Аргумент Короля состоял в том, что всякий, имеющий голову, может быть обезглавлен, и нечего городить вздор.
Аргумент же Королевы сводился к тому, что если что-нибудь не будет сделано быстрее чем немедленно, она казнит всех и каждого. (Именно это последнее замечание и повергло все общество в такое уныние и тревогу.)
Алиса не придумала ничего лучше, чем сказать:
– Он принадлежит Герцогине, спросите лучше у нее.
– Она в тюрьме, – сказала Королева и обратилась к палачу: – Приведи ее сюда.
И палач помчался стрелой.
Едва он убежал, голова Кота начала таять и к тому моменту, как он вернулся с Герцогиней, исчезла полностью; так что Король и палач принялись метаться по площадке, разыскивая ее, а все остальные вернулись к игре.
Глава IX. Рассказ Якобы Черепахи
– Ты и подумать не можешь, как я рада тебя видеть, душенька, – сказала Герцогиня, нежно подхватывая Алису под руку, и они пошли дальше вместе.
Алиса была очень рада обнаружить Герцогиню в столь приятном расположении духа, и подумала, что, возможно, это только из-за перца та была такой вспыльчивой во время их первой встречи в кухне. «Когда я буду герцогиней, – сказала она себе (без особой, впрочем, надежды), – у меня на кухне перца не будет вообще . Суп и без него очень даже вкусный. Может быть, всегда именно от перца люди горячатся, – продолжала она, очень довольная, что ей удалось открыть новое правило, – а от уксуса они киснут
– а от горьких лекарств – огорчаются, а… а от сладостей дети становятся просто конфетками! Хорошо бы взрослые знали это ; тогда они не были бы так скупы на сей счет, уж наверное…»
Она совсем забыла о Герцогине и слегка вздрогнула, когда услышала ее голос возле уха:
– Ты о чем-то думаешь, дорогая, и это заставило тебя забыть о беседе. Прямо сейчас я не могу сказать тебе, какая мораль отсюда следует, но я скоро вспомню.
– Может быть, никакой, – рискнула заметить Алиса.
– Что ты, дитя! – сказала Герцогиня. – Из всего на свете следует мораль, ее лишь нужно уметь найти, – говоря это, она все плотнее прижималась к Алисе.
Алисе не слишком понравилось такое сближение; во-первых, потому, что Герцогиня была чрезвычайно уродлива, а во-вторых, потому, что она была как раз подходящего роста, чтобы положить свой подбородок Алисе на плечо, а это был ощутимо острый подбородок. Тем не менее, Алисе не хотелось быть грубой, так что она терпела это, как могла.
– Кажется, игра пошла получше, – сказала она тем временем, дабы хоть немного поддержать разговор.
– Истинно так, – сказала Герцогиня, – и отсюда мораль: «Любовь, любовь вращает этот мир!»
– А кто-то говорил, – прошептала Алиса, – что это делают те, кто не лезут не в свое дело!
– А, ну это, по сути, одно и то же, – сказала Герцогиня, все глубже вонзая подбородок в алисино плечо, и прибавила, – а отсюда мораль – «Заботься о песне, а ноты придут сами».[ 28 ]
«Как она любит во всем находить мораль!» – подумала про себя Алиса.
– Ты, наверное, думаешь, почему я не обниму тебы за талию, – сказала Герцогиня после паузы, – дело в том, что у меня есть сомнения насчет нрава твоего фламинго. Следует ли мне попытаться?
– Он может ущипнуть, – осторожно ответила Алиса, совершенно не заинтересованная в подобной попытке.
– Совершенно верно, – сказала Герцогиня, – и фламинго, и горчица щиплются. А отсюда мораль – «Видно птицу по полету».
– Вот только горчица – не птица, – заметила Алиса.
– Верно, как обычно, – сказала Герцогиня, – как ты ясно расставляешь все по местам!
– Это минерал, я думаю , – продолжала Алиса.
– Конечно же, – сказала Герцогиня, готовая, похоже, соглашаться со всем, что скажет Алиса, – тут рядом большая горчичная шахта, ее взрывали минами. А отсюда мораль – «у меня прибудет, у тебя убудет.»
– Ой, вспомнила! – воскликнула Алиса, не обратившая внимания на эту последнюю реплику. – Это овощ. Она не похожа, но она овощ.
– Я совершенно с тобой согласна, – сказала Герцогиня, – и отсюда мораль: «Будь тем, чем хочешь казаться» – или, проще говоря, «Никогда не воображай, что ты отличаешься от того, что может показаться другим, что ты являешься или можешь являться не иначе как тем, чем тебе следует казаться им в противном случае.»
