— Куда девалась вода? — жалобно спрашивал Кузя. — Неужели тут нет ни графинов, ни чайников, ни ведер, ни кранов? Нет всех этих полезных и хороших вещей, из которых добывается вода?
Я молчал. Мой язык как будто высох и не ворочался.
А наш мяч все катился. Он остановился только на полянке, выжженной солнцем. Посредине нее торчало голое скрюченное дерево. А вокруг поляны скрипел сухими черными ветками голый лес.
Я сел на холмик, засыпанный пожелтевшими листьями. Кузя прыгнул мне на колени. Ох как нам хотелось пить! Я даже не знал, что можно так хотеть пить. Все время я как будто видел холодную струю. Она так красиво льется из крана и весело поет. Вспоминался мне и наш хрустальный кувшин, и даже капельки на его хрустальных бочках.
Я закрыл глаза и, как во сне, увидел тетю Любашу: на углу нашей улицы она продавала газированную воду. Тетя Любаша держала стакан холодной воды с вишневым сиропом. Ах, этот стаканчик бы! Пусть без сиропа, пусть даже не газированной… Да что там стаканчик! Сейчас я мог бы выпить целое ведро.
Вдруг холмик подо мной зашевелился. Потом стал расти и сильно раскачиваться.
— Держись, Кузя! — закричал я и скатился вниз.
— Здесь горки и те сумасшедшие, — ворчал Кузя.
— Я не горка, я верблюд, — услышали мы чей-то жалобный голос.
Наша «горка» встала на ноги, отряхнула с себя листья, и мы в самом деле увидели верблюда. Кузя тут же выгнул спинку и спросил:
— Ане собираетесь ли вы съесть мальчика и его верного кота?
Верблюд сильно обиделся.
— Неужели вы не знаете, кот, что верблюды едят траву, сено и колючки? — насмешливо спросил он Кузю. — Единственная неприятность, которую я могу вам сделать, — это плюнуть на вас. Но я не собираюсь плеваться. Мне не до этого. Даже я, верблюд, умираю от жажды.
— Пожалуйста, не умирайте, — попросил я бедного верблюда, но он только застонал в ответ.
— Никто дольше верблюда не может переносить жажду. Но наступает время, когда и верблюд протягивает ноги. В лесу уже много зверей погибло. Есть еще живые, но и они умрут, если их немедленно не спасти.
Из лесу доносились тихие стоны. Мне было так жалко несчастных зверушек, что я немножко забыл о воде.
— А могу я чем-нибудь помочь им? — спросил я верблюда.
— Ты можешь их спасти, — ответил верблюд.
— Тогда побежим в лес, — сказал я.
Верблюд рассмеялся от радости, а Кузя совсем не обрадовался.
— Думай, что говоришь, — недовольно шипел кот. — Как это ты можешь их спасти? Какое тебе дело до них?
— Ты эгоист, Кузя, — сказал я ему спокойно. — Обязательно пойду их спасать. Вот верблюд расскажет мне, что надо сделать, я их и спасу. А ты, Кузя…
Только было собрался сказать Кузе, что я думаю о его выходке, как рядом со мною что-то сильно затрещало. Скрюченное дерево распрямило сухие ветки и превратилось в сморщенную худую старуху в рваном платье. В ее спутанных волосах застряли сухие листья.
Верблюд со стоном шарахнулся в сторону. Старуха стала разглядывать нас с Кузей. Мне было совсем не страшно, даже когда она загудела басом:
Кто здесь кричит, нарушая покой?
Скверный мальчишка, кто ты такой?
— Не говори, что ты Перестукин, — испуганно зашептал Кузя. — Скажи, что ты Серокошкин.
— Сам ты Серокошкин. А моя фамилия — Перестукин, и мне нечего ее стыдиться.
Как только старуха услышала это, она сразу переменилась, согнулась пополам, состроила сладкую улыбку и от этого стала еще противней. И вдруг… она стала расхваливать меня на все лады. Она хвалила, я удивлялся, а верблюд стонал. Она говорила, что именно я, Виктор Перестукин, помог ей превратить зеленый сухой лес в сухие бревна. Все борются с засухой, один только я, Виктор Перестукин, оказался ее лучшим другом и помощником. Оказывается, что я, Виктор Перестукин, сказал на уроке волшебные слова…
— Так я и знал, — отчаянно завопил Кузя. — Наверное, ты, хозяин, брякнул что-нибудь неподходящее.
— Твой хозяин, — застонал верблюд, — брякнул на уроке, что вода, которая испаряется с поверхности рек, озер, морей и океанов, исчезает.
— Круговорот воды в природе, — вспомнил я. — Зоя Филипповна! Пятая двойка!
