Но время шло! В четверть двенадцатого Жакоб пытался найти слово из восьми букв, которому принцесса дала такое определение: «Крепче меча, надежнее слез, более редкое, чем бриллиант, оно самыми длинными путями опережает смерть и завоевывает любовь принцесс».
Жакобу уже были известны третья буква – «р» и предпоследняя- «и». Он пробовал ставить перед каждой из этих букв по очереди все согласные, потом все гласные, какие были в алфавите. У него получились слова: «карантин», «воротник», «барышник», но ни одно из них не отвечало определению, данному принцессой.
Когда в полночь стражник, на котором лежала обязанность заботиться О самоубийцах, вручил Жакобу кинжал, он подумал: «Я сто двадцать девятый. Если бы я подождал до завтра, как просила меня суеверная мать, которая верит в число «13», я был бы сто тридцатым; может быть, у меня не хватило…» И тут он отгадал слово, которое так долго искал. Но было уже слишком поздно…
Гибель Жакоба вызвала в городе сильное возмущение, королевской гвардии пришлось стрелять в толпу, было много раненых. Первый министр явился к своему государю и очень почтительно, но твердо объявил ему, чем грозит короне поведение его дочери. Ведь в городе уже поговаривают о «гидре», о «минотавре», да и каких только слов, занесенных с юга, не услышишь в эти дни на улицах! Король был человек рассудительный, хотя и слабый, он велел позвать к себе свою слишком нежно любимую дочь.
– Грета, дитя мое,-сказал он ей,-я прекрасно понимаю, что молодая девушка должна принять всевозможные меры предосторожности, выбирая себе мужа, но не кажется ли тебе, что вместо этого странного кроссворда ты могла бы придумать какое-нибудь другое испытание, вроде прыжков в длину или бега. А главное, почему бы тебе не заменить кинжал сильным слабительным или, еще лучше, хорошим штрафом? А если уж ты непременно хочешь придерживаться наших старинных обычаев, то ведь существуют еще всякие духи, с помощью которых можно мистифицировать людей, или чудовища, с которыми нужно сражаться. Но, пожалуйста, не проливай больше крови в этом дворце и не налагай на мой народ ежедневную кару – эти мрачные похоронные процессии.
Принцесса ничего не возразила на речи короля, и он решил, что сумел убедить ее; это доказывало, что ум его состарился не меньше, чем тело.
На следующее утро какой-то купец, прибывший с Востока, просил принцессу принять его. Он утверждал, что покажет ей нечто совсем необыкновенное. Грете недоставало сердца, но отнюдь не любопытства. Она вышла из ванны быстрее обычного и в очаровательном матине голубого шелка, отделанном гагачьим пухом, вытянулась на софе в своем будуаре, куда приказала привести купца. Он вошел в сопровождении двух слуг, которые внесли большую раму, завешенную черной материей. Купец отпустил слуг и обратился к Грете.
– Принцесса,- сказал он с поклоном,- я принес тебе тот самый предмет, о котором ты мечтаешь со вчерашнего вечера. Не делай такого удивленного лица, я умею читать в душах людей, и мне ведомы были твои тайные думы еще до того, как я вошел в твой дворец.
– Ты принес кинжал, который убивает, не проливая крови, или невидимые похоронные дроги? – прошептала нежнейшим голоском принцесса.
– О, нечто гораздо лучшее – зеркало!
– Но на что мне еще одно зеркало? Разве все зеркала во дворце не повторяли мне уже тысячу раз, что я прекрасна? Я знаю, как сияют мои глаза и как совершенны мои черты. Забери свой глупый подарок и будь благодарен, что тебя не станут публично пороть на площади,- ведь ты обманул дочь короля.
Принцесса хотела кликнуть стражника, чтобы тот вывел купца, но не могла издать ни звука; хотела подняться, но что-то приковало ее к софе. Она с ужасом разглядывала своего посетителя. Это был высокий старик с круглым, точно луна, лицом, которое совсем не подходило к его тощему телу; глаза у него были цвета грозового неба.
– Не пугайся, Грета,- сказал он,- я хотел только, чтобы ты не принимала меня за обманщика, который вздумал подшутить над самой прекрасной девушкой северных стран. Нет, я не претендент на руку королевской дочери, и не шутник, и даже не купец. Впрочем, что тебе за дело, кто я такой! Я дарю тебе зеркало вовсе не для того, чтобы ты любовалась своей красотой. Узнай, что всякий, кого ты поставишь перед этим зеркалом, растворится в воздухе, как пар от печного горшка, исчезнет без следа. Поэтому пусть мой подарок всегда будет тщательно завешен занавесью, разумеется, кроме тех случаев, когда ты захочешь им воспользоваться!
