— Ага! Это вы, гадкие дети! Не умели играть со мной, так сидите же теперь без игрушек! Мы ведь верные слуги учителя Тинте! Сейчас он сам придет сюда, и тогда мы вам за все отплатим.
И с этими словами злая кукла начала пригоршнями черпать и бросать воду в лицо уже и без того промокшим до костей детям. Этого не смог выдержать даже Феликс и, подхватив под руку полумертвую от страха Христлибу, побежал с нею куда глаза глядят, до тех пор, пока оба в изнеможении не упали посреди леса. Вдруг страшное жужжание раздалось над их головами.
— Это учитель Тинте! — только и смог воскликнуть Феликс, и оба они с Христлибой лишились чувств.
Очнувшись, точно после тяжелого сна, они увидели, что лежат на мягкой постели из моха. Гроза прошла; солнышко сияло светло и радостно; капли дождя сверкали на кустах и деревьях, как драгоценные камни. С удивлением заметили они, что платья их были совершенно сухи, и ни следа сырости или холода не чувствовали они в своем теле.
— Ах! — радостно воскликнул, всплеснув руками Феликс. — Это нас спас и защитил наш маленький принц! — и затем оба радостно стали кричать на весь лес:
— Приди к нам! Приди к нам! Мы не можем без тебя жить!
Светлый луч, перед которым тихо раздвинулись ветви, проглянул сквозь кусты, но напрасно продолжали звать дети своего милого друга; больше перед ними ничего не появилось. Печально отправились они домой, где родители, обеспокоенные их долгим отсутствием, встретили с радостью и любовью.
— Нехорошо, дети, — сказал затем господин Бракель, — что вы так неосторожны, я боялся, что учитель Тинте бродит еще по лесу и может легко сделать вам что-нибудь плохое.
Феликс рассказал все, что с ними случилось.
— Что за глупое у вас воображение, — сказала госпожа Бракель, — если вам и впредь будет видеться в лесу всякий вздор, то я не буду вас пускать туда вовсе, и вы останетесь сидеть дома.
Этого, однако, не случалось, и когда дети умоляюще просили:
— Милая матушка, позволь нам немножко побегать по лесу! — то госпожа Бракель обыкновенно только говорила:
— Ну хорошо, ступайте, только играйте умно и возвращайтесь вовремя.
Скоро между тем дети сами перестали проситься в лес. Неизвестное дитя больше не появлялось, а к густым кустарникам и к утиному пруду они не решались подходить, боясь опять услышать голоса охотника, музыканта и куклы:
— Ага! Глупые, дрянные ребятишки! Не умели вести себя с хорошими, образованными людьми! Не умели играть с нами, сидите же теперь без игрушек!
Этого дети не могли выносить и предпочитали оставаться дома.
— Я не знаю, — сказал однажды господин Таддеус Бракель своей жене, — я не знаю, что со мной с некоторого времени делается, но мне все как-то не по себе и право, порой приходит мне в голову мысль, что на меня как будто навел порчу злой учитель Тинте. Представь себе, что с той самой минуты, как я его стукнул хлопушкой, у меня в теле все время чувствуется какая-то тяжесть.
Действительно, господин Бракель очень похудел за последнее время и изменился. Редко переступал он через порог своего дома и совсем перестал хозяйничать и работать как прежде. По целым часам сидел иногда он в глубокой задумчивости, часто заставляя Феликса и Христлибу рассказывать ему о их приключениях и встречах с маленьким незнакомцем. Когда же они, с жаром и увлечением, принимались рассказывать ему о прекрасных, виденных ими чудесах и о невиданном царстве их маленького друга, господин Бракель грустно улыбался и тихие слезы навертывались на его глаза. Феликс и Христлиба были очень огорчены, что неизвестное дитя так больше и не появилось, чтобы избавить их от козней злых кукол в кустах и утином пруду, из-за чего они и не могли больше ходить в лес.
