Но Сушкин, когда в доме стало малолюдно, выскользнул во двор, пробрался в проход за мастерскими (там не было видеокамеры) и через щель в заборе проник на улицу. Школьный мобильник с индексатором он оставил под подушкой. Уходить из дома без разрешения, да ещё и без индексатора, категорически запрещалось. Это называлось «самоволка»! Но… семь бед — один ответ. Зато теперь Сушкин мог пару часов погулять на свободе.
Это же такая радость, когда ты один и можешь идти, куда хочешь!
И Сушкин пошёл по улице Жёлтой Кометы, к центру.
Город Воробьёвск грелся под солнышком, доцветали яблони. Над невысокими крышами трещали разноцветные вертушки — их, радуясь наступившему лету, прибили там здешние мальчишки (не детдомовские, а «семейные»). Некоторые и сейчас сидели там, рядом с вертушками и флюгерами. Иногда махали Сушкину руками. По казённым клетчатым штанам они узнавали в нем приютского жителя и радовались за него: вырвался пацан от строгих тётушек на волю…
Они были славные, воробьёвские ребята, почти никогда не дразнились и не дрались.
На бульваре Сушкин поглазел на бродячий оркестр в клоунских костюмах, помог девочке-дошкольнице забраться на деревянного верблюда (мама снисходительно улыбалась), прокатился на бесплатной карусели и пошёл на игровую площадку. Там весёлые студентки в разноцветных шляпах руководили всякими забавами — это называлось «педагогическая практика». Звали ребят колотить друг друга мешками на бревне, прыгать через кольца, играть в бильярд, где вместо шаров — деревянные кубики… В общем-то дурь сплошная. Но в одном месте люди занимались более серьёзным делом. У раскрашенного барьера стояла небольшая очередь. Тому, кто оказывался впереди, давали корзинку с пластмассовыми шарами. Шаров было пять, размером с яблоко. Надо было сшибать ими жёлтые кегли, похожие на большущих шахматных пешек. Они стояли в десяти шагах на широкой скамье. Тех, кто не промахнётся ни разу, ожидал приз.
Казалось бы, дело не хитрое. Мишени крупные, дистанция пустяковая. Но никому из мальчишек пока не везло — каждый мазал не меньше двух раз.
Сушкин постоял и тоже получил корзинку. Слегка прищурился. В детдомовском дворе кидание мячиков по коробкам и банкам было обычной забавой. И у Сушкина имелся немалый опыт. Он задержал дыхание, качнул в ладони увесистый шарик, бросил…
— Молодец, мальчик! — обрадовалась студентка в шляпе, похожей на зелёный абажур.
Сушкин бросил снова. Обрадовались уже несколько человек, захлопали.
После третьего раза аплодировали почти все — очень уж красиво закувыркалась сбитая кегля.
Сушкин бросил четвёртый шар, и ещё одна «пешка» опрокинулась в траву.
— Ура! Молодец, Штаны на лямках! Жми, Клетчатый! — Прозвища, хотя и намекали на его детдомовский наряд, но без насмешки. С пожеланием победы.
И Сушкин одержал победу.
Пятая кегля от крепкого удара улетела в кусты, народ радостно вопил, а девица в зелёном абажуре вручила приз — красный пластмассовый автомат с дырчатым стволом и серебристым диском. Нажмёшь на спуск — и вспышки летят из ствола во все стороны.
Сушкина хвалили, хлопали по плечам. Кое-кто просил:
— Дай стрельнуть, а? Один разок!
Сушкин дал. Не каждому, конечно, а самым маленьким и не приставучим. Повесил автомат на грудь и пошёл с площадки. Спокойный и гордый.
И думал: куда идти дальше?
Шагов через двадцать его окликнули:
— Эй ты, с колечком!
Это была компания из пяти человек. Почти все старше Сушкина. Обступили. В Сушкине натянулись жилки. Конечно, воробьёвские — люди не вредные, но у этих был слишком уж воинственный вид: маскировочная краска на щеках, повязки на лбах… Самый старший, в брюках с генеральскими лампасами и с длинным чубом, сплюнул и сказал:
— Слышь, стрелок, продай оружие…
Могли бы ведь отобрать и дать пинка, но нет, они по-честному… Была в компании девчонка, смуглая, с перевязанным локтем, она объяснила:
— У нас игра «Штурм баррикады», а оружия не хватает…
Сушкин подумал, что автомат ему ни к чему. Принесёшь в детдом — сразу пристанут: где взял? «А-а! Значит, гулял без спроса!» Да, по правде говоря, не очень-то он любил всякие стрелялки. Вот если бы робот с электронным управлением или планетоход…
— А за сколько? — спросил Сушкин. Так, для порядка.
— Двести рублей, — предложил командир с лампасами.
