дороге запылили обратно к станции вчерашние машины. Праздник, повидимому продолжавшийся всю ночь, окончился.
Рыболовы грустно переглянулись. Один раз представилась им возможность погулять на колхозном празднике, но и ту они упустили!
Петя шагал впереди в покоробившейся фуражке, торчавшей на самом затылке, в помятых брюках, которые, высохнув, стали ему коротки. Саша подумал, что, наверно, и он выглядит таким же смешным.
Тропка вилась среди поля и вывела ребят на бугор. Перед ними, до самого горизонта, блестело на солнце озеро. На ближнем его берегу лежало село, огни которого ребята видели с реки.
Перед селом был большой фруктовый сад, где-то вдали сливающийся с лесом. Лесу этому не было конца — он опоясывал озеро и уходил далеко за горизонт. Справа петляла та самая речка, на берегу которой они начали свой отпуск. С холма видны были новая плотина и поднятые вверх новые деревянные шлюзные ворота, из которых пенным потоком рвалась вода.
Русло речки, которое ребята недавно видели обмелевшим, постепенно опять заполнялось водой. Должно быть, за ночь водоем гидростанции был заполнен до предела, и теперь электрики снова позволили реке бежать по старому пути, к большому озеру. Уже все черные ямы были заполнены, скрылись прибрежные коряги, опять заблестели водоросли.
Если бы на ботинках ребят не было следов черного донного ила, им трудно было бы поверить, что всего лишь какой-нибудь час назад они видели дно этой реки.
А река словно хотела оправдать свое название — Вертушинка — и вертелась и пенилась, опять дразня рыболовов и суля им «настоящий клев».
— Может, вернемся? — испытующе спросил Саша.
— Куда?
— Поудим?
— Какая сейчас тут рыба! Она вся в озеро отстаиваться ушла! — не чувствуя подвоха, простодушно ответил Петя.
— А если бы не ушла, ты бы так и остался на речке?
— Ну и что же?
— А то, что надо людьми заниматься, а не рыбой! — сердито ответил Саша и зашагал вперед.
— Да ведь я ничего не говорю… — примирительно забормотал Петя и пошел за ним.
Вскоре они подошли к саду. Коренастые, раскидистые яблони стояли у самого проселка. Сад не был даже обнесен забором. Саша остановился, любуясь золотисто-розовыми яблоками-скороспелками, которые оттягивали ветви чуть не до земли.
— Мичуринские, наверно. Смотри, как рано созрели!
— А сад-то совсем без надзора. — Петя протянул было руку к дереву.
— Оставь! — рассердился Саша. — А вдруг где-нибудь рядом сторож!
Петя отдернул руку.
Пройдя шагов двадцать, они увидели среди яблонь шалаш, возле которого дремал старичок. Старичок сидел на обрубке дерева, над его головой висело ружье. А поближе к дороге на столбе висел плакат с надписью:
ПРОХОЖИЙ! МОЖЕШЬ СОРВАТЬ ЯБЛОКО
С ПРИДОРОЖНЫХ ДЕРЕВЬЕВ,
НО НЕ ЛОМАЙ ВЕТКИ.
ЯБЛОКО ВЫРАСТИТЬ ЛЕГКО, ЯБЛОНЮ — ТРУДНО.
— Вот это да… — удивился Петя. — Как здорово! Хочешь съесть яблоко — пожалуйста!
— А сторож зачем же? — кивнул Саша на шалаш.
— А это — чтобы в людях капиталистические пережитки не разыгрывались! — пояснил Петя и сорвал два яблока — себе и Саше.
Саша еще раз оглянулся на шалаш, но старик продолжал дремать.
— Нет, Сашок, тут все правильно. То, что я сорвал яблоко, колхозу не убыток, а вот если настоящий вор вздумает поживиться колхозным добром, ну такого можно и ружьем постращать. А ты знаешь, на новых лесных полосах деревья сажают вперемежку с фруктово-ягодными. О ком заботятся? О нас!
— Почему это о нас?
— Ведь мы при коммунизме жить будем!
Саша не успел-ответить. Из сада выплыла длинная мажара — телега с деревянным коробом, — на которой навалом были насыпаны те же сладко пахнущие розовато-золотые яблоки. На мажаре сидел возчик, похлестывавший лошадку кнутом. Выехав на проселок, лошадка побежала рысью. Дорога шла под откос.
Вдруг из придорожных кустов раздался молодецкий свист, испуганная лошадь поскакала, и с мажары градом посыпались яблоки, поднимая с дороги фонтанчики пыли. Из кустов и из глубокой канавы, как из засады, выскочила ватага ребят в белых рубашках и синих трусах и накинулась на яблоки.
Возчик далеко внизу грозился кнутом и что-то кричал, но не мог остановить лошадь. По дороге катился клубок пыли — это ребята собирали добычу.
Петя и Саша переглянулись и бросились вперед. Но едва они приблизились, как ребята разбежались. На дороге остался лишь один мальчик лет восьми, у которого не было ни единого яблока. Слезы обиды текли по его запыленному лицу. Остальные скрылись в лесной полосе, и только шелест ветвей свидетельствовал о том, что сорванцы еще тут.
— Вот тебе и воспитание! — воскликнул Саша и обратился к малолетнему правонарушителю: — Ну, что плачешь? Отколотили? Или обидно, что яблок не досталось? Как тебя зовут?
" Парнишка засопел, растер по щекам пыль, смешанную со слезами, поглядел исподлобья и ответил:
— Я не плачу. Меня не колотили. Яблоки Ленька забрал. Я из детдома. Боря.
— Смотри. пожалуйста, в каком порядке отрапортовал! — усмехнулся Петя.
А Саша так и замер. Какой Ленька? Неужели его братишка пускается на такие проделки?
— Объясни, зачем вы это сделали? — строго спросил Саша. — В саду висит плакат — каждому разрешается сорвать яблоко, — зачем же вы на возчика напали?.
— Мы не нападали. Это Ленька нас уговорил отомстить председателю.
— Председателю? — удивился Петя. — Постой, постой, Сашок, тут, кажется, у кого-то и в самом деле не хватает сознания… За что же вы ему мстить собрались?
— Как же! Все наши ребята в саду работали, а когда скороспелка созрела, ее на базар возят, нам-то в детдом ни одного яблока не дали.
— Ну что ты, Саша! По-моему, они правы.
— Нет, не так надо воспитывать детей! Я бы этому Леньке уши оборвал сначала, а уж потом стал разбираться, кто прав, кто виноват.
— Оборви, оборви, мальчик! — вдруг просиял Боря. — Вон он, Ленька, под кустом сидит. Он больше всех яблок набрал.
— А ну, озорники, вылезайте сюда! — скомандовал Саша. — Не бойтесь, бить не станем.
На призыв никто не откликнулся.
Саша повторил:
— Вылезайте! Кто тут Ленька?
Вдруг пронзительный визг «Са-аша-а!..» раздался в кустах, и оттуда вылетел синеглазый, с коротким носиком, коренастый парнишка. Не добежав до Саши, он крикнул:
— Ребята, это мой брат! — и повис на шее у Саши, ощупывая его руками, словно не веря, что это действительно его долгожданный, родной, единственный брат.
Из кустов высыпала вся ватага. Их было человек десять, от восьми до двенадцати лет. Ребята приближались с опаской.
— Ну, здравствуйте, здравствуйте! — приветствовал их Саша, пытаясь унять свое волнение от неожиданной встречи с братом.
Лучше было бы нм встретиться где-нибудь наедине. Тогда Саша и потрепал бы братишку за вихры и поцеловал бы его,
