Спиридон Вангели - Кукарека Иванович

Груя открывает дверь в комнату, смотрит — никого! Заглядывает в другую — тоже никого! Даже за печку посмотрел — ни души. Залез на чердак — пусто. Спустился в погреб, освещая путь свечкой, — тишина… Подошёл в завалинке, где двое грелись на солнце: мужчина с усами и женщина в платке.

— А где же мой дедушка? — спросил их Груя.

Разгладив усы, мужчина поднял голову и с любопытством посмотрел на Грую.

— Может, ты мой дедушка? — спросил Груя усатого мужчину.

— Господи! — воскликнула женщина. — Да сколько раз тебе говорить, что это твой отец! Сегодня воскресенье, так что оставь, пожалуйста, отца в покое!.. Вот тебе и денежка на халву!..

Тем временем усатый мужчина задумчиво почесал себе макушку и вспомнил слова того самого дедушки, которого разыскивал Груя: «Как это плохо, — говаривал он, — если один ребёнок в доме, скучно ему, бедняжке!..» Действительно скучно!..

Груя посмотрел на денежку, но за халвой не побежал, а возвратил монетку обратно:

— Некогда мне сегодня бегать по магазинам… Лучше дедушку пойду искать!.. Видно, где-то заблудился, старенький!..

Отец почти что силой взял Грую на руки. Мать нежно погладила сына по голове, но тот всё равно не унимался.

— Знаете, почему дедушка не может найти наш дом? — спросил Груя отца с матерью и сам за них ответил: — Потому что он очки потерял!.. Вот что!..

Мать ушла и тут же вернулась в сопровождении длиннобородого деда в соломенной шляпе и с палкой в руке. Груя сразу же понял, что это его дед и есть, и успокоился. Как можно внуку без деда?.. Никак нельзя…

С этих пор, уже издали завидя шляпу деда, Груя всегда подбегал к калитке. А дедушка иногда оставался ночевать с внуком. И знаете, как они вместе спали? Ни за что не догадаетесь!

Груя клал свою голову на длинную и пушистую бороду деда, попробуй-ка ночью сбежать! Ничего не получится!.. Так вот и спали!..

Однажды дед взял Грую с собой.

Шли они, шли и зашли во двор, где росла такая огромная шелковица, что своими ветвями заполняла всё небо. Солнечный свет, струясь через её листья, становился зелёным-презелёным.

Очень это было красиво.

Под деревом на скамейке сидела женщина, волосы у неё были белые-пребелые, но из-за шелковицы они казались чуть зеленоватыми, и вид у неё был добрый-предобрый, такой добрый, что даже птицы подходили к ней, тыкались клювиками в её ноги, как бы говоря: «Мы тебя не боимся, и ты нас не бойся!»

— А вот и я, бабушка! — сказал Груя, усаживаясь рядом и укладывая голову к ней на колени.

Если дед день-два не объявлялся, Груя сам находил его дом по шелковице, которую было видно со всех сторон села.

Однажды Груя увидел на этом дереве пухлого мальчишку, у которого весь рот почернел от шелковицы. Тут же под деревом крякали от наслаждения несколько уток, склёвывая с травы спелые вкусные ягоды.

— А-а, так это ты воруешь чужих дедушек и бабушек?! — крикнул с дерева толстый мальчишка, услышав скрип калитки. — Чтоб больше я тебя не видел у нас на дворе! Своего заводи, а к чужим не приставай!.. Ишь какой нашёлся! — И в сердцах он так топнул ногой по ветке шелковицы, что с неё полился черно-синий ягодный дождь. Утки ещё громче закрякали, словно благодаря Грую за добавочное угощение, и, хотя из-за этого «дождя» они перестали быть чистенькими, а все перепачкались, это их нисколько не потревожило, лишь бы спелых ягод было побольше на траве.

— А где же мой дедушка? — спросил Груя, чуть не плача.

— Где? Где? На кладбище твой дедушка! Вот где! — продолжал нападать с дерева сердитый на Грую сизо-лиловый толстячок. — Когда его хоронили, я нёс девять калачей! — теперь в его голосе звучала не только злость, но и звонкое хвастовство.

От всех этих обидных слов Груя чуть язык не проглотил. Открыл рот, а сказать ничего не может, как будто вообще никогда в жизни не говорил. Но про себя продолжал возмущаться: «Нет, вы только подумайте, какой жадный толстяк! Ишь, богач нашёлся: и дедушка у него есть, и бабушка у него есть! Приплясывает себе на суку шелковицы, что растёт почти что до самого неба!..» Из-под ресниц Груи выползли две слезинки, чтоб посмотреть, наверно, что такое случилось с ним: не может найти за пазухой ни одного хлёсткого слова — заткнуть рот этому обжоре и хвастунишке!..

