женишься на Смеяне, возьмешь в приданое полцарства… разве плохо?
— Заманчиво, — вздохнул Змей Горыныч. — Опять же детки народятся. А то все один да один. Но вот незадача — люди летать не умеют. А я без полетов не могу.
— Можно моторчик приделать сзади, как Карлсону, — кинула идею Юлька.
— Так-так, это сапоги-скороходы, это наливное яблочко в комплекте с серебряным блюдечком, это ларец с двумя из ларца, одинаковыми с лица… — бормотала бабка, разбирая добычу. — Ага, вот!
И она двумя пальцами вытащила какую-то сморщенную обгорелую бумажку… или тряпочку.
— Это лягушачья шкурка Царевны-лягушки! — торжественно возвестила Баба Яга.
— Она же сгорела, — не поверила Юлька. — Ее Иван-царевич в очаг кинул!
— Я ничего не кидал, — быстро отказался царевич. — Чуть что — сразу я.
— Не ты, не ты, Ванечка, какой-то твой предок, — примирительно сказала Баба Яга. — Конечно, шкурка в огне сгорела. А эту восстановили по описаниям и рисункам старинных хроник местные реставраторы. Ввиду ее большой исторической и художественной ценности. Послушай, Горыныч, а что, если тебе по лягушачьему фасону шкуру переделать? Захотел жениться — сбросил шкуру и стал человеком, захотел полетать — надел шкуру и стал Змеем.
— А что! — загорелся Змей Горыныч. — Это мысль. Если Смеяночка не против, то я согласен.
— Я не против, — сказала Смеяна, выходя из дверей замка.
— Ты подслушивала! — возмутился Иван-царевич.
— Я даже уши зажимала, чтоб не слышать, но вы так орали… — пожала плечами царевна. Она подошла к честной компании и оглядела Юльку.
— Тебе надо приличный сарафан с парчовым оплечьем и кокошник с висюльками здесь и вот здесь, — сказала она. — Сейчас Змей Горыныч отвезет нас в терем, я подберу тебе наряд, и ты будешь совсем красавица. Мы с тобой будем сестрами, хорошо? Я всегда хотела иметь сестру. А то с братьями одни неприятности.
Иван-царевич покраснел в последний раз за эту сказку.
— Я тоже всегда мечтала о сестре, — вздохнула Юлька. — Или даже о брате. Но мне пора домой. Мама, наверное, волнуется. Хоть Баба Яга и обещала, что я вернусь в тот же миг, в какой исчезла, но я сомневаюсь. Вдруг что-нибудь не сработает?
— А худеть ты уже раздумала? — ехидно спросила Баба Яга. — Я вон сколько волшебных штучек для тебя натащила.
— Худеть? — удивились хором Змей и царевна.
— Ну сколько можно объяснять, у нас модно быть худой! — закричала Юлька. — Такой народный обычай.
— Ужасно, — передернулась Смеяна. — Уродство какое. Отсталый народ.
— Вот сума-дай-ума, — начала Баба Яга свое похудательное мероприятие. — Из нее выскакивают два уголовника с дубинками и бьют тебя минут тридцать. Я думаю, лишние килограммы собьют запросто. Подходит?
— Лучше не надо, — заторопилась Юлька. — Лучше другое что-нибудь.
— Вот отравленное яблочко, — продолжила Баба Яга. — Ты его ешь, падаешь замертво, соседи, рыдая, замуровывают тебя в хрустальный гроб, и ты лежишь там несколько месяцев или лет, причем, заметь, без еды! Лучшая диета в мире! Лечебное голодание! Подходит?
— Нет! — испугалась Юлька. — А вдруг я насовсем умру?
— Вот волшебный клубочек… нет, это мне самой пригодится.
И Баба Яга запихала шерстяной клубок в карман фартука.
— Вот колдовская мазь. Намажешь ей уши — и будешь слышать чужие мысли. Таких гадостей про себя наслушаешься, что весь аппетит отобьет, и опять же, похудеешь, — продолжила презентацию Баба Яга. — Подходит? Как, опять нет? Ну, знаешь, экая ты переборчивая.
— А таблеточек каких-нибудь нету? — тоскливо спросила Юлька.
— Есть приворотное зелье, — обрадовалась Баба Яга. — Выпьешь — будешь сохнуть от любви.
