— Тэкс-с, — произнесла Венера Мироновна.
— Да… — сказал Сушкин.
— Что «да»?
— Ну… то, что «тэк-с»… — Надо заметить, что даже в самые опасные минуты Сушкина не оставляла последняя капелька юмора.
— Где ты болтался?
— Гулял.
— Кто тебе позволил?
Сушкин свёл маленькие белобрысые брови, словно вспоминал: кто именно? Глянул в суровые очи старшей воспитательницы и признался:
— Кажется, никто…
— Вот и мне так же кажется… Бессовестная личность! Мобильник спрятал под подушку! Я обегала все окрестные улицы!.. — Она сделала глубокий вдох и, похоже, что собралась произнести длинную обличительную речь. Но заметила фотографию парохода. Сушкин держал её под мышкой. — Что это у тебя?
— «Трудовая слава»…
— Что ещё за слава? Где ты взял?
— Выиграл… Здесь написано. Вот… — Сразу стало легче жить. Сушкин как бы перекладывал все заботы на плечи старшей воспитательницы. Ей к заботам не привыкать…
Венера Мироновна вынула из сумочки сверкающие очки и ознакомилась с инструкцией на обороте снимка.
— Силы небесные!.. Этого нам ещё не хватало!
— А чё? Плохо, что ли? — сказал Сушкин. Понял, что крупного нагоняя уже не будет. В самом деле, что такое спрятанный мобильник по сравнению с привалившими заботами в виде громадного парохода! Сушкина осенило:
— Можно устроить для всех ребят плавучую дачу!
Венера Мироновна скорбно глянула из-под очков:
— Ты наивное дитя, Сушкин. Даже содержание расхлябанного автобуса обходится дирекции детдома в немыслимую сумму. А здесь целое морское судно!
— Речное…
— Помолчи!.. Хотя… — Она глянула на Сушкина уже не сурово, а деловито. — Можно попросить пароходство, чтобы оно выдало финансовый эквивалент…
— А это что?
— Вместо самого парохода — его денежную стоимость…
— Ура!
— Только не воображай, что ты получишь всю сумму на руки. Её положат на твой счёт в банке. До совершеннолетия. Это, кстати, очень полезно для начала самостоятельной жизни…
— А немножко денег можно будет взять сразу?
— На какие-нибудь глупости?
— Я гитару куплю. Я слегка умею играть, меня Феликс учил…
— Там будет видно. Сначала надо решить все вопросы…
— Вы сходите со мной в пароходство? А то ведь мне одному не дадут этот эк… вик… ленту…
— Схожу, если ты примешь приличный вид.
— Это, что ли, опять влезать в школьный костюм?
— Вот именно! Не идти же в этом рубище в официальное учреждение! Ты похож на Тома Сойера или, ещё страшнее, на Гека Финна…
Это сравнение было, как глоток эскимо, но оно лишь на миг, а в твёрдом пиджаке, в длинных кусачих штанах и рубашке с галстуком придётся жариться, небось, не один час.
— Я помру.
— Интересное дело! А куда я тогда дену пароход?
— Куда хотите…
— Ох, как жаль, что сейчас эти новые законы, где одни только права детей и никаких прав у воспитателей! А то вляпать бы тебе по известному месту пяток горячих…
— Ну, вляпайте, — уныло согласился Сушкин.
— Да! И ты сразу потребуешь, чтобы я записалась к тебе в приёмные мамы…
— Не потребую, — вздохнул Сушкин. — Насильно мил не будешь…
Венера Мироновна сняла очки и уже без них странно взглянула на Сушкина. Зачем-то очками тронула его колечко.
— Ладно. Обойдёмся без костюма. Дам тебе парусиновые штанишки и белую водолазку…
— Ура! — И Сушкин подумал, что прицепит на водолазку якорёк, давний подарок Феликса.
Капитанская улица была на краю Воробьёвска, тянулась по берегу реки Томзы. В том районе, где всякие склады, рельсовые пути и причалы. Доехали сюда на автобусе. На высоком берегу пахло речным простором, шпалами, железом и почему-то солёной рыбой. По синей воде с отражениями облаков бегали моторки, хлопал колёсами буксир с чёрной трубой, у дальнего берега блестел стёклами пассажирский красавец. Над причалами трепетали флаги.
— Не отставай, Сушкин… — Венера Мироновна взяла его за руку. Спустились по скрипучей лестнице. Напротив пристани стояло кирпичное здание. У высокого крыльца лежали два большущих якоря. Над крыльцом была прибита чёрная с золотом вывеска:
Воробьёвское пароходство. Филиал № 1
— Видимо, нам сюда. Не шаркай ногами… — Кажется, строгая Афродита слегка нервничала. Впрочем, Сушкин тоже. Поднялись, оказались в прохладном вестибюле с яркой лампой. Пахло чем-то странным (Сушкин подумал, что просмолёнными канатами). Увидели себя в трёхметровом зеркале, в полный рост. Ну, Венера Мироновна такая, как всегда, — с поджатыми губами, в платье, похожем на сутану кардинала Ришелье. А Сушкин — непривычный, весь белый (даже носочки белые), отглаженный, причёсанный И зубы не торчат по-заячьи, и глаза ни чуточки не косят. Конечно, такому славному мальчику приз должны выдать без промедления.