Сказав это, мнимый купец оглушительно расхохотался, приблизился к зеркалу, поднял покрывало… и на глазах у ошеломленной принцессы исчез. Грета не обнаружила в своем будуаре ни человека, ни тени, ни пепла.
Этим же вечером в девять часов очередному претенденту на руку принцессы вручили лист бумаги и карандаш. Обеспокоенный король спросил свою дочь, не забыла ли она его советов. Принцесса ответила, что отныне кинжалы будут ржаветь в своих ножнах, а лошади, возившие похоронные дроги, мирно стоять в конюшнях. Тогда король на всякий случай велел заготовить слабительное, розги и долговое обязательство. В полночь он явился к Грете, чтобы узнать результаты испытания. Принцесса показалась королю немного бледной, но, к его удивлению, была совсем одна.
– А где же этот юноша? Он справился? Должно быть, умный молодой человек. Ведь пока он сидел и дожидался, когда пробьет девять часов, он выиграл в кости жалованье всей королевской стражи.
– Он потерпел неудачу, отец.
– И… он сейчас не в комнате самоубийц?
– Не беспокойтесь, отец, я достаточно послушная дочь, чтобы не забыть так быстро ваших наставлений.
– Но куда же он делся? Я не встретил его ни в приемной зале, ни в вашей передней.
– Я выпустила его через заднюю дверь прямо в огороды. Ему пришлось только перешагнуть грядку с капустой и перелезть через невысокую ограду. Но в обмен на жизнь я заставила его дать обещание, что он никогда не вернется в нашу страну.
– Значит, он уехал и увез с собой все деньги, которые выиграл в кости? Но вы же знаете, дочь моя, что выплату жалованья нельзя задержать. Разве вы не могли…
– Отец мой, по закону королевства любой хорошо сложенный юноша может претендовать на мою руку, независимо от того, есть у него состояние или нет. Поэтому вы не имеете права ни облагать претендентов налогом, ни заставить их платить штраф.
– Увы! Какой безнравственный закон! Я поговорю об этом с премьер-министром.
Вздохнув, старый король встал, поцеловал дочь и поплелся в помещение для стражи, где с горя он принялся играть в карты со своими офицерами.
Оставшись одна, Грета подобрала шапочку с пером и поддельную кость, валявшиеся в углу комнаты, и спрятала их в ящик комода.
И так в течение месяца каждый вечер бесследно исчезал очередной претендент на руку королевской дочери. Жители города, в первые дни совсем было успокоившиеся, снова начали волноваться, и королю пришлось издать эдикт, в котором он сообщал своему доброму народу, что все претенденты на руку принцессы должны взять обязательство в случае неудачи покинуть страну. Несмотря на это, молодые северяне продолжали добиваться руки принцессы и каждую неделю из южных стран приезжали прекрасные, как день, юноши – королевские сыновья и простые рыцари. Они точно сквозь землю проваливались, никто их больше не видел, но в комоде у Греты теперь хранилась единственная в мире коллекция шапок. Она настояла на том, что сама будет убирать у себя в комнате, опасаясь, что какая-нибудь нескромная камеристка станет рыться в комоде или поднимет черное покрывало. Грета по-прежнему была безжалостна; конечно, ежедневные испытания ее теперь мало занимали, она даже не смотрела на влюбленных в нее юношей, но по привычке каждый вечер входила в свой будуар, как преподаватель на лекцию.
Поэтому принцесса, не взглянув на двухсотого претендента, которому вручили бумагу и карандаш, уселась по своему обыкновению на софу и стала плести кружева. Но когда пробило десять часов, она неожиданно увидела перед собой юношу, который смотрел на нее со страстью. Почему судьба принцессы решилась именно в этот вечер? Может быть, потому, что ей нравились блондины, а юноша был брюнет, она любила голубые глаза, а у него были карие. Или, может быть, потому, что путь ее был прочерчен среди светил с неумолимой точностью.
– Принцесса,- обратился к ней юноша,- умоляю вас простить меня, но я никогда не думал, что на свете могут существовать такие глупые вопросы, как те, которые вам угодно было выдумать для меня. Я не знаю этих слов, расположенных крест-накрест, и у меня нет охоты тратить три часа, сидя над этой проклятой бумажкой, тогда как я могу провести время в приятной беседе с вами.
Никогда никто на свете не позволял себе осуждать какой- нибудь поступок Греты, поэтому сначала она рассердилась, а потом с удивлением обнаружила, что и ей самой все эти вопросы кажутся сейчас глупыми только оттого, что этот юноша отозвался о них с насмешкой.
