…В тот вечер, после поездки на пристань, Сушкин ужинать не пошёл. Отлягался от всех ногами в белых носочках и продолжал спать. В десять часов Огурец сдёрнул с него эти носочки, вытряхнул засоню из штанов и футболки, затолкал под одеяло. Вот тут, казалось бы, спи от души. Но Сушкина сонливость вдруг покинула начисто.
За окнами было светло — летнее солнце только-только спряталось за крыши. Илюшка и Толик посапывали, Антон вздыхал над электронным шахматным задачником, Огурец слинял на вечернюю прогулку (старшие — они все такие).
Сушкин думал про все, что случилось. Думал, думал, а потом пошлёпал босиком из спальни. На второй этаж.
Дверь в канцелярию оказалась приоткрыта. И Венера Мироновна была там. Сушкин знал, что нынче у неё ночное дежурство. Он просунул голову.
— Можно?
Зажглась настольная лампа.
— Здрасте! Вот явление! Когда надо ужинать, он спит. Когда надо спать, он гуляет, в раздетом виде. Что опять с тобой случилось?
— Афр… Венера Мироновна. Я хочу попросить…
— Знаю, о чем ты хочешь попросить. Но ничего не выйдет. Оставить себе пароход мы не сможем. Ты и сам это понимаешь, не маленький…
Сушкин щекой прислонился к дверному косяку. Потрогал колечко (оно стало очень тёплым).
— Я ведь не про то, чтобы взять его насовсем… А только на несколько дней. Неделя-то ещё есть…
— М-м… а зачем? Что это изменит, голубчик?
— Ну, как вы не понимаете?! — сказал он с тайной слезинкой. — Хоть неделю я буду хозяином настоящего парохода. Можно на него приходить… Можно даже ребят сводить на экскурсию…
Венера Мироновна не сказала, что это глупости. Она сказала:
— Гм… Я посоветуюсь с Андреем Софроновичем…
— Чего с ним советоваться, — сумрачно возразил Сушкин. — У него только штукатурка да отопление на уме…
— Ох и негодник ты… — вздохнула Венера Мироновна. Иди сюда…
Сушкин поправил перекошенные плавки, почесал голый живот и подошёл, усталый и грустный. Венера Мироновна взлохматила ему голову, посадила на колено. Сушкин притих — раньше она так не делала.
— Думаешь, я тебя не понимаю? — сказала старшая воспитательница и зачем-то дунула ему на макушку (лёгкие волосы разлетелись). — Прекрасно понимаю. Тебе хочется в дальние путешествия по морям и океанам. На своём корабле… Но если бы ты знал, скольким людям этого хочется. А жить приходится совсем по-другому…
Сушкину была приятна такая ласка, но все же он отнёсся к ней с недоверием. Какой от неё толк? Парохода-то все равно не будет. При этой мысли у Сушкина защекотало в горле и он сипловато спросил:
— А можно я… когда начнут разламывать пароход… возьму себе штурвал и колокол?
— Думаю, что можно…
— А ещё я хочу спросить…
— Спрашивай, раз уж не спится.
— Вам какое название больше нравится? «Трудовая слава» или «Дед Мазай»?
— По правде говоря, второе. «Трудовая слава» звучит героически, но… как-то по-газетному. А в дедушке Мазае этакая сказочность… А ты как думаешь?
— Так же… — выдохнул Сушкин.
— Вот и прекрасно. Об остальном поговорим завтра. Брысь в постель…
Оба не знали, что завтра придётся обсуждать совсем неожиданные дела.
Когда Сушкин вернулся в спальню, шахматист Антон рассеянно сообщил:
— Огурец обещал отвинтить тебе голову.
— За что?!
— За то, что где-то болтаешься… Он говорит, что тебя какой-то дядька спрашивает на дворе, а ты провалился…
— Что за дядька?!
Кто мог спрашивать Сушкина? Да ещё после отбоя! Не было у него никаких знакомых дядек….
— Огурец придёт и скажет…
И Огурец пришёл И сказал:
— Пойдём… Какой-то лысый, тощий. Говорит, надо мне до зарезу мальчика с кольцом. То ли Мушкина, то ли Пушкина… Ты не Пушкин?
— Конечно, Пушкин… Никуда я не пойду! Почему на дворе, а не в канцелярии?
Разговаривать с посторонними без взрослых не разрешалось.
— Как его охранник пропустил?
— Видать, договорились…
Охранник был новый, почти незнакомый. Небось, сообщники.
— Не пойду я. Умыкнут и пустят на запчасти по тайным клиникам. Кому печёнку, кому желудок и почки, а кому… Фиг соберёшь обратно…
В самом деле, ходило немало историй про таких злодеев.
— Да не-е, он вроде мирный по виду. Говорит, что вообще-то скрываться не станет, но сначала хочет решить одно дело с тобой один на один… Сказал — «деликатное».