Венера Мироновна покивала:
— У тебя вполне цивилизованная внешность… Только вот царапины, да пиратская серьга на ухе…
— Ничуть не пиратская…
— Не спорь… Здравствуйте, молодой человек! Позвольте обратиться с вопросом… — Это она уже не насупленному Сушкину, а гладко выбритому дяде с блестящей причёской и в белоснежном кителе.
Дядя, сверкая флотскими нашивками, заулыбался:
— Рад служить, сударыня.
— К кому мне… и вот этому мальчику… обратиться по поводу выигрыша в лотерее. Понимаете, странная неожиданность…
— Понимаю! Замечательный мальчик, явно будущий капитан, даже с якорем… А обратиться лучше всего ко мне. С вашего позволения, штурман-администратор второго разряда Игорь Игоревич Разносол. Вы по поводу «Трудовой славы»? Нам уже сообщили. Прошу…
Он указал на ближнюю дверь. Пропустил в неё Венеру Мироновну и Сушкина. Усадил в прохладные кресла у полированного стола. На стенах висели штурвалы и карты с синими жилами Томзы и её притоков. На подоконнике белела модель фрегата (хотя, конечно, по здешним рекам парусные корабли не ходили). Окно было открыто. Слышалось шмелиное жужжание. Это был уже не один шмель, а два. Что они, специально гоняются за Сушкиным? Впрочем, вели себя насекомые добродушно, Сушкин их не опасался.
Штурман-администратор по фамилии Разносол взял у Венеры Мироновны снимок, повертел, покивал и поинтересовался, когда счастливые владельцы парохода намерены забрать выигрыш.
— А то, понимаете ли, он занимает место у причала…
— М-м… Простите, Игорь Игоревич, у мальчика и у меня вопрос. Нельзя ли вместо парохода получить его денежную стоимость? Иногда так делается при лотерейных розыгрышах…
Штурман-администратор второго разряда не перестал улыбаться, но как-то затвердел.
— К сожалению, сударыня, это исключено. Если пароходство станет выплачивать наличные, оно разорится в две недели. Мы для того и прибегли к услугам лотерейной фирмы, чтобы избавиться от устаревшего плавсредства. Законы экономики.
— Но тогда вы, может быть, что-то посоветуете? — жалобно сказала Венера Мироновна и недовольно глянула на Сушкина (а он-то разве виноват?).
— С удовольствием! — обрадовался штурман Разносол. — Есть два пути! Вы можете связаться с фирмами вторичного сырья, где судно пустят на чёрный и цветной металл. Я дам вам адрес и телефоны…
— А второй путь? — насупленно спросил Сушкин, и ему перестало нравиться в кабинете.
— Второй путь такой! Вы арендуете где-нибудь недорогой причал, наймёте нужного человека… хотя бы не капитана, а сторожа… Мы перегоним судно туда, а дальше вы уже будете думать не спеша… Дело в том, что у своей пристани мы можем держать пароход не больше недели.
— О, Господи, — простонала старшая воспитательница.
— В конце концов, у вас есть ещё семь дней, — улыбчиво разъяснил штурман Разносол. — А сейчас я выпишу сертификат. Пароход не может оставаться без хозяина, а мальчик — его собственник… Как зовут юного судовладельца?
Венера Мироновна слабым голосом продиктовала фамилию, ненавистное имя «Фома» и даже отчество «Петрович», неизвестно откуда у Сушкина взявшееся. Игорь Игоревич вручил Сушкину документ в синей с золотом обложке и пожал руку. А Венере Мироновне дал бумажку с телефонами Вторчермета и Вторцветмета. Было понятно, что «Трудовой славе» жить осталось недолго. Сушкин со слезинкой в голосе спросил:
— А пароход-то… он где? Можно на него хотя бы посмотреть?
Игорь Игоревич подобрел:
— Разумеется, молодой человек! Это недалеко. Я провожу…
Штурман-администратор шагал впереди и время от времени подавал Венере Мироновне руку. Они шли вдоль штабелей из бочек и ящиков, по ржавым рельсам и мимо перевёрнутых лодок. Все было так загадочно, будто в кино о приключениях в старом порту. Но Венера Мироновна (Афродита, ёлки-палки!) нервно морщила переносицу. Видимо, ей здесь не нравилось — женщинам не угодишь!
