Польские народные сказки - Польские народные сказки

Побежал он к ведьме, давай ее ругать, а она хлесть его по морде и говорит:

— Дурень, чего плетешь! Мы то́ же едим и пьем, что и все.

Обозлился батрак, пошел к ксендзу и рассказал ему, что баба эта — ведьма.

Баба сообразила, чем дело пахнет, сама прибежала и ксендзу, попросилась к исповеди: мол, решила повиниться и от ведьминства отрекается.

Ксендз был молодой, любопытный до всех мирских дел, вот он и говорит бабе:

— Погоди отрекаться-то. Дай и мне той мази, я туда с тобой разок слетаю.

— Хорошо, — говорит баба, — коли так, то пан ксендз, приготовьтесь, заедут за вами кони с повозкой, вы в них и садитесь.

Дала ксендзу мази, и в четверг на новолунье о полуночи завернули за ним кони с повозкой. Сел он в повозку, едет, а баба следом на кочерге. И учит его, чтобы не снимал он до возвращения той красной шапки, что дадут ему на Лысой горе. Понравилась ксендзу тамошняя гулянка. Много раз он там побывал и всегда возвращался благополучно, не снимая шапки по пути. Но однажды ввело его в искушение и сдернул он колпак, сидя в повозке. И тут же вышвырнуло его из повозки, и оказался он во Франции, где перец и виноград растут, у одного купца в винном подвале между бочками. Смотрит — а он в чем мать родила. Кругом люди ходят, а ему и нос высунуть стыдно. Долго он там прятался за бочками, как мышь, — только по ночам выползал оттуда и ел, что под руку попадало: миндаль, изюм, фиги — и вином запивал, его-то вдосталь было. И на его счастье зашли как-то в подвал ксендзы вино покупать. Обрадовался он, мол, свои братья, спасут. Вылез из-за бочки и говорит по-латыни:

— Frater,[5] спаси!

Ну, договорились они. Узнал от них ксендз, что до его приходской церкви отсюда триста миль — за голову схватился. А те ксендзы дали ему одежду и увели с собой в тамошний монастырь. Ссудили деньгами на дорогу и отправили домой. Три месяца он домой добирался, и как только оказался в своем приходе, первым делом спросил про ту ведьму. Велел ее схватить и спалить на костре.

Связали бабу, кинули в костер, она и завопила:

— Рокита, спасай!

И дьявол ее с костра сбросил.

Три раза так повторялось, пока ксендз не догадался окропить огонь святой водой и осенить его крестным знамением. Тут уж дьявол отступился, и ведьма дотла сгорела на костре.

На май, на первое число, как стало светать, прошла по полю ведьма, росу в юбку собирала. А конюх в ночное коней выводил, там неподалеку в поле и ночевал. Увидел он ведьму и подслушал ее тайное слово: «Беру, да не все».

Снял он с одного коня уздечку, пошел за ведьмой следом, идет и приговаривает:

— Беру, да не все! Беру, да не все!

Привел потом коней домой, уздечку на стену повесил, а с нее молоко как хлынет — весь двор залило!

В Студенце в хате возле самого леса жила бобылка. Не было у ней ни земли, ни имущества, на заработки она не ходила, а жила припеваючи, сладко пила, вкусно ела. Шли к ней люди издалека: и от Жешува, и от Тарнува, и со всей Польши, а она давала им избавление от всяких жизненных невзгод.

На успенье приехала к той бобылке одна важная дама из-под Люблина. Коней, карету да кучера в корчме оставила, а сама к ней пешком пошла. Дама высокая, тощая, а на личико красивая, вся в черном, только в белый платочек кутается. Вошла она к бобылке, поклонилась и говорит:

— Был у меня кавалер, красавец писаный, я его больше жизни любила, сызмальства мы друг дружку знали, ни на час не забывали. Настало наше времечко, собирались мы пожениться, да пошел мой милый на войну добровольцем и не вернулся. Товарищи его по-разному говорят: то ли убили его, то ли на каторгу увезли. А я, горемычная, два года его жду. И не знаю, несчастная, что мне делать: то ли еще ждать, то ли выйти за кого другого. Уж вы многим порадели, порадейте же и мне в горький мой час, а я вам две сотни серебром заплачу. Бог — свидетель, я издалека приехала, у нас там таких, как вы, мудрых людей нету.

Бобылка в ответ толкует:

— Для такого дела потребуется недели две. И все это время должны вы непременно находиться при мне и делать только то, что я вам скажу. Найдется ваш кавалер, даже если черт его в самое пекло упрятал. Уж вы к тем двум сотням прибавьте, и давайте-ка за дело. Нынче-то как раз полнолуние.