Сушкин понятия не имел, какая цена у такого автомата. Может, в десять раз больше. Но девочка честно объяснила:
— У нас больше нету…
— Ну, ладно… — сказал Сушкин. Не всем, а именно девочке. И снял с шеи ремень.
Командир вручил ему две сотенных бумажки, потом каждый радостно сказал спасибо, и войско отправилось штурмовать баррикаду. А Сушкин стал размышлять: на что потратить выручку?
На сто рублей можно было купить великолепное эскимо «Пингвин» — тяжёлый запотевший брус на плоской лучинке. Сушкин так и сделал. Потом свернул на боковую дорожку, отыскал там среди низкорослой акации скамейку, забрался — поставил ноги на сиденье, а сам сел на спинку. Стал наслаждаться жизнью. Шоколадно-снежная мякоть сладко таяла во рту. Можно сказать, что пропитывала восхитительной прохладой организм. Белые капли падали на коленки, словно старались прогнать остатки комариного зуда, который всё ещё иногда шевелился в засохших расчёсах.
Когда мороженое кончилось, он облизал щепочку, зажмурился, потрогал колечко и представил себя в своём домике.
Да, у Сушкина был домик. Придуманный, конечно, зато очень славный. Сушкин жил там не один. Там обитала добродушная, хотя и строгая с виду тётушка (вроде тёти Полли в книжке про Тома Сойера), почти взрослая сестрица (вроде Мери), негритёнок Билл (не слуга, а приятель) и добродушный кот Питер. Заглядывали иногда товарищи вроде Гека Финна и Джо Гарпера… Мамы и папы в домике не было. Сушкин не решался придумывать родителей — возникало опасение, что это будет каким-то нарушением законов природы. Но все равно в домике было хорошо.
Никаких особых приключений здесь не случалось. Так, всякая ерунда: посидеть, поболтать с пацанами про пароходы на Миссисипи, подурачиться с Питером, стянуть с противня у тёти Полли свежую ватрушку. Однако в этих пустяках была своя радость. Выражаясь по-взрослому, Сушкин отдыхал здесь душой. Закроешь глаза — и ты в комнатке с грудой кружевных подушек, с геранью на солнечных подоконниках… Не всегда это, правда, получалось, но сейчас получилось, он оказался в домике. И тут же услышал тётю Полли:
— Несносный мальчишка! Ты слопал полфунта мороженого! Хочешь заработать ангину?
— Тётя Полли, оно совсем не холодное…
— Вот подожди, я наконец возьмусь за тебя… — Она погрозила Сушкину пальцем, поправила чепчик и поспешила на двор, гонять с клумбы бестолковых кур. Сушкин хихикнул, устроился в тётушкином кресле-качалке. Лениво жужжал шмель. Все было очень спокойно, уютно. Только… Сушкину казалось, что для полного счастья чего-то все-таки не хватает.
И он понял, чего. Ещё одной порции «Пингвина». Оставшаяся сотенная бумажка словно шевелилась в клетчатом кармане.
Сушкин выбрался из тени акаций на солнцепёк и зашагал к продавщице мороженого. Однако на полпути, у края аллеи, он увидел широкую, сшитую из полос красно-синей ткани палатку. Странно! Похоже, что раньше её здесь не было. Над завешенным входом косо висела белая доска с фигурной надписью:
Лотерея «АНТИКВАРИАТ»
Что такое «лотерея», Сушкин, конечно, знал. Что такое, «Антиквариат», он когда-то помнил, но потом забыл. Ну и ладно! Больше вывески его заинтересовал тощий дядька, торчавший перед входом. Он был в балахоне с рисунками из разноцветных треугольников и в белой высоченной шляпе. Но приметнее всего был у дядьки нос — удивительно длинный, с загнутым вниз кончиком. Нос придавал дядькиному лицу печальное выражение. Взгляд был таким, словно хозяин палатки ни на что в жизни не надеется — несмотря на весёлый клоунский наряд.
Но… когда Сушкин поравнялся с палаточным входом, дядька дёрнулся, будто в нем сработало множество пружинок. Рот растянулся в улыбку и сразу превратился в большущую букву О:
— О-о! Молодой человек! Вас привела Судьба!
— Не, я сам, — осторожно сказал Сушкин. Он опасался знакомств с непонятными личностями. — Я за мороженым…
— Ха! Что такое мороженое?! — Круглые чёрные глазки, сидевшие как-то наперекосяк, хитро заблестели. — Это эфемерное явление!.
— А что такое «эфемерное»?
— Это как мёд у Винни-Пуха. «Он вроде бы есть — и его уже нет!» Одно воспоминание! А если вы купите билет нашей лотереи, то сможете стать владельцем самых удивительных вещей.
— А что за вещи-то? — не сдержал любопытства Сушкин и потрогал колечко (он всегда так делал, если начинал волноваться).
