– Привет, Марлен Дитрих! – громко поздоровался с ней Васька, останавливаясь и перегораживая ей путь.
У Марли, что называется, душа ушла в пятки.
– Привет, – пискнула она, пятясь.
– Верхом ездишь? – спросил Беда, заинтересованно разглядывая свою жертву.
У Марли от неожиданного вопроса пропал дар речи – она только и смогла что помотать головой из стороны в сторону.
– Пошли! – уверенно скомандовал Васька, взял ее за руку и решительно потащил за собой.
Потащил молча и в неизвестном ей направлении. Молчала и Марля. И только внутри у нее паника все нарастала и нарастала. В конце концов Марля вообще стала плохо соображать и мало что видеть вокруг – внутри себя она как будто сжалась в комок и перестала существовать.
Очнулась, только когда Беда втащил ее почти волоком в спортивную конюшню, в которой было полно народу.
– Андрюха! – тут же заголосил Васька. – Я тебе новую спортсменку привел.
Откуда-то из денника тут же показался и тренер:
– А, Малявка, то есть Марля, привет. А ты с лошадью-то справишься, задохлик?
Марля, напуганная до смерти, даже слова в ответ вымолвить не сумела. Не то чтобы она очень хотела научиться ездить верхом, но сейчас, когда ей сказали, что у нее ничего не выйдет, она почему-то жутко расстроилась, так, что слезы навернулись на глаза.
– Справится, – за нее уверенно ответил Беда. – Кого ей дашь? Вы уже выезжаете?
– Шо прямо сейчас? Да мы уже все поседлались… – От Васькиного напора Андрей даже несколько растерялся.
– Я ей соберу лошадь. Кого брать?
– Да ну вас на фиг! Загадку бери.
Беда, так и не отпустивший Марлину руку, решительно потащил ее к названной лошади. Сам же сходил за седлом и уздечкой и ловко принялся седлать.
– А шо, она так в шортиках и сандалях и будет ездить? – в денник заглянул Андрей, окинул Марлю оценивающим взглядом и ухмыльнулся.
– Найди ей какие-нибудь сапоги, если такой заботливый, – посоветовал Беда.
– Детских размеров немае.
Андрей ушел, но через минуту вернулся и вручил Марле старые кирзовые сапоги размеров на пять больше, чем нужно было, и ярко-оранжевый пластиковый шлем:
– Звезданешься, я не виноват.
Оседлав невысокую толстую гривастую кобылку Загадку, Беда вывел ее из конюшни. Марля в большом, сползавшем на глаза шлеме послушно вышла следом и подошла к лошади. Седло находилось где-то над ее головой, и она вдруг явно поняла, что ничто на свете не заставит ее залезть в него. Но Беда мрачно, не глядя на нее, скомандовал:
– Ногу согни в колене, – и ловко, не успела Марля и опомниться, закинул ее на лошадь.
– Я боюсь… – шепотом, едва не плача, протянула она.
– Все поначалу боятся. Ноги в стремена. Да не так! Чтобы пятка была ниже носка. Повод в руки. Вот так, пропусти между безымянным и мизинцем. Спину прямо. Чтобы тронулась с места, ногами дави на бока. Чтобы повернуть вправо – тяни правый повод, чтобы влево – левый.
– Я не смогу…
– Сможешь. Давай, вон уже все на плацу! – Беда махнул рукой в сторону, где через дорогу от конюшни на большой утоптанной площадке по кругу ездили шагом остальные.
– Ты шо, хочешь мне ее в смену пристроить? Так мы будем и рысь давать, и галоп. Не уж, решил заделаться тренером – бери корду и возись с ней сам, – из конюшни вышел Андрей и протянул Ваське длинный ремень с карабином на одном конце.
Тот молча пристегнул карабин к кольцу на трензеле Загадкиной уздечки.
– У лошади во рту удила. Трензель, если быть точным. Когда ты тянешь за повод, трензель давит ей на уголки рта, и она понимает, что ты от нее хочешь. Я прицепил корду к трензелю, чтобы избавить тебя от управления лошадью. Я буду стоять, а Загадка будет ходить и бегать по кругу. Тебе нужно будет только учиться держаться в седле. А управлять научишься потом. Усекла?
– Усекла, – кивнула Марля; этот вариант ей понравился гораздо больше, чем ехать куда-то на большом незнакомом животном одной.
– Пошла! – прикрикнул Беда на лошадь, и они двинулись к плацу.
Седло качнулось под Марлей. Она почувствовала, как дышит лошадь, почувствовала, как сильные мышцы заработали, как копыта спокойно и уверенно ступают на землю… Поерзав, Марля вдруг поняла, что в седле сидеть достаточно удобно, что ноги ее больше судорожно не сжимают лошадиные бока, а руки расслабленно держат повод. Ей вдруг показалось, что когда-то давно-давно, может быть, в другой жизни, она уже сидела верхом.