– Думаю, я бы лучше это поняла, – сказала Алиса очень вежливо, – если бы записала; а так я не совсем уследила за вами, когда вы говорили.
– Это еще пустяки по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если б захотела, – ответила польщенная Герцогиня.
– Прошу вас, не затрудняйте себя более длинными фразами, чем эта, – сказала Алиса.
– Ах, о каком затруднении ты говоришь! – воскликнула Герцогиня. – Я дарю тебе все, что сказала до этого.
«Дешевенький подарок! – подумала Алиса. – Хорошо, что на день рожденья такие не дарят!» Однако она не осмелилась сказать это вслух.
– Снова задумалась? – спросила Герцогиня, вновь вонзая свой острый маленький подбородок.
– Я имею право думать! – резко ответила Алиса, ибо это уже начало ее раздражать.
– В той же мере, – ответила Герцогиня, – в какой свиньи имеют право летать, а мор…
Но тут, к великому удивлению Алисы, голос Герцогини пресекся прямо на середине ее любимого слова «мораль», и рука, которую она переплела с алисиной, задрожала. Перед ними, скрестив на груди руки, стояла Королева, хмурая, как грозовая туча.
– Чудесный денек, ваше величество! – начала Герцогиня тихим, слабым голосом.
– Предупреждаю по-хорошему, – завопила Королева, топая ногой, – или здесь не будет тебя, или у тебя не будет головы, и немедленно, нет, вдвое быстрее! Выбирай!
Герцогиня выбрала и моментально исчезла.
– Продолжим игру, – сказала Королева Алисе; Алиса была слишком напугана, чтобы сказать хоть слово, так что поплелась следом за ней обратно на площадку.
Остальные гости, воспользовавшись отсутствием Королевы, отдыхали в тени; однако, едва завидев ее, они поспешили вернуться к игре, в то время как Королева спокойно заметила, что малейшее промедление будет стоить им жизни. Пока шла игра, Королева все время ссорилась с остальными игроками и кричала «Отрубить ему голову!» или «Отрубить ей голову!»
Приговоренных ею брали под стражу солдаты, которые, разумеется, уже не могли при этом служить воротцами, так что где-то через полчаса воротцев больше не осталось, и все игроки, кроме Короля, Королевы и Алисы, были под арестом и ожидали казни.
Тут Королева остановилась, порядком запыхавшись, и спросила Алису: – Вы уже видели Якобы Черепаху?
– Нет, – ответила Алиса, – я даже не знаю, что это такое.
– Это то, из чего варят якобы черепаховый суп,[ 29 ] – сказала Королева.
– Ни разу такого зверя не видела, и даже не слышала о таких, – сказала Алиса.
– Тогда пошли, – сказала Королева, – и он сам расскажет свою историю.
Когда они отходили, Алиса услышала, как Король тихо сказал, обращаясь ко всей компании: «Вы все помилованы». «О, вот это здорово!» – сказала она себе, ибо чувствовала себя совсем несчастной из-за количества назначенных Королевой казней.
Очень скоро они подошли к Грифону, который спал, лежа на солнышке. (Если вы не знаете, как выглядит Грифон, посмотрите на картинку.[ 30 ]) «Вставай, бездельник! – сказала Королева, – И отведи эту юную леди повидать Якобы Черепаху и послушать его историю. А мне нужно вернуться и присмотреть за кое-какими казнями, которые я назначила», – и она пошла прочь, оставив Алису наедине с Грифоном. Алисе не слишком понравился вид этого существа, но подумала, что оставаться с ним уж во всяком случае не опаснее, чем идти за этой бешеной Королевой, так что она решила подождать, что будет.
Грифон сел и потер глаза; затем он смотрел вслед Королеве, пока она не скрылась из виду; затем издал сдавленный смешок.
– Вот потеха! – сказал Грифон не то себе, не то Алисе.
– Что – потеха? – спросила Алиса.
– Да она, – сказал Грифон. – Это все ее выдумки; они тут никогошеньки не казнят, понимашь. Пошли!
«Все здесь только и говорят 'пошли'! – подумала Алиса, неспешно шагая следом за Грифоном. – Никогда в жизни мною еще так не командовали, никогда!»
Им не пришлось идти далеко, прежде чем они увидели вдалеке Якобы Черепаху. Одинокий и печальный, восседал он на небольшом выступе скалы, и, когда они подошли ближе, Алиса услышала, как он вздыхал, словно у него разрывалось сердце. Ей стало очень жалко его.
– Что у него за горе? – спросила она Грифона, и тот ответил почти теми же словами, что и в прошлый раз:
– Это все его выдумки; ничегошеньки у него не горе, понимашь. Пошли!
И они подошли к Якобы Черепахе, который посмотрел на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал.
