– Подожди, подожди… Ты ее упрекнула в том, что она живет за твой счет?
– Да я ей просто напомнила об этом!
И тут Марина так посмотрела на Ларку, что той отчего-то вдруг стало страшно.
– Что ты на меня так смотришь! – не выдержала взгляда она.
– Как ты могла? – дрогнувшим голосом спросила Марина.
Ларка хотела было возмутиться, подробно объяснить подруге, что Анька сама во всем виновата, раз живет у нее и за счет ее родителей, а потому и не имеет никакого права жаловаться на то, что Ларка решает, когда и что им делать. Хотела по привычке доказать Марине, что она, Ларка, права, что она имела полное право сказать так Аньке. Но… что-то ее остановило.
Они давно уже дошли до своего двора, стояли теперь у Ларкиного подъезда, у скамейки, но почему-то не садясь на нее.
– Ты понимаешь, как ты ее обидела? – спросила Марина.
– А что обижаться-то?..
– А ты не понимаешь?
– Раз ты такая умная – объясни, – буркнула Ларка.
– А я объясню! Я тебе объясню, как живет Анька. Только давай не будем стоять у подъезда, а то холодно, пойдем прогуляемся. – И они двинулись вдоль дома.
Марина продолжила:
– У нее же дома ужас-ужас-ужас какой творится. Мама постоянно скандалы начинает, кричит на папу. А когда его дома нет – на Генку с Люськой. Генка тоже в долгу не остается. А Люська на Аньке, как на самой младшей, отыгрывается. Слышала бы ты, какими словами она ее поливает! «Уродина» и «дебилка» – это еще самые мягкие из них. А живут они в двухкомнатной квартире все. Ты хотя бы раз задумывалась, как они там размещаются? А ты задумайся! В одной комнате – Генка с Люськой, в другой, в большой, где мы все собирались, когда вечеринка была, – ее родители. Как ты думаешь, где Анька живет? На кухне. Видела, там диванчик стоит? Малю-у-усенький такой. Ума не приложу, как она на нем помещается. Но ведь это не жизнь! Ведь на кухню все постоянно ходят. Там невозможно побыть одной. Даже уроки толком сделать нереально. Вот ты вынудила ее вечеринку организовать, чтобы со своим Забелоцким позаигрывать, а знаешь, чего ей это стоило? Ведь они же бедно живут. Анька от стыда умирала, когда кто-нибудь на мебель или на стены смотрел. Или спрашивал: «А где твоя комната?» А ведь она весь вечер улыбалась! Веселилась сама, веселила других. Железная выдержка. Ты все еще думаешь, она от хорошей жизни у тебя постоянно болтается? Думаешь, ей приятно быть нахлебником? А я видела, как она у вас дома старается: и посуду помоет, и полы, и ванную с туалетом, пока родителей дома нет. А ты потом что родителям говоришь: кто это помыл?!
– Да кто ты вообще такая, чтобы мне про мою Аньку рассказывать?! Я с Анькой с первого класса знакома. Мы – подруги! А ты кто?! – не выдержала Ларка. – И вообще… Вообще! Я никогда не говорю, что это я помыла! Я честно говорю: мы вместе… ну… я, а Анька мне помогала…
– Кто я такая?! – опешила Маринка.
…И тут вдруг неожиданно рядом с ними оказался проходящий мимо… Забелоцкий:
– Клязьмина, ты что на мою Филимонову наезжаешь! Ата-та! Смотри у меня! – тут же вмешался он.
Ларка даже испугалась, уставилась на него во все глаза. И ничего не смогла сказать.
А Маринка среагировала:
– Что за угроза: «Смотри у меня!» Сам у себя смотри!
И тут вдруг Ларку накрыла – она физически ощутила это! – волна стыда. Ужасного, невыносимого, едкого, как серная кислота, стыда. Ей захотелось немедленно, сию же секунду провалиться куда-нибудь в земную мантию, поближе к ядру. Или испариться. Просто перестать существовать. Да еще и Забелоцкий этот, подвернувшийся так не вовремя…
– Прости, что я это тебе говорю… – Когда школьный красавец ушел, Марина взяла себя в руки и даже стала оправдываться: – Ты же знаешь, я же бестактная, что думаю, то и говорю, а тут – как не сказать… В общем, постарайся понять Аньку…
Ларка остановилась и закрыла лицо руками.
– Ты что, правда не знала, как Анька живет?
Ларка и знала, и не знала.
Анька никогда к себе в гости не звала. О родителях и Генке с Люськой говорила очень редко. Ларка чувствовала, что подруга не хочет распространяться о своих семейных тайнах, а потому и не лезла с расспросами. А если честно, то не очень-то ее и волновали Анькины проблемы с родителями. Она принимала как данность: подруге дома плохо – она проводит время у нее. Точка. Что еще нужно расспрашивать, выяснять?
