* * *
На гербе нашем – молот и коса –
Пока молчат о подвигах, о славе,
Как возносилась Русь на небеса,
Когда крестьян в канавы зарывали.
И новый звон, и старое словцо
О Красном рае я встречаю в пики:
Все в этой банде на одно лицо,
Лишь потому, что все они – двулики…
В календарном году плещет райское море,
В нем грехи омывает и трус, и злодей,
Но любови к чужому бесплатному горю
Никогда это море не смоет с людей.
На стене календарь гладью звездною вышит,
Но заглядывать в будущий год я боюсь –
И летит моя песня,
и ветром колышет
Всю,
до кладбищ расшитую
крестиком Русь…
Страна тиранов и вандалов,
Средневековых тюрьм и тризн.
Не свергнет наших феодалов
Ни голод, ни капитализм…
Бог вошел, как ветер в парус,
В руки, в ноги, в уши,
Он светил сквозь лоб, как фара,
Просвещая души.
Говорил, что не бывает -
Глупых, некрасивых,
Что стареем, отцветаем,
Так как мы – ленивы…
Любовь и Смерть вращают Землю,
Сменяя вечер и рассвет.
Над ней седые боги дремлют,
Развесив бороды комет.
Они ваяли мирозданья
И растеряли в гулкой мгле
И цель, и смысл существованья
Людей, забытых на Земле.
Заснули боги-чародеи,
Не знает падший род людей:
Зачем живет?.. С какой идеей
Воскрес Учитель-иудей?..
Со стоном вертится планета,
Наматывая облака
И волосатые кометы
На впалые свои бока…
Шел богатырь, сворачивая горы
И шеи чудо-юд и прочих сил.
Он осушил когда-то чашу горя –
Сильней был тех, кто из нее не пил.
Шел, защищая смердов от напасти.
И вот – дошел, испил из чаши счастья…
А ведь такой хороший парень был!..
На главном доме – хоть божись! –
Портрет слуги народа – «кормчего».
А в подворотне наша жизнь
вопит,
блюет,
от боли корчится…
Над нами – небеса страны
Знаменами до звезд исколоты…
Зияет за серпом луны
Созвездье Рыбы,
Рыбы-молота…
Из-под травы забывшейся
Проклюнулся туман.
На землях, нивой бывшими,
Дед косит злой бурьян.
Расспрашиваю старого:
«Отец, а где сыны?»
Прокашлял: «Божья кара – я,
С Чеченской той войны…
В земле семья, – рек дедушка, –
От наших палачей.
Но жальче всех – последыша,
Поскребыша жальчей,
Любимца, несмышленыша,
Стрелявшего в родню…
От этого звереныша
Себя с женой виню…»
Растет туман с осокою.
Зажмуришься на миг –
И полосой широкою
Течет
Кровавый
Крик…
Кулики поют двадцатый век,
Хвалят топь, где сгинули мужчины,
Где закон: чем больше человек,
Тем быстрей его сожрет трясина.
Из низины выйдет голос: «О-о-ох!»
«Тс-с-с-с…» – ему в ответ простонет кто-то.
Хлопнет в два крыла куличий бог.
«Буль-буль-буль» -
Трехточие
Болота…
Семенит ишак без остановки,
Преодолевает перевал.
Перед ним болтается морковка,
Что погонщик к плети привязал.
Молча плеть в руках погонщик вертит,
Думает: «Зачем хлестать бока,
Коль морковка может и до смерти
Заставлять работать ишака?»
Может быть, и мы вот так ишачим
И бежим, сбивая ноги в кровь,
В гору за обещанной удачей,
За удачей близкой, как морковь…
Дописан пулей и штыком
Роман «Отцы и овцы»,
И не грозят мне кулаком
Ни царь, ни ильичевцы.
Ни кулака нет, ни Чека…
Лишь год за годом тупо
Выносит веснами река
Со льдом людские трупы…
Широка родна Странная,
Много в ней полей.
Хочешь греться на Канаре:
На-ка, нары грей!
Опять довоенный заржавленный снег
Со звезд опадает на город печали.
В замерзшую пору я – злой человек,
Поэтому искренне сентиментален.
В военное время – мы все малыши,
Горбатые карлики в масках амуров:
Ведь рост у людей и размеры души
Зависимы лишь от боязни за шкуру!
О, мой народ, отец мой и творец!
