бы подумать… – Она запнулась, обрывая себя же улыбкой. – Но нет, конечно. Все свое, все натуральное, правда же? – Она подцепила пальцем прядь моих волос. – Ты же их не завиваешь?
Я осторожно мотнула головой.
– Мне нравится твой образ. Очень нежный. Очень невинный, даже наивный. Думаю, на такой типаж найдется… отличная роль. В ней что-то есть, да? – Ла’Гарда обернулась к мужчине.
– Посмотрите на ее баллы. – Вместо ответа он протянул ла’Гарде свой порто-визор.
– Сколько? Ничего себе. – Она развернулась ко мне с улыбкой. – Восемь тысяч четыреста девяносто баллов. А ты целеустремленная, да?
Я куснула губу:
– Но у меня должно быть восемь тысяч пятьсот сорок три балла…
– Ну, милая… Может, сегодня утром у тебя столько и было. Но ты, я смотрю, почему-то даже не отметилась на входе. И комм твой…
Ла’Гарда подхватила прохладными пальцами мое запястье и провела по экрану моего браслета.
– Сел? Ну да, ты бледновата. С таким цветом лица свежий воздух нужен как… воздух.
Она мягко, но без особого дружелюбия улыбнулась своей собственной шутке, а я мучительно подсчитывала цифры. Как с меня сняли пятьдесят три балла, за что? Неужели это все простой выключенного комма, который в норме должен быть включен всегда?
– Разберись, – бросила она мне, кивнув на браслет.
Да уж разберусь… Я сжала руки в кулаки. Так за пару дней у меня не останется ни балла.
– Смотрите, – позвал ла’Гарду мужчина. – На нее уже разместили ставку.
Какую еще ставку?
– Покажи.
Ла’Гарда взяла порто-визор из его рук и огладила экран:
– Но я выслала ее дело всего минуту назад. И уже?.. Неплохо. Я бы даже сказала, очень неплохо. Так. А это что?
Она двигала какие-то строки на порто-визоре, но мне было ничего не разглядеть.
– Приютская, значит. Так. А тут что?..
Ла’Гарда задержала взгляд на одной из строк, потом обернулась ко мне:
– Где твой отец, солнце?
Я распрямилась:
– У меня его нет.
– Я вижу. – Она качнула порто-визором. – В твоем личном деле пробел. Так не бывает. Если бы твоя мать нагуляла тебя без брака, ей пришлось бы от тебя избавиться.
Я стиснула зубы. Да какое ла’Гарде дело? Неужели для съемки на плакаты все это важно?
– Мой отец умер от тетры. Мне не было и года.
– Ах, умер от тетры. Интересно.
Ничего интересного я в этом не находила, но ла’Гарда отвернулась и вопросов больше не задавала.
– На нее еще две ставки, – объявил мужчина.
– Покажи. Да чтоб тебя… А это уже любопытно. Неужели сиротки и обездоленные снова в моде? Странно. Я думала, слезовыжималками уже никого не удивишь. Или дело в баллах? Да, баллы, конечно, очень неплохие… А что, если подогреть интерес еще немного? Поднимем архивные версии ее дела… – Ла’Гарда отвернулась и прошлась вперед-назад. – Да-да, отличная идея… Покопаемся в архиве… Отца нужно найти. А если нет, подашь ее на срочное удочерение. Срочное, понял?
Помощник кивнул.
– Приютская брошенка – это очень трогательно, но новая семья – это еще лучше… Да-да, именно так. Срочно найдем ей новую семью. Тогда и цена возрастет.
Ла’Гарда ходила по залу. «Приютская брошенка», «сиротка», «слезодавилка»… Какого терминала? А цена – какая еще цена? Цена чего?
Сверкнула линзой повернутая камера, и я поняла, что на меня уже никто не смотрит.
– Прошу прощения, – сказала я вежливо, но очень твердо. – Я бы не хотела, чтобы вы всем этим занимались. Я пришла на отбор и совершенно не нуждаюсь в помощи. Мне не нужна новая семья.
Еще позавчера я ждала выздоровления мамы и мечтала о том, как мы переедем в комнату получше. Вчера я ночевала на койке в спальне среди других сирот. А что сегодня? Новая семья еще до прощания со старой, и все это для того, чтобы «подогреть» какой-то там интерес? Какого терминала они вообще творят?
Ла’Гарда развернулась ко мне, и, прежде чем она могла бы что-то сказать, я осторожно добавила:
– Я очень благодарна за то, что вы рассмотрели мою кандидатуру. Но я не очень понимаю, как связаны моя потенциальная роль и мое семейное положение…
Ла’Гарда чуть наклонила голову набок, и мне вдруг стало холодно.
– Милое мое солнышко…
Она подошла и при мне развернула на визоре мое личное дело. Нажала на какую-то кнопку, и счет на экране мигнул.
– Минус пятьдесят баллов.
– Но…
Не сводя с меня взгляда, она нажала на еще одну кнопку, и счетчик мигнул снова.
– Еще сто. Хочешь поспорить? У тебя неплохие баллы, и потому ты здесь. Но что будет дальше, зависит не от них. Ты шла на десять тысяч до Распределения? Могу скинуть сразу тысячу. Ни у кого из нас здесь уже нет выбора. Дело решенное. Под твои истерики тут подстраиваться не будут. Поняла?
Я закрыла рот и машинально кивнула. Сто пятьдесят баллов штрафа на пустом месте… «Истерики»… Я же старалась звучать как никогда вежливо!
– Молодец. А теперь свободна.
Ла’Гарда, махнув рукой, отвернулась, а потом, не оборачиваясь, бросила:
– С тобой свяжутся. И почини свой комм. Не явишься или опоздаешь на съемку – обнулю.
ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ПРИХОДИЛА нередко – раз в неделю, а иногда и чаще. Но так сильно голова у Ниила не раскалывалась уже давно. Он уже пожалел, что потратил столько сил на встречу с девчонкой в переулке, а теперь лежал на продавленном матрасе, уставившись в проеденный влагой потолок, и боялся пошевелиться.
Он знал, что к полудню нужно будет отсюда двигать. Он бы и не остался тут на ночь: эти убогие кварталы на окраине столичных руин его угнетали. Но он застрял здесь вчера из-за того, что провозился в Ционе с девчонкой. Пришлось запереться и сидеть тихо, пока патрули Пустых маршировали мимо, слепо шаря по его цифровым защитам. Здесь же Ниил провел и ночь, и все утро, когда Пустые уже ушли. Они вернутся на очередной регулярный обход после полудня, и оставаться здесь не стоит – таково правило. Чтобы обводить Пустых вокруг пальца и дальше, сидеть на месте нельзя. Но пока время есть.
Боль не утихала, но Ниил держался до последнего. На прошлой неделе он обобрал последнюю аптеку в Золотом квартале у самой стены Циона, но лекарств с неистекшим сроком годности ему больше не попадалось. С войны прошло больше полутора веков, и иногда он еще находил «вечные» порошки, которыми так славилась империя, но и они теперь подошли к концу. В аптеках теперь царствовали лианы кудзу –