– А я у нее дома была. И она мне много чего рассказывала… – вздохнула Маринка. – Анька у нас – героиня! Я бы давно свихнулась от такой жизни. А она ничего, держится, да еще и шутит всегда, смеется. Поступать собирается на психолога, чтобы научиться самой жить по-другому, а потом всех остальных научить. Собирается в Питер ехать, чтобы общагу дали и чтобы больше никогда с родителями не жить. Только боится, что не сможет поступить в Питер. Все-таки там конкурс больше, а она за ЕГЭ так переживает. Говорила, что мечтает с репетиторами позаниматься, только где же ей на это денег взять?..
Ларка по-прежнему стояла, закрыв лицо руками в колючих шерстяных рукавичках. Лицо ее пылало. Отнять руки, посмотреть на Марину она не могла. В голове бешено скакали мысли.
«Как же я могла так ей сказать? Как же я могла ее попрекнуть куском хлеба? Как я могла не знать, не замечать, как ей плохо? Как мне теперь общаться с Мариной? Как мне помириться с Анькой? Как мне вообще жить на свете?..»
– Да ладно, че там… – неловко толкнула ее в бок Маринка. – Ну… сморозила ты глупость…
– Мне так стыдно… – прошептала Ларка. – Я не чудо, я – чудовище…
– От стыда не умирают. Попроси у Аньки прощения. Она добрая, она простит.
Глава 11
Почему в школе не учат общаться?
Ларка все поняла. Поняла, что она не права. Поняла, что она – жуткая эгоистка и говорит только о себе. Что она вообще не в состоянии заметить другого человека и, по большому счету, ей никто не интересен, кроме самой себя. Что для нее важно только чувствовать себя лидером, главной в отношениях, и она считает, что все должны ее слушаться. Что она не разговаривает, а командует. В общем, она поняла, что она – чудовище.
Что она ужасно, ужасно виновата перед Аней. Но упрямство – потому что Овен! – не давало ей рта раскрыть, попросить прощения. Ларка не могла признаться в том, что она – чудовище. Не могла признаться, что совершила ошибку. Что совершила даже не просто ошибку, а чудовищный, омерзительный, отвратительный поступок. Не могла сказать об этом даже лучшей подруге. Которая, наверное, мучилась и страдала.
Ларка и сама мучилась и страдала. Ей снова хотелось только одного: выключить телефон и спрятаться куда-нибудь в шкаф. Чтобы никто не видел ее позора. Чтобы никто не узнал, что она – такая. Что она сама чудовищная, омерзительная и отвратительная. «И зачем я вообще полезла в эти тесты?! Жила же себе нормально, ничего про себя не зная. Это все Анька виновата – со своей психологией!» И вот она уже злилась на ту, которую обидела. И все начиналось заново.
Да еще родители подливали масла в огонь: «А куда Аня пропала? А почему Аня не заходит? Вы поругались?» Не могла же Ларка рассказать им правду! Вот и приходилось врать и выкручиваться. И это тоже было ужасно.
А Аня в школе вела себя с ней ровно. Общалась. Даже переменки проводили они с виду, как и прежде, втроем. Разговаривали об учебе. О предстоящем выпускном. О чем-то простом, не личном. Но таким холодом веяло от Ани на Лару, что она каждой клеточкой своего тела чувствовала эти самые «личные границы». Как будто Китайская стена, по которой всадники шеренгой по четыре человека проехать могут, пролегла между ними. Ларка чувствовала эту границу и не могла перейти. Даже приблизиться не могла.
По привычке уже влезла в Интернет и перечитала все, что смогла найти, про личные границы. Сидела потом и размышляла. И вдруг поняла, что все кругом только и занимаются тем, что нарушают личные границы друг друга.
Родители постоянно вмешиваются в дела детей. Копаются в их комнатах, сумках, телефонах. Постоянно требуют отчета: где, с кем, зачем была, кто звонил, что сказал. Пытаются контролировать каждый шаг, каждый вздох. Стараются все решать за детей: что носить, какую музыку слушать, с кем общаться. Совершенно не давая им повзрослеть. Ощутить себя личностью. Целой личностью. Уверенной в себе. Независимой.
Ларка поняла, что она абсолютно не представляет себе, что она должна позволять родителям, а с чем бороться. Как будто ей снова пять лет и она понятия не имеет, что такое хорошо, а что такое плохо. «Вам подскажут ваши чувства, – уверял Интернет, – когда нарушают ваши границы, вы злитесь или вам неприятно». Стоило Ларке это прочитать, как все действия родителей стали неприятны и она начала злиться.
«Человек, чьи личные границы с детства нарушались, не может научиться их отстаивать, он их не ощущает, а потому позволяет другим нарушать их, но и сам в ответ постоянно нарушает чужие границы», – говорил Интернет. А Ларке так не хотелось признавать, что и она постоянно нарушала границы Ани. Что она все время настаивала, давила, приказывала, вынуждала, заставляла ее вести себя так, как ей было удобно. Выдавала свои желания за их общие. Свою радость – за общую.