«Бредятина какая-то», — подумал Сушкин. Однако стало уже интересно. Сегодня непонятный, необычный день. Может, ещё одно приключение, как с «Мазаем»? Огурец его успокоил:
— Ты не бойся, я буду рядом. Палец на мобильнике, на тревожной кнопке. Чуть что — сразу такой трезвон…
— Наверно, этот тип тебе деньжат отвалил, — догадался Сушкин. — Вот ты и стараешься.
— Вообще-то да… — признался Огурец. — Десять баксов. Я с тобой поделюсь… По правде-то я его встретил за забором, он стал расспрашивать про мальчика с колечком, ну я и проводил его… не через вахту, а в щель.
— Вот так шпионы и вербуют сообщников…
— Да ладно тебе! Какой он шпион? Пенсионер… Я ещё почему согласился? Подумал, вдруг это какой-нибудь твой родственник? Ищет тебя…
— Псих…
— Почему псих? Он с виду нормальный…
— Ты псих, — бесстрашно сказал похожий на кузнечика Сушкин большущему Огурцу. — Откуда у меня родственники? Ладно, пошли…
Пришлось опять влезать в клетчатые штаны с лямками, обуваться. Прихватил Сушкин и свой мобильник — на всякий случай: если злоумышленник обезвредит Огурца, останется ещё шанс…
Шахматист Антон ни о чем их на спрашивал, весь увяз в электронных задачках. Илюшка и Толик спали.
— На цыпочках, — шепнул Огурец.
Незнакомец ждал их в дальнем углу двора, на лавочке под клёнами Здесь был сумрак, Сушкин посветил огоньком телефона. Даже в «сидячем виде» гость выглядел длинным и нескладным. Тощие ноги в пёстрых носках далеко торчали из узких брючин. Клетчатый (вроде штанов Сушкина) пиджак топорщился на плечах. Острая голова была совершенно голая, только над ушами торчали жидкие кисточки волос. Нос — большой и мясистый, губы толстые. Круглые глаза прятались под кустистыми бровями. Гость опёрся о край скамейки похожими на клешни кистями рук. Неуклюже пошевелился. Проговорил хрипловато:
— Прошу прощенья… Значит, вы и есть Сушкин?
— Ну, да… — У Сушкина мелькнуло, что сегодня к нему разные люди то и дело обращаются на «вы». Впервые в жизни. И это не обрадовало. Вспомнилось, что именно так обращались к Тому Сойеру, когда собирались задать ему взбучку. Он сказал:
— А чё надо-то?
Вышло это совсем не как «у воспитанного мальчика», но гость не обиделся. Заторопился:
— Меня привело к вам необычайное дело. Садитесь рядом, Сушкин, я объясню, вам будет интересно… Не надо меня бояться. Если вы опасаетесь, ваш товарищ может посидеть с нами. Секретов нет, просто мне хотелось бы сначала получить ваше согласие, прежде чем обсуждать это дело со взрослыми…
Сушкин сел в полуметре от незнакомца. Потому что, если уж пришёл, глупо теперь трусить. Огурец сел с другой стороны от гостя (и это прибавило Сушкину уверенности). Незнакомец покашлял.
— Дело вот в чем…
«А может, правда какой-то родственник? — подумал Сушкин. — Или просто увидел на улице и решил усыновить? Не всем ведь нравятся только красивые, как на открытках…» Мысль была, конечно, идиотская, но… кто его знает…
В незнакомце сквозь некрасивую внешность проступала этакая симпатичность. Как в пожилом усталом клоуне из телесериала «Тайны цирковой арены». Он покашлял снова и повторил:
— Значит, вот в чем дело…
— В чем? — нервно сказал Сушкин.
— Мне стало известно, что вам нужен капитан…
У Сушкина загудело в ушах. Словно рядом ударил колокол — тот самый, с надписью «Дед Мазай». Он подскочил и сел снова. И не стал говорить лишних слов: «А как вы узнали? А кто вы такой? А зачем?.. А почему?..» События завертелись быстро, и он сказал сразу:
— Да, нужен. Я выиграл пароход.
— Знаю… Мне самому хотелось его выиграть, я прочитал о лотерее в газете, поспешил на бульвар, чтобы купить много-много билетов… Чем больше билетов, тем больше шансов, не так ли? Я торопился, но распорядитель сообщил, что я опоздал: пароход выиграл детдомовский мальчик Сушкин с колечком в ухе… Я стал узнавать, расспрашивать и наконец отыскал вас…
— А… зачем?
— Хочу поступить к вам на службу.
Сушкин поболтал головой и снова сказал:
— А зачем?
— Законный вопрос. Вы стали владельцем парохода и, конечно же, мечтаете о плаваниях, но у вас нет капитанского диплома. Я тоже мечтаю о плаваниях, потому что хочется вспомнить прежние годы. И у меня есть диплом. Но нет судна… А в пароходстве на службу не берут, предпочитают молодых… Вот я и подумал, что мы можем пригодиться друг другу…
