выглядят мудрые люди. С него хоть сейчас можно было лепить бюст, какие обычно украшают парадные холлы университетов.
– Король сегодня с трудом поднялся с постели, – сказал Падрубель своим приятным голосом, – но в принципе и не тяжелее, чем обычно. Он должен с минуты на минуту появиться.
И в этом придворный медик Падрубель тоже оказался прав, как и в своём недоверчивом отношении к Рабанусу Рохусу. Драгоценно украшенные створки двери королевской спальни распахнулись, и один из королевских слуг возник на пороге.
– Король Килиан Последний! – возвестил он, как будто это не было очевидно, ибо из коридора уже можно было видеть, как приближается, еле волоча ноги и опираясь на своего лейб-слугу, король Килиан, одетый в охотничий камзол.
По ощущению Рабануса Рохуса им требовалась ещё целая вечность, чтобы доковылять до порога. Но вот Килиан вышел, стоя между двумя своими слугами. Он был низенький и кругленький, носил светлый рыжеватый парик, и ему уже подрумянили его отвислые бледные щёки краской, добытой из жесткокрылых насекомых.
Король Килиан поднял глаза, чтобы тут же снова опустить веки. Затем его губы беззвучно зашевелились, а подбородок упал на грудь.
– Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ПЛОХО! – гаркнул в то же мгновение лейб-слуга Килиана, рослый крепкий парень с необычайно большими ушами, благодаря которым он способен был уловить всё, что говорил король. А говорил он из-за своей глубокой меланхолии еле слышно, так что никто, кроме лейб-слуги, его не понимал. И так повелось при дворе, что лейб-слуга переводил неслышный лепет Килиана на внятный крик. – Я ДУМАЮ, МОЙ НЕДУГ НЕ ПОЗВОЛИТ МНЕ СЕГОДНЯ СКАКАТЬ НА ОХОТУ, ВЫСОКОЧТИМЫЙ ПАДРУБЕЛЬ! – прокричал лейб-слуга Килиана, вытянувшись в струнку и ни на кого не глядя, в том числе и на придворного медика, имя которого Килиан Последний только что вышептал. – О БОЖЕ МОЙ! Я ДОЛЖЕН НЕМЕДЛЕННО ЛЕЧЬ! – продолжал выкрикивать лейб-слуга. – Я СЕГОДНЯ ТАК СЛАБ! – Лейб-слуга откашлялся и после этого крикнул особенно громко: – ТАК СЛАБ!
Тут вы, наверное, ожидаете, что король развернулся, чтобы залечь в подушки в своих покоях, однако никто из присутствующих на это даже не рассчитывал, а меньше всего сам король Килиан. Он привык, что его переубедят, и всегда подчинялся, что редко встречается среди королей. Ведь король Килиан Последний был не столько король, сколько в первую очередь пациент.
– Выезд на охоту будет вам полезен, ваше величество, – сообщил ему придворный медик Падрубель. – Как ваш лейб-доктор я вынужден настаивать на этом.
Килиан ответил усталым, едва заметным кивком. Ведь всё шло как тщательно отрепетированный спектакль, который повторялся из раза в раз, когда нужно было ехать на охоту. Король Килиан протестовал, но протест всякий раз был подавлен. Слуги мягко потянули его во двор, где привычными приёмами водрузили верхом на коня.
– О БОЖЕ МОЙ! БЕДНЫЙ КОНЬ! – ревел лейб-слуга, всовывая уздечку в руки короля. – Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО КОНЬ НЕ ХОЧЕТ ЕХАТЬ НА ОХОТУ, КАК И Я.
И с этими словами вся процессия под звуки рожков потянулась со двора: придворный чародей Рабанус Рохус, придворный медик Падрубель, слуги и король, с несчастной миной и сползшим париком свисавший со своего богато украшенного седла.
Седьмая глава,
в которой и короля, и Родриго Грубиана охватывает ужас – хотя и по разным причинам
В то же самое время, хотя и в другом месте, рыцарю-разбойнику Родриго Грубиану было не лучше, чем королю Килиану. Потому что насколько королю Килиану не хотелось садиться на своего коня, настолько же Родриго Грубиану не хотелось садиться в кукольный вагончик Диков.
Как вы уже знаете, рыцарь-разбойник никогда никуда не выезжал. Поэтому, до того как попугай принудил его к внезапному отъезду, он и не имел представления, с какими опасностями сопряжено такое путешествие.
Во-первых, тревога за крепость Гробург, которую Родриго должен был покинуть очертя голову. Полил ли он кактусы? А скелеты из гипса на скалистой тропе – в достаточно ли устрашающем состоянии они находятся? А не полил ли он кактусы в спешке больше, чем надо? А что с воротами? Запер ли он их? Или скорее нет?
Родриго Грубиан уже готов был просить маленького пёстрого попугая слетать назад и всё проверить. Но потом вспомнил про Малыша и про то, что им надо спешить, чтобы удержать Малыша от совершения опасного преступления, и отказался от этой мысли. Однако под ржавым шлемом с расшатанным забралом, которое, к досаде Родриго, падало на лицо в самые неподходящие моменты, у него выступили на лбу капли пота. Ворота! Теперь он уже был уверен, что забыл их запереть. И это при том, что взломщиков он боялся едва ли не сильнее, чем грабителей с большой дороги в Страхопуще!
Он поднял забрало, которое снова с грохотом упало, и смотрел из окна кукольного вагончика на пробегающий мимо лес, где за каждым деревом, как он полагал, таилась банда разбойников. Потом посмотрел на попугая Сократа, зарывшегося в толстую книгу историй, не обращая внимания ни на выбоины, ни на корни деревьев, о которые спотыкалась повозка папы Дика.
Это и впрямь была беспокойная поездка, и Родриго Грубиан боялся – и это был уже второй или третий его страх, – что его укачает в дороге. Кажется, из области его желудка поднималась сильная тошнота. В точности он этого не мог сказать, потому что его старые доспехи стали ему маловаты и жали во многих местах, из-за них трудно было определить, откуда исходит дурнота.
Доспехи он тоже выбирал в