— Пойдемте, дети, вместе в лес; злые друзья учителя Тинте не причинят нам никакого вреда, — так сказал одним светлым, прекрасным утром господин Бракель Феликсу и Христлибе, взяв их обоих за руки и отправясь с ними к лесу, который в этот день был весь наполнен свежестью, благоуханием и пением птиц. Когда, придя туда, они все трое уселись на мягкую траву, среди душистых цветов, господин Бракель начал так:
— Милые дети! Давно мне хочется вам рассказать, что я тоже очень хорошо знаком с нашим милым неизвестным другом, доставившим вам столько радости и счастья в лесу. Когда я был ваших лет, неизвестное дитя навещало меня так же, как и вас, и играло со мной в веселые, чудесные игры. Не понимаю, как оно могло меня оставить, и тем более мне странно, что я до того забыл моего маленького товарища, что даже не поверил вам, когда вы рассказали мне о вашем первом с ним знакомстве, хотя какое-то смутное воспоминание о нем жило во мне постоянно. Но с некоторого времени память о моем прекрасном детстве возвратилась ко мне живее, чем это было раньше, а вместе с тем и милый облик прекрасного ребенка, виденный мною давным-давно, опять возник в моем воспоминании с таким блеском и свежестью, что сердце мое восхищенно им не меньше вас, хотя мне кажется, что вряд ли перенесу я эту радость. Чувствую, что, вероятно, в последний раз сижу под этими прекрасными деревьями и кустами и что скоро должен буду вас покинуть. Смотрите же, дети! Не забывайте же, когда я умру, про неизвестное дитя!
Феликс и Христлиба горько разрыдались, услышав такие слова отца, и закричали наперебой:
— Нет, нет, папа, ты не умрешь! Ты будешь жить и играть вместе с нами и с незнакомым ребенком.
Но, однако, день спустя, болезнь принудила господина Бракеля уже лечь в постель. Пришел какой-то длинный сухой господин, пощупал Бракелю пульс и сказал:
— Ничего! Пройдет!
Но болезнь не прошла и на третий день. Бракель умер.
О, как горько плакала госпожа Бракель! В каком отчаянии ломали руки Феликс и Христлиба, как громко восклицали:
— Папа! Папа! Наш дорогой папа!
Через несколько дней после смерти, когда четверо крестьян господина Бракеля отнесли его на своих плечах в могилу, явились в дом несколько человек со злыми, неприятными лицами, очень похожие на учителя Тинте, и объявили, что они пришли отобрать все имущество умершего господина Таддеуса Бракеля за его долг графу Киприану фон Бракелю, так как этот долг превосходил стоимость всего имущества и господин граф требовал вернуть ему его же собственность. Таким образом, госпожа Бракель сделалась совсем нищей и должна была оставить свою прекрасную деревеньку Бракельгейм. В горе решилась она отправиться к родственникам, жившим неподалеку, и, собрав для того, вместе с Феликсом и Христлибой, в маленький узелок все их платья и белье, покинула свой милый дом.
Уже доносилось до них знакомое журчание лесного ручья, через который хотели они перебраться по мосту, как вдруг госпожа Бракель, не перенеся своего тяжелого горя, почувствовала себя дурно и упала без чувств. Феликс и Христлиба, оба в слезах, бросились перед ней на колени.
— Бедные, бедные мы дети! — рыдали они. — Неужели же ничто не поможет нашему горю!
Вдруг тихая, прекрасная музыка послышалась им в журчании ручья; листья зашевелились с каким-то сладким шепотом, и весь лес засверкал будто бы тысячами блестящих огоньков. Неизвестное дитя, окруженное таким ярким сиянием, что дети должны были закрыть глаза, тихо, тихо поднялось среди свежего, душистого куста и заговорило своим знакомым им ласковым голосом, мгновенно облегчившим их горе:
— Не печальтесь, милые мои друзья! Ведь я люблю вас по-прежнему и никогда вас не оставлю! Пусть вы не видите меня больше глазами, но я всегда возле вас, защищаю и оберегаю вас своей властью. Храните только в сердце память обо мне, как делали до сих пор, и никогда ни злой Пепсер, ни кто-либо другой не причинит вам никакого зла. Любите же меня крепко и горячо!
— О да, о да! — воскликнули Феликс и Христлиба. — Мы любим тебя! Любим всем сердцем!
Открыв глаза, дети увидели, что неизвестное дитя уже исчезло, но вместе с ним исчезло и их горе, и напротив, какое-то чувство особенного счастья наполняло их грудь. А госпожа Бракель, придя в себя, сказала детям:
— Дети! Я видела во сне, как вы стояли в светлых золотых лучах, и это утешило и исцелило меня.
Радость сверкала у детей в глазах и сияла на щеках розовым румянцем. Они рассказали матери, что к ним приходил их маленький друг, на что госпожа Бракель в этот раз промолвила:
— Не знаю почему, но сегодня я верю вашей сказке и чувствую, что и горе мое ушло прочь. Пойдемте же дальше.
Они были ласково приняты своими родственниками, а затем случилось все так, как обещало неизвестное дитя. Все, что ни предпринимали Феликс и Христлиба в жизни, удавалось так хорошо, что и они, и мать могли жить в полном довольстве и счастье, и долго, долго еще потом играли они в своих мечтах с неизвестным ребенком, который им всегда рассказывал чудесные истории о своей прекрасной стране.