— А без любви нельзя сохнуть? — спросила Юлька.
— Без любви никак нельзя в этой жизни, — строго сказала Баба Яга. — Все, больше нет ничего. Походи еще немножко непохудевшей, а я еще что-нибудь придумаю. Пока в моей избушке ремонт, мы часто будем общаться. Могу даже снова тебя сюда свозить. А сейчас тебе действительно пора домой. Мы будем перешивать Змееву шкуру так, чтобы он мог ее снимать по методу Царевны-лягушки. Это долго и нудно, ты ничего не потеряешь.
Юлька не протестовала. После всех бурных событий этого дня она чувствовала, что очень неплохо будет провести вечер в привычной обстановке под крылышком мамы и папы. А завтра можно опять сходить к Бабе Яге и попросить привезти ее в гости к Смеяне и Ивану-царевичу. Очень ей брат с сестрой понравились. И сарафан с парчовым оплечьем можно будет примерить, и кокошник с висюльками…
— Ой! — вспомнила Юлька. — Опять трястись на четвероногой избушке?
— Я ей завтра подвеску поменяю, — пообещала Баба Яга. — А ты надень лучше сапоги-скороходы. Три шага — и дома. Как окажешься в своем дворе — сними сапоги и поставь под скамейку, где ты сидела с бабушками. Я утром заберу.
Юлька надела сапоги, они были велики ей на много размеров.
— Спасибо, — сказала она. — Было здорово. Я завтра еще приду.
Сделала шаг — и исчезла, не успев даже заметить, как замахали ей вслед Иван-царевич, Смеяна, Змей и Баба Яга.
Глава 12. Дела королевские
Юлька стояла в родном дворе. Все было как прежде, только на месте избушки на курьих ножках чернели четыре аккуратные ямки.
«Ничего, к утру вернется, — подумала Юлька, засунула под скамейку сапоги-скороходы и пошла к подъезду. — А лягушка не пригодилась. Наврала. А может, в будущем…»
Додумать ей не дали.
— Ага! Вернулась, не выдержала!
— Толстая!
— Жирная!
Господи! Она совершенно забыла про Митьку и его дружков. Они кривлялись и орали, кричали что-то обидное, дурацкое…
«Какие они все-таки глупые, — подумала Юлька. — Какие-то маленькие, жалкие… и очень некрасивые. Особенно когда рожи корчат. Иван-царевич куда симпатичнее. И я тоже. Я, конечно, не красавица, но и не такой уж урод, как думала раньше».
Она брезгливо отодвинула Митьку и вошла в подъезд. Мальчишки примолкли — не ожидали. И, толкаясь, вошли следом.
Сзади раздались шаги, Юлька обернулась.
— Папка!
— Привет, дочь! — сказал Юлькин папа, наконец-то возвращавшийся с работы. — Какие вокруг тебя молодые люди крутятся! А главное — сколько их!
Папа у Юльки был умный и все понимал. На это и была вся Юлькина надежда.
— Ты представляешь, — небрежно сказала девочка. — Они не верят, что я принцесса. Особенно вот этот.
Папа посмотрел на Митьку, как на что-то неприличное. Как на раздавленного таракана, например. И сказал:
— Вообще-то я тобой недоволен, Юлия. Утром на работу собирался, так еле нашел свою корону. Зачем ты ее положила в ящик с носками? А горностаевая мантия выглядит так, будто ты в ней давала уроки дзюдо.
— Мантия была немного мятая после того приема со шведами, — быстро сказала Юлька. — Уж не знаю, чем ты в ней занимался. Я ее погладила утюгом и прожгла дыру. А потом я ее спрятала, чтоб ты не расстраивался. Ничего, с получки новую купим. Все равно эта была уже немодная.
— Какая ты мотовка, право, — скривился папа, хотя глаза у него так и смеялись. — Всей государственной казны не хватит, если с каждой зарплаты новую мантию покупать. Мы, знаешь ли, не такие богатые, как кузина Елизавета Английская. А тут, похоже, еще надвигается война со шведами… гм-гм… за выход к Балтийскому морю.
Упоминание о войне добило мальчишек окончательно. Они скукожились где-то у подножия лестницы. А папа с дочкой пошли к лифту, вполголоса обсуждая государственные проблемы.