Муравьи, которые сновали по худеньким и загорелым рукам Груи, сначала остановились, а потом как припустят вверх по плечам и по шее к самым слезинкам, то ли, чтоб посмотреться в них, как в зеркало, то ли, чтоб жажду утолить. Только слезы-то ведь солёные!.. А может, и они взяли сторону этого толстячка и решили вдобавок ещё искусать Грую?.. Стряхнув муравьев с рук и щёк в ладонь, Груя бросился наутёк. Только этот жаднющий парнишка всё успел заметить, даже то, что зажал Груя в руке.

— Это наши муравьи! — закричал он, спрыгивая с дерева и догоняя Грую: — Ну-ка, возвращай всех до одного обратно!..

Ничего не поделаешь, Груя разжал кулак, и жадный толстяк смахнул всех муравьев на свою руку. И убежал.

— Чтоб они покусали тебя за твою жадность! И чтоб ты подавился этими муравьями!.. И шелковицей тоже! — кричал ему Груя вдогонку. И вдруг заметил, что не все муравьи перешли к толстяку, один решил остаться с Груей. Это был, наверно, самый добрый муравей. Самый некусачий! Груя осторожно сжимает ладошку и несёт муравья к себе домой, думая о том, что этот муравей вполне мог видеть его дедушку и даже ползать по его шее и плечам, — переползать с одного дедушки на другого… Значит, муравьи ничьи, муравьи общие! Это хорошо, что общие!

Дома Груя накладывает в тарелку всякие лакомства.

— Давай, — говорит он муравью, — устроим поминки по моему дедушке, раз он взял да ни с того ни с сего умер!..

Муравей, видно, попался не из стеснительных, согласился, молча наелся, молча напился и так же молча и бесшумно исчез. Груе обидно, что этот муравей оказался таким неблагодарным. Как покушать, так он здесь, а как со стола собирать или посуду мыть, так нет его! Перевернул Груя весь дом вверх ногами — муравья как не бывало. Даже расстроился Груя. Слезу пустил, одну, вторую, третью, четвёртую, пятую… Не знаю, до какой слезы Груя бы досчитался, если б не заснул! Заснул, конечно, не без помощи деда Ене. Дед Ене, как видит, что кто-то из ребят сильно расстроен из-за чего-нибудь, тут же забирает их к себе, в свою сонную страну. Сон ведь лучше любого лекарства успокоит и маленького человека, и большого…

Когда Груя проснулся, вдруг увидел рядом муравья, и не просто так он пришёл, а с крошкой хлеба в передних лапках, как будто вспомнил, что у Груи с тех самых поминок, что он устроил деду, маковой росинки во рту не было! Вот хорошо! Одно плохо: муравьи, как известно, народ неразговорчивый. Между собой они, видно, ещё как-то объясняются, а с человеком больше молчат, а если что и делают, то тоже молча. Зато мать у Груи словоохотливая. Вполне может возместить своими разговорами молчание целого муравейника, а то и двух… или трёх, особенно после того, как корову подоит или просто в хорошем настроении.

Вечером, когда она доила корову, мальчик подошёл к ней.

— Этот толстяк, что живёт на шелковице и обжирается по целым дням, — начинает Груя, — сказал мне, что мой дедушка умер!

— Как это твой дедушка умер? — возмущается мать, гремя подойником. — И что может знать о твоём дедушке этот обжора?! Вот я его увижу, я ему задам!.. Не умер твой дедушка! Не умер!..

— А если мой дедушка не умер, тогда где же он?

«От сына так просто не отвяжешься», — думает она и начинает выбираться из трудного положения, как муравей со дна чашки.

— Нет, вообще-то он умер, — противоречит она сама себе, — все ведь умирают… когда-нибудь…

Но с Груей так разговаривать нельзя.

— Так умер или не умер?

— Не совсем твой дедушка умер! Не совсем, понимаешь!.. Не весь твой дедушка переселился на кладбище! Не весь!.. Нет-нет, возьмёт да и напомнит, что в каждом из нас он присутствует и с нами на земле как бы остался… — Мать гладит Грую по голове и продолжает: — Ведь прислал же он тебе зимой орехов?.. Прислал!..

Груя вспоминает: действительно, зимой дед ему прислал орехов!

— А воду мы с тобой из чьего колодца пьём? — спрашивает мать Грую.

— Из дедушкиного колодца! — подтверждает Груя.

— А здесь вот, где мы сейчас стоим с тобой, здесь, думаешь, раньше был дом? Пустое место было! Этот дом построил твой дедушка своими руками!.. И вот нас с тобой ни дождь не мочит, ни солнце не печёт. Это он нас своими руками защищает!..

— А глаза, мама, какие глаза были у дедушки? — спрашивает Груя. Они ведь тоже немного остались с нами?

— Цвет своих глаз он небу отдал на войне. Голубые они у него были! Чтоб небо всегда голубое было, всегда-превсегда, он этот спокойный цвет небу и отдал!