— Когда эти люди жили на юге, на своей древней родине, они назывались просто людьми Ала, что значило «люди сияющих огней». Это потому, что они хорошо знали химию и изобрели такое вещество, которое при подбрасывании в воздух взрывалось и распадалось на множество цветных огоньков. Приехав на новую землю, люди изобрели еще более яркие огни. Каждый вечер над городом вспыхивал нарядный фейерверк.
Отсюда и название — страна сияющих огней — Алатарис. Правда, вторая часть слова — «тар» пришла из прежнего названия Тары-Руаты, что и означало землю.
— Только и всего? А мы думали, что имя страны говорит о сиянии души или огне сердца вашего народа. А огни в небо и мы пускать умеем. Мы устраиваем фейерверки по праздникам, это очень нравится детям.
— Послушайте, а как расшифровать название вашего селения? Я просто уверен, что без сияния души дело не обойдётся.
— Торнан переводится как «долина космического спокойствия».
— Ну вот, я был прав: если не душа, то хотя бы космос в имени! Это так по — вашему. Но звучит красиво, такое название мне нравится. Только… Уважаемые жители Торнана, где же тут долина? Я ни одной вокруг не вижу.
— Наша долина сейчас там же, где и твой остров. Ее затопило во время катастрофы. Мы перенесли селение на холмы, но название менять не стали, так как оно нам очень подходит, где бы мы ни жили.
— Почему?
— Ах, Хатарис! Хочешь, мы дадим тебе совет? Вместо того чтобы спрашивать, почему Торнан — долина космического спокойствия, лучше прогуляйся по острову. Пройдись туда-сюда, прогулка не займет у тебя много времени, остров маленький, вдруг это поможет тебе найти ответ не на один вопрос.
— Раз вы так считаете…
— Мы очень тебе советуем посмотреть остров.
— Тогда я уже иду.
* * *
Хатарис не совсем понимал, почему Торнан — это долина космического спокойствия. Причем здесь, вообще, Космос? Жители селения ничего ему не объяснили, только сказали — пройдись по острову. Хатарис, следуя их совету, решил обойти весь остров вокруг. По его подсчётам такая прогулка не должна занять больше часа. Остров, и правда, был маленький.
Хатарис шел вдоль берега: то по песку у самого океана, то поднимался на высокие отвесные скалы. Хатарис слушал шум прибоя, и сильный ветер на вершине скалы пел ему свои песни, под ногами шуршала трава, а над головой с радостными криками проносились белые чайки. На душе у Хатариса стало весело и легко. Ему так понравился этот маленький уютный остров, что Хати решил обойти его вокруг второй раз. Не было никакой усталости, ему хотелось прыгать от непонятной радости, ходить по острову еще и еще. Поэтому Хатарис пересёк его сначала с севера на юг, а после с востока на запад. Пока он ходил, солнце начало клониться к горизонту, и теперь, стоя на самой высокой скале западного побережья, Хатарис смотрел, как меняются краски неба и моря, как дальние холмы становятся золотисто-розовыми. Он понимал, что ему пора домой, помахал рукой солнцу и пошел… нет, не домой в селение, а на самый высокий холм острова, куда каждый день приходил предсказатель Борнах. Запыхавшись, Хатарис наконец поднялся на вершину холма, оглянулся вокруг и замер на несколько минут. Такой красоты он в жизни не видел! Огненно-красное солнце висело над самым горизонтом. На фоне золотого сияющего неба застыли розовые облака. Синий океан переливался всеми оттенками желтого и красного цветов. Белые чайки тоже казались розовыми. Сердце Хатариса забилось так часто, чувство радости переполняло его душу. Хатарису хотелось петь. Он сел на большой камень, на котором всегда сидел предсказатель, и, не отрываясь, смотрел вдаль. Солнце давно скрылось за горизонтом, на небе появились первые звезды, а Хатарис все сидел на камне и не шевелился. В одну минуту ему даже показалось, что он видит сверху и селение Торнан, и остров, и океан, и всю Землю сразу. С высоты он видел мир без зла, такой яркий и добрый мир. Хати думал, что теперь он полностью понимает жителей Торнана, одобряет их образ жизни. Теперь он понял, что пока существуют в мире островки и долины космического спокойствия, как Торнан, людям незачем беспокоиться о мире, о том, что жизнь в нем когда-нибудь исчезнет.
А кругом стояла тишина, ветер стих, только издалека до Хатариса доносился шум океана. Над островом разлилось беспредельное спокойствие.