К тебе с Небес я руки простираю:
Услышишь ли меня ты, наконец,
Ваятель преисподнии из Рая?
За что меня ты покарал, слепив
Всевидящим мой образ и летучим?
О, мой народ, слепи меня – слепым,
Чтоб состраданьем мне себя не мучить!
Слепи меня слепым, а не святым,
Не зрящим, как ведет кремлевский Воин
Стада манкуртов по лугам густым
За золотой твоею головою.
Чтоб не рыдал я, седовласый бог,
Увидев дым, растущий над церквами,
Услышав вой, текущий вдоль дорог –
Какими попросить еще словами?
Под беспощадный колокольный стон
Беда восходит в полночь, словно Солнце,
И реет пепел перьями ворон,
И сыплет в небо свист,
свинец и стронций…
Потому опухаем от водки,
Дохнет совесть и глохнут поля,
Что вцепились в крестьянские глотки
Пятипалые звезды Кремля…
О, люди, чему вы так рады –
Над прошлым дождались суда?
Хорошая женщина – Правда,
Покуда она молода.
Ей, стройной, красивой, жестокой,
Мы душу бросаем к ногам,
И верим порочным пророкам,
И молимся сытым богам…
Разомну два хрустящих носка,
Оба дырками книзу надену,
И покуда мечта высока,
Мне и море тоски – по-колено!
Ветер тени с земли поднимает,
Над страною сгущается мрак:
Время творческое наступает
Для поэтов, убийц и бродяг…
На Небесах мне знак до света –
Большой Медведицы вопрос…
Я – не звезда, я лишь комета,
Что светит отраженьем звезд.
Я дочитаю ночи руны,
Вверху захлопнется дыра,
И, ойкнув, упадет мне в руки
С Небес вечерняя сестра..
Не скрыли древние курганы
Там, где лежит священный прах,
Высокой музыки и странной
О грешных душах и мирах.
Ушли в ничто большие люди,
Оставив музыку в ночи,
А в ней поют и горько любят,
Куют орала и мечи.
Звучи, орган, кричите, трубы! –
Без музыки мне не понять,
Зачем и чьи целую губы,
За что и где мне умирать…
Начинает на юг перелет
Стая листьев с ветвей самых нижних,
Попадает листва в переплет
Из дорог и дождей… или в книжный…
Эмигрировали соловьи,
Соловьи-лишь-разбойники свищут:
Накормили их баснями и –
Не взлететь им от дьявольской пищи.
На родильной мой письменный стол
Лист-разбойник кругами слетает.
Метод проб, как и я, он прошел –
Так же пробу на нем негде ставить…
– «Уж, замуж, невтерпеж»… Вы извините -
Вам правило сгодится иногда.
Когда Вы, кстати, думаете выйти
Уж замуж?
– Всегда!
Злющий рок мне по-песьему предан,
Я совсем от него одурел,
Я уже и не радуюсь бедам -
Может, сызнова помолодел?
Только волки да псы меня любят:
Сгину – выть будут, плакать в усы…
Может, после окажется: люди –
Это тоже хорошие псы…
Встряхну заварку бурую,
Стакан наполню бурею,
И – за удачу
Хмурую! –
Нутро спалит вода.
И маслом с хлеба чертова
Кота намажу
черного:
Кот падает крученее,
И маслом вверх –
Всегда!
В Москву поеду – к кладбищу.
На кладбище – я клад ищу.
Тут прыгнет кот на клавишу
Звонка к мирам иным.
Из Лианоза пламени
Явлюсь я, –
Древний,
праведный…
И мне в обличье правильном
Так жутко
стать –
живым!..
От камешка – крУгом вода:
Колышется сказкою древней
Лягушачья кожа пруда,
Русалочье тело царевны.
Я глажу рукою тот круг,
Спасательный круг мой непрочный,
И круг превращается вдруг –
В порочный…
В зеркальный гляжу водоем:
Качаются в змиевом зелье
Русалки мои – за столом
И встречи за круглой
постелью…
Забился в трубу серый ветер
И воет всю ночь на Луну.
О ком это он?
О том Свете –
В котором оставил вину?
То стихнет, давясь от простуды,
То взвоет,
по-бабьи,
навзрыд…
Откуда он знает, Приблуда,
Про боль мою,
злобу и стыд?
Ведь я если вою, – то молча, –
Хоть это еще по-плечу…
Ты слышишь? –
Я плачу по-волчьи,
Как филин,
в ночи
хохочу…