Марля вдруг увидела, какой с лошади открывается обзор. Увидела, что слева от плаца – дома: в канаве копошатся гуси, в траву осыпаются спелые абрикосы. А справа от плаца – огороды: кабачки, тыквы, картошка, и возвышается над этим всем роскошный подсолнух. А если подняться на стременах, за огородами видны еще огороды, потом поля, посадки, куда они утром ходили с Надей, потом снова поля и какие-то синие дали в дымке, от которых просто дух захватывает, потому что на севере таких не бывает. С восторгом Марля смотрела по сторонам, и ей уже не было страшно, а только радостно.
Теперь каждый день к двум часам дня Марля бежала «на спорт» – на спортивную конюшню к своей Загадке. Она старательно чистила лошадь, расчесывала гриву, скармливая Загадке попутно морковку и сухарики, которые всегда брала с собой. Кобыла очень быстро стала для нее самой замечательной, самой лучшей лошадью на свете, и Марля теперь даже представить себе не могла, как она жила тут, в конном заводе, без нее.
– Постой, пожалуйста, смирно. Мне надо тебя взнуздать, – просила она.
И кобыла послушно наклоняла голову, чтобы ей было удобнее надеть уздечку.
– А теперь седло, – напоминала Марля.
И Загадка снова послушно позволяла себя оседлать. А после они вместе со всеми выезжали на плац.
Второе занятие с Марлей тоже возился Беда, а потом тренер поставил ее в смену вместе со всеми. Первые десять минут все шагали друг за другом. Андрей разве что время от времени подавал команды. «Смена, вольт, марш!» – и тогда направляющий сходил с периметра плаца и выписывал на лошади круг диаметром шесть-семь метров, возвращаясь ровно в ту точку периметра, с которой отклонился к центру, и все повторяли этот маневр за ним. «Смена, перемена направления по диагонали, марш!» – и тогда все так же гуськом выворачивали с угла и пересекали плац по диагонали, в конечной точке поворачивая так, чтобы ехать затем в другую сторону. «Смена, змейкой, марш!» – и тогда все друг за другом, не меняя дистанции, начинали выписывать серпантин от одной стороны плаца до другой.
Затем наступало время первой рыси. Марля быстро выучила, что рысь бывает учебной и строевой, или облегченной. На первой всадник держится в седле с помощью силы ног, равновесия и умения входить в ритм движения лошади – следовать им, стараясь не отрываться от седла. А на второй он не сидит в седле, а приподнимается на стременах, пропуская один толчок и опускаясь на другой.
Первая рысь всегда была строевая. Ездили минут двадцать. Марля же поначалу могла выдержать только минут пять, а дальше выезжала в центр плаца и ездила шагом сама по себе. Потом у нее стало получаться выдерживать семь минут, потом десять. К концу недели она уже могла вместе со всеми выполнять и манежные фигуры: вольты, перемены направления и змейки.
После первой рыси шагали минут пять, а потом снова следовала команда: «Смена, повод!» Это значило, что надо собраться, подобрать повод и быть готовым к выполнению других команд. «Смена, рысью, марш!» – и после этого все лошади дружно поднимались в рысь.
Вторая рысь была учебная, и поначалу Марля всегда ожидала ее с ужасом. Загадка была маленькой, толстенькой, удобной, как диванчик. Рысь у нее была мелкая и совсем не тряская. Но Марле не с чем было сравнивать, а потому ей казалось, что кобыла не просто бежит себе спокойно вслед за остальными, а специально трясет Марлю, стараясь раз и навсегда окончательно вытряхнуть ее из седла.
– Марля, бестолочь, не горбься! Спину прямо! Равновесие держи! Пятки ниже, не подтягивай коленки к подбородку! Шлюссом держись! Шенкеля кобыле, шенкеля, а то заснет! – гремел на весь плац голос Андрея.
Марля уже знала, что шлюсс – это мышцы бедра всадника, обхватывая ими лошадь, он и держится в седле; что шенкель – это нога от колена до пятки, прижимая ее к боку лошади, всадник побуждает ее двигаться вперед. Но это ее не успокаивало. Ей всегда от этих криков хотелось уменьшиться раз в сто и потеряться. Чтобы ее никто не видел. Ведь, как ей казалось, она выглядела в седле смешно и нелепо. А все остальные так хорошо держатся на лошадаях, что, наверное, просто умирают со смеху, глядя на нее.
– Руки вниз, не держись за гриву! Лови ритм, работай поясницей!
Как же можно было не держаться за гриву, когда далеко внизу под копытами мелькала земля с камушками, упасть, удариться о которую наверняка было бы очень больно?
Марля изо всех сил пыталась понять, как это – «входить в ритм движения лошади» и что значит «работать поясницей», но пока все, что у нее получалось – это только хлопать попой по седлу и вцепляться в гриву. Хорошо хоть тренер не требовал от нее рысить все положенные пятнадцать минут вместе со всеми, а когда она уже начинала в изнеможении сползать с седла, замечал это и кричал:
