Минчин. – Это же воровство! Нет, вы только подумайте, полпирога утащить!
– Это не я, – рыдала Бекки. – Я бы целый пирог могла съесть, но только я его пальцем не трогала.
Мисс Минчин задыхалась – от гнева и оттого, что ей пришлось подняться по лестнице. Пирог был с мясом, и она собиралась поужинать им в одиночку. Раздался звук пощёчины.
– Это тебе, чтоб не лгала, – произнесла мисс Минчин. – А теперь убирайся к себе!
Сара и Эрменгарда слышали, что мисс Минчин ударила Бекки, а потом они услыхали, как Бекки, шаркая стоптанными башмаками, побежала к себе на чердак. Они слышали, как захлопнулась её дверь, как она упала ничком на кровать. Слышно было, как она плачет в подушку.
– Я бы два пирога могла съесть, только не трогала я его… не трогала. Кухарка скормила его своему полицейскому.
Сара стояла в темноте посреди комнаты. Стиснув зубы, она сжимала и разжимала пальцы. Ей так и хотелось выбежать из комнаты, но она не смела пошевелиться – пусть мисс Минчин спустится вниз и всё успокоится.
– Какая она злая, какая жестокая! – не выдержала Сара. – Кухарка всё, что хочет, берёт, а потом сваливает на Бекки. Но это неправда, неправда! Бекки иногда бывает такая голодная, что ест корки из мусорного ведра!
Закрыв лицо руками, Сара разразилась рыданиями. Эрменгарда пришла в ужас. Такого она никогда не видела! Сара… плачет! Мужественная Сара! Это было что-то до того неожиданное, до того непонятное доброй, но недалёкой Эрменгарде. Неужели… неужели… Тут в её душу закралось неожиданное опасение. В темноте она слезла с кровати и ощупью добралась до стола, на котором стояла свеча. Запалив свечу, Эрменгарда нагнулась и вгляделась в Сару. Опасение превратилось в ужасающую уверенность.
– Сара, – спросила Эрменгарда робко и чуть ли не с ужасом в голосе, – ты… ты мне никогда не говорила… я не хочу быть назойливой, но… ты иногда бываешь голодна?
Это была последняя капля. Больше Сара не могла притворяться. Она отняла руки от лица.
– Да, – отвечала она со страстью. – Да, бываю! Вот сейчас я так голодна, что готова тебя съесть. А когда я слышу бедную Бекки, мне становится ещё хуже. Ведь ей ещё больше, чем мне, есть хочется.
Эрменгарда открыла рот от ужаса.
– А я-то, – произнесла она горестно, – я-то и не подозревала!
– Я не хотела, чтобы ты знала, – сказала Сара. – Я бы тогда была словно уличная попрошайка. Я знаю, что похожа на уличную попрошайку.
– Вовсе нет! – закричала Эрменгарда. – Вовсе нет! Конечно, платье у тебя немного странное, но на уличную попрошайку ты совсем не похожа. У тебя лицо совершенно другое.
– Мне один маленький мальчик подал однажды монетку, – сказала Сара и невольно засмеялась. – Вот она. – И девочка вытащила тонкую ленточку, которая висела у неё на шее. – Он бы мне её не подал, если бы не решил, что я в ней нуждаюсь. Значит, у меня такой вид!
Монетка словно утешила их. Они немного посмеялись, хотя у обеих в глазах стояли слёзы.
– А что это за мальчик? – спросила Эрменгарда, глядя на монетку, словно это был не обыкновенный шестипенсовик, а что-то совершенно поразительное.
– Милый такой малыш, он как раз шёл в гости, – сказала Сара. – Он из Большой семьи, знаешь, такой маленький с толстыми ножками, – я его ещё Гаем Клэренсом зову. У него, верно, в детской было полным-полно рождественских подарков, корзин с пирогами и всяких вкусностей, а у меня ничего не было, и он это понял.
При этих словах Эрменгарда вдруг подскочила на месте. В её встревоженном сознании всплыла какая-то мысль.
– Ах, Сара! – вдохновенно вскричала она. – Как глупо, что я об этом не подумала!
– О чём?
– Нет, это чудесно! – отвечала Эрменгарда с волнением. – Как раз сегодня тётушка прислала мне посылку. В ней столько всего вкусного! Я ещё ничего не трогала, я за обедом пудинга переела и так волновалась из-за этих книг. – Она торопилась всё сказать побыстрее и едва договаривала слова. – Там сладкий пирог, пирожки с мясом, булочки, тартинки [22], апельсины, а ещё смородинная настойка, инжир и шоколад. Я тихонько сбегаю в свою комнату и вмиг всё принесу.
Сара чуть не потеряла сознание. Когда от голода кружится голова, даже простое упоминание о пище производит такое странное действие. Она схватила Эрменгарду за руку.
– Ты думаешь… тебе удастся? – вскричала она.
– Конечно, – отвечала Эрменгарда.
Она подбежала к двери… осторожно приоткрыла её… высунула голову и прислушалась.
– Свет потушен, – сказала она, подходя к Саре. – Все спят. Я пойду тихо-тихо, никто не услышит.
Это было так замечательно, что они обнялись, – глаза у Сары заблестели.
– Эрми! – воскликнула она. – Давай представим себе, что у нас званый вечер! А… ты пригласишь узницу из соседней камеры?
– Да! Да! Давай постучим сейчас же в стену. Тюремщик не услышит.
Сара подошла к стене. Бекки всё ещё тихо плакала у себя в комнатке. Сара постучала в стену четыре раза.
– Это значит, – пояснила она, – «Иди ко мне через тайный проход под стеной. Мне нужно тебе кое-что сказать».
Бекки стукнула в ответ пять раз.
– Идёт, – сказала Сара.
Через секунду дверь отворилась, и Бекки вошла в комнату. Глаза у неё были заплаканы, чепчик сбился набок. Увидев Эрменгарду, она растерялась и принялась тереть лицо фартуком.
– Не бойся меня, Бекки! – воскликнула Эрменгарда.
– Мисс Эрменгарда приглашает тебя на вечер, – сказала Сара. – Она сейчас принесёт сюда кое-что очень приятное.
Бекки так разволновалась, что чепец чуть не свалился у неё с головы.
– Это съестное, мисс? – спросила она. – Приятное на вкус?
– Да, – отвечала Сара, – и мы представим себе, что у нас званый вечер.
– Еды будет вволю, – вставила Эрменгарда. – Я сию минуту вернусь!
Она так заторопилась, что, выбегая из комнаты, уронила свою красную шаль. Никто этого не заметил. Бекки не помнила себя от радости.
– Ax, мисс! Мисс! – шептала она. – Я знаю, это вы попросили её пригласить меня. Я… я прямо заплачу сейчас.
Она подошла к Саре и остановилась, глядя на неё с обожанием.
В глазах у Сары вспыхнул знакомый огонёк – воображение заработало. Чёрная ночь за окном, чердак, и холод, и грязь на улицах, по которым она только что брела, воспоминание о маленькой попрошайке с голодными глазами – всё вдруг преобразилось словно по волшебству. Это было так чудесно, так весело! Она даже вскрикнула от радости.
– Когда доходишь до самого края, – сказала она, – тебя всегда что-то спасает в последнюю минуту. Словно какое-то волшебство. Я должна это запомнить. Самое плохое никогда не случается!
Она весело тряхнула Бекки.
– Ну