Хатарис прилег на мягкую траву у камня и все думал и думал о мире, о добре и зле, о себе, Улсвее и всех людях. Здесь, на вершине холма, был только Хатарис, а дальше — только бескрайнее небо с миллиардами звезд. Его мысли летали так далеко в космосе, как только сердце может представить себе это. Хатарис ощущал себя таким спокойным, свободным, каким никогда еще не был. Он ощущал себя всей огромной Вселенной, и весь Космос был у него в сердце.
«Надо обязательно привести сюда Улсвею», — подумал Хати.
* * *
Утром его разбудил Борнах, который принес одеяло, чтобы Хатарис не замёрз окончательно.
— О, Борнахи!? Ты откуда? Я сегодня ночью видел падающую звезду. Борнах, ты тоже из космоса упал? Еще так рано!
— Из космоса, из космоса. Ты, Хатарис, еще можешь дремать, только завернись получше в одеяло, а то замёрзнешь. А если простудишься, то мне же тебя и лечить.
— Спасибо.
— Не за что, Хатарис. Ты лучше спи.
— Борнахи! Ты куда?!
— Никуда. Я пришел на холм встречать рассвет.
— У-у… ладно, тогда я досмотрю сон. Такой красивый!
* * *
— Борнахи?! А я думал, что мне приснилось, как ты меня одеялом накрывал.
— Теперь ты окончательно проснулся, Хатарис?
— Да. А знаешь, Борнах, какой чудесный сон мне приснился? Во сне я летал так высоко и далеко, видел какие-то звезды и что-то такое, похожее на яркий фейерверк.
— Галактику?
— А разве ее можно увидеть во сне?
— Ну, раз ты видел, значит можно.
— Борнахи, а ты тоже видишь яркие галактики?
— Я много чего вижу, Хатарис. Хочешь, расскажу историю об этом холме?
— На котором мы сейчас сидим?
— Да.
— А что же в нем необычного? Холм как холм.
— Хатарис, ты не заметил, что он выше всех других холмов и правильной конической формы?
— А ты прав, уважаемый предсказатель. Что же это за холм?
— Мой дорогой, это вообще не холм. Это пирамида, и ты сидишь на самом ее верху.
— Пирамида?! Что ты говоришь, Борнахи? Разве я в своей жизни пирамид не видел? В центре Алатариса стояла одна, большая такая, каменная. А эту от обычного холма не отличишь. Правильный конус, покрытый травой. Борнахи, скажи правду, что это за холм?
— Этот холм — местная пирамида. Я подчеркиваю, Хатарис, местная. Тумулус называется.
— Но почему она не такая, как наша пирамида?
— Как бы тебе это лучше объяснить? Понимаешь, Хатарис, наш народ из поколения в поколение поклонялся и поклоняется гармонии во всем. Гармония для нас превыше всего, поэтому никакая постройка не должна нарушать гармонии природы и ландшафта.
— Я не совсем понимаю.
— Скажи, Хатарис, какой ландшафт был обычным для вашего острова?
— Высокие холмы, горы, даже каньоны были.
— Вот видишь! Большая каменная пирамида вписывалась в данный пейзаж, не нарушая гармонии окружающего мира. Ваша большая пирамида на фоне гор не бросалась вам в глаза, а радовала их. Но подумай, Хати, как бы такая огромная пирамида смотрелась среди небольших зелёных холмов, рядом с маленькими реками и озерами?
— Ужасно, Борнахи!
— Правильно, она бы казалась инородным телом среди такого пейзажа. А вот такая пирамида-тумулус совсем не портит впечатления, она прекрасно вписывается в местный ландшафт.
— А ведь действительно. Я об этом даже не подумал.
— Каждый человек и предмет должен соответствовать своему месту и назначению в этом мире.
— А какое назначение у пирамид-тумулусов? Расскажи, Борнах! Пожалуйста. Так интересно!
— Конечно, расскажу. Надо начать с того, что тумулус — культурно-духовный центр общества.
— Почему?
— Каждый человек может подняться на вершину…
— Зачем?
— Ах, Хатарис, тебе около тридцати лет, а ты, как мой трехлетний Фати, который только и делает, что задаёт вопросы. Ну, ладно, слушай дальше. Так вот, когда человек поднимается и стоит на верху пирамиды-тумулуса, ему кажется, что он поднялся ближе к солнцу, к свету, небу и Духу. Сверху все видно, человеку кажется, что он парит над Землей как птица Духа. В таком состоянии каждый задумается о душе, о добре и зле, о бесконечности и вечности, о красоте мира, о жизни. Да мало ли о чем может думать человек, главное, что все его мысли направлены на добро, на что-то положительное.
— Теперь я понимаю, почему у меня в голове были такие прекрасные мысли вчера вечером, когда я поднялся сюда.