Дама согласилась, кучера домой отослала, а сама остались. Повела ее бобылка в лес по грибы, набрали они по ее указке всяких грибов: и желтых, и красных, и черных, и серых — и вернулись еще засветло. В самую полночь велела ей бобылка раздеться донага, накрыла ее полосатым рядном, посадила на трехногий стульчик и велела на луну глядеть, не отводя глаз. А сама бормотала, бормотала, три раза чего-то повторила и дала ей выпить какой-то погани из зеленой чашки. Та и уснула, проспала всю ночь и весь день до вечера. «Проба удачная», — сказала бобылка и начала ее купать. Три ночи в отваре от желтых грибов, три ночи в отваре от черных, потом три ночи в отваре от красных. А после — пять дней и ночей в отваре от серых.

И в последнюю ночь явилось двое черных солдат и привели с собой третьего, в беленьком мундирчике. Те двое сразу ушли, а беленький остался, подошел к даме, узнал ее, встреча у них началась душевная, оказали они друг дружке уважение, переспали да мужем и женой поехали в Люблин. Вот так та ведьма-бобылка оживила покойничка и из пекла вынула.

Один конюх слышал разговор, что если взять от старого гроба дощечку с дыркой из-под сучка и поглядеть сквозь дырочку, когда в костеле во время службы ксендз святые дары возносит, то увидишь всех ведьм и колдуний, которые в костел пришли.

Могильщик, когда свежую могилу роет, старые кости и доски вон выбрасывает, и попадаются там иной раз такие дощечки. И кто ту дощечку подберет и сквозь дырочку посмотрит, тот сразу распознает, кто ведьма, а кто нет.

Любопытно стало конюху, решил он дознаться, так это или не так. И взялся он на погосте искать такую дощечку. И нашел как раз такой обломочек. Отнес его домой, а в воскресенье взял с собой в костел.

Вознес ксендз святые дары, а конюх — дощечку к глазу! И смотрит. Люди заметили, поняли, что к чему, но промолчали. А конюх увидел все, как по писаному. Всех ведьм узнал. У них сквозь ту дырочку стали видны повязки на головах. Повязывают их, когда коров доят. И узнал конюх ведьм множество.

Ксендзу об этом рассказали, он послал за конюхом и сказал ему:

— Ой, смотри! Опасное дело ты затеял! Помалкивай об этом, упаси тебя бог проговориться.

Конюх молчал-молчал, а потом кой о чем намекнул своим дружкам. А те у него все выведали. Узнали об этом ведьмы и решили конюха наказать. Но тот, по совету ксендза, каждый раз, когда из дому или из конюшни выходил, обязательно лоб крестил, а это от всякой порчи и колдовства верная защита.

Ведьмы уж по-всякому старались: и так и эдак козни ему строили. Но конюх помнил, что они на него охотятся, и все время — надо не надо — крестился. И не могли они ему повредить.

Тогда собрались они все вместе, стали совет держать.

— Пока, — говорят, — мы его не накажем, он будет про нас болтать. Надобно его унять.

Стоял за околицей большой стог сена. И наколдовали ведьмы так, что его со всех сторон огнем охватило. Хозяева крик подняли, выбежал конюх на улицу и второпях-то лба не перекрестил. И ведьмы тут же устроили так, что ему ноги-руки повыкручивало и сделался он немым калекой.

А пламя над стогом в тот же миг погасло, будто его и не было — стоит себе стог целехонек.

В ночь на святого Яна шел одни мужичонка по лесу и видит — светится что-то под дубом, словно венок из звездочек. Подошел поближе — а это новехонькие золотые дукаты.

Страшно стало мужику. Глянул он на землю — а та вся прозрачная будто стекло. Куда ни посмотри — везде серебро да золото в сундуках, горшках да котелках. Некоторые словно дымом курятся, словно пеплом присыпаны, и сквозь тот пепел сияет золото ясным огнем.

Смотрит мужик на это богатство, а оно как бы подплывает, вокруг него собирается, все ближе подступает — ну, рукой достать!

Вдруг кто-то хвать его за плечо! Оглянулся мужик, видит — ксендз не ксендз, и бос на левую ногу.

— Слушай, — говорит. — Отдай мне свой сапог с левой ноги. (Говорит, а имя божье при том не поминает.) Беда со мной стряслась, заночевал я на сеновале в одном селе, а тут буря налетела, гром гремит, молнии сверкают, ударила молния прямо в крышу надо мной, люди бегут, кто куда, спастись не чают, я тоже вскочил, одного сапога не нашел, не до того было, пустился бежать, еле-еле жив остался.