Старуха выпрямилась, подбоченилась и забасила:
Он правильно сказал, что навсегда
Исчезнет ненавистная вода
И все живое сгинет без следа.
Это чучело почему-то говорило только стихами. От ее слов пить хотелось еще больше. Из леса снова послышались стоны. Верблюд подошел ко мне и зашептал на ухо:
— Ты можешь спасти несчастных… Вспомни круговорот воды, вспомни!
Легко сказать — вспомни. Зоя Филипповна битый час держала меня у доски, и то я ничего не мог вспомнить. — Ты должен вспомнить! — злился Кузя. — По твоей вине мы страдаем. Ведь это ты сказал на уроке дурацкие слова.
— Какая ерунда! — закричал я сердито. — Что могут сделать слова?
Старуха заскрипела своими сухими сучьями и опять стала говорить стихами:
Вот что сделали слова:
В сено высохла трава,
Больше дождь не будет капать,
Звери вытянули лапы,
Пересохли водопады,
И засохли все цветы.
Это то, что мне и надо,
Царство мертвой красоты.
Нет, это было невыносимо! Кажется, я в самом деле что-то натворил. Придется все-таки вспомнить круговорот. И я начал бормотать:
— Вода, испаряется с поверхности рек, озер, морей…
Старуха испугалась, что я вспомню, и пустилась плясать, да так, что сухие ветки и листья летели во все стороны. Она волчком вертелась передо мной и выкрикивала:
Я ненавижу воду,
Дождей я не терплю.
Засохшую природу
Я до смерти люблю.
Голова у меня кружилась, пить хотелось все больше и больше, но я не сдавался и вспоминал изо всех сил:
— Вода испаряется, превращается в пар, превращается в пар и…
Старуха подбежала ко мне, замахала руками перед самым носом и стала шипеть:
В это самое мгновенье
На тебя найдет забвенье,
Все, что знал и что учил,
Ты забыл, забыл, забыл…
О чем я спорил со старухой? Почему злился на нее? Ничего не помню.
— Вспоминай, вспоминай! — отчаянно кричал Кузя, прыгая на задних лапах. — Ты говорил, вспоминал…
— О чем говорил?
— О том, что пар превращается…
— Ах да, пар!.. — Я вдруг все вспомнил: — Пар охлаждается, превращается в воду и падает на землю дождем. Идет дождь!
Внезапно набежали тучи, и сразу же на землю упали крупные капли. Потом они стали падать все чаще и чаще — земля потемнела.
Зазеленели листья деревьев и трава. По руслу реки весело побежала вода. С вершины скалы с шумом хлынул водопад. Из лесу послышались радостные голоса зверей и птиц.
Я, Кузя и верблюд, промокшие насквозь, плясали вокруг перепуганной Засухи и кричали ей прямо в ее корявые уши:
Дождик, дождик, шибче лей-ка!
Гибни, Засуха-злодейка!
Будет дождик долго лить,
Будут звери много пить.
Старуха вдруг изогнулась, растопырила руки и снова превратилась в сухое скрюченное дерево. Все деревья шумели свежими зелеными листьями, только одно дерево — Засуха — стояло голое и сухое. Ни одна дождинка на него не падала.
Из лесу выбежали звери. Они вволю напились воды. Зайцы прыгали и кувыркались. Лисы махали рыжими хвостами. Белки скакали по веткам. Ежи катались, как мячики. А птицы стрекотали так оглушительно, что я не мог понять ни слова из всей их болтовни. Моего кота охватил телячий восторг. Можно было подумать, что он нализался валерьянки.
— Пейте! Лакайте! — кричал Кузя. — Это мой хозяин сделал дождь! Это я помог хозяину достать столько воды! Пейте! Лакайте! Пейте сколько влезет! Мы с хозяином угощаем всех!
Не знаю, сколько времени мы бы вот так веселились, если бы из лесу не раздался страшный рев. Птицы исчезли. Звери мгновенно разбежались, словно их тут и не было. Только верблюд остался, но и он задрожал от страха.
— Спасайтесь! — закричал верблюд. — Это белый медведь. Он заблудился. Бродит тут и ругает Виктора Перестукина. Спасайтесь!
Мы с Кузей быстро зарылись в кучу листьев. Бедняга верблюд не успел удрать.
На полянку вывалился огромный белый медведь. Он стонал и обмахивался веткой. Он жаловался на жару, рычал и ругался. Наконец он заметил верблюда. Мы не дыша лежали под мокрыми листьями, все видели и все слышали.
— Это что такое? — ревел медведь, указывая лапой на верблюда.
— Это, простите, я — верблюд. Травоядное животное